Кнут Гамсун - Виктория (пер. В. К.)
— Я не читалъ вашихъ произведеній, — сказалъ онъ. — Когда, мнѣ хочется читать, я перечитываю свои стихи, они хранятся въ моемъ столѣ. Послѣ моей смерти они должны бытъ напечатаны; я хочу, чтобы публика узнала, кѣмъ я былъ. Да, мы старые люди, не спѣшили сейчасъ же все нести въ печать, какъ дѣлаютъ теперь. За ваше здоровье!
Обѣдъ подходилъ къ концу. Хозяинъ дома постучалъ о стаканъ и поднялся. Его важное худое лицо было растрогано и на немъ свѣтилась радость. Іоганнесъ низко опустилъ голову. Его стаканъ пусть и никто не думалъ наполнить его; онъ наполняетъ его до краевъ и снова опускаетъ голову. Теперь начинается!
Онъ сказалъ длинную, прекрасную рѣчь, принятую съ радостнымъ шумомъ; помолвка была объявлена. Со всѣхъ сторомъ стола неслись добрыя пожеланія дочери хозяина дома и сыну камергера.
Іоганнесъ залпомъ выпилъ стаканъ.
Черезъ нѣсколько минутъ нервное состояніе его прошло и онъ успокоился. Шампанское успокоительно подѣйствовало на него.
Онъ слышалъ, какъ отвѣчалъ камергеръ, какъ кричали браво и ура и чокались стаканами. Одинъ разъ взглянулъ онъ на Викторію; она блѣдна, измучена и не поднимаетъ глазъ. Камилла, улыбаясь, киваетъ ему, и онъ отвѣчаетъ тѣмъ же.
Старыя учитель продолжалъ нашептывать ему сбоку:
— Какъ хорошо, какъ хорошо, когда двое молодыхъ людей полюбятъ другъ друга. Со мной этого не случилось. Я былъ молодой студентъ, богато одаренный и съ блестящей будущностью. У моего отца было старинное имя, большой домъ, состояніе, много, много пароходовъ. Я долженъ прибавить, что у меня были даже очень большія надежды. Она также была молода и происходила изъ хорошей семьи. Я пришелъ къ ней и открылъ свое сердце. Она мнѣ отказала. Можете вы это понять? Нѣтъ, она не хотѣла быть моей женой, сказала она. Тогда я сдѣлалъ, что могъ, я продолжалъ работать и велъ себя, какъ мужчина. Но вотъ наступилъ несчастный годъ, пароходы потерпѣли крушеніе, бумаги упали, однимъ словодъ, отецъ разорился. Что же я сдѣлалъ? Я продолжалъ вести себя, какъ мужчина. Теперь мнѣ не приходится ждать дѣвушку, о которой я говорилъ. Она пріѣзжаетъ и отыскиваетъ меня въ городѣ. Что ей было нужно отъ меня? спросите вы. Я былъ бѣденъ, я взялъ ничтожное мѣсто учителя, вся моя блестящая будущность была разбита и мои поэтическія произведенія лежали на столѣ, и теперь она пришла и сказала, что хочетъ быть моей женой!
Учитель взглянулъ на Іоганнеса и спросилъ:
— Понимаете вы ее?
— Но тогда вы отказали ей?
— А развѣ я могъ поступить иначе? Безъ средствъ, безъ будущаго, несчастный учитель, понимаете? Вѣдь я же не могъ согласиться. Но спрашиваю только: можете вы ее понять?
— А что же съ ней сталось потомъ?
— Господи, вы же не отвѣтили мнѣ на вопросъ. Она вышла замужъ за полковника. Черезъ годъ. За артиллерійскаго полковника. За ваше здоровье!
Іоганнесъ сказалъ:
— О нѣкоторыхъ женщинахъ говорятъ, что онѣ ищутъ предмета для своего состраданія. Если человѣку живется хорошо, то онѣ не любятъ его и считаютъ, что онѣ не нужны ему; когда я-же ему становится плохо, когда ему приходится гнуть спину, онѣ приходятъ къ нему и говорятъ: вотъ я.
— Но почему же она не хотѣла знать меня въ мои хорошіе дни? Передо мной открывалась блестящая будущность.
— Она хотѣла дождаться, когда вы упадете въ безсиліи. Богъ знаетъ, чего она хотѣла.
— Нѣтъ, я никогда не падалъ въ безсиліи. Никогда. Я былъ гордъ и отказалъ ей. Что вы на это скажете?
Іоганнесъ молчалъ.
— Можетъ-быть, и вы правы, — сказалъ старый учитель. — Клянусь Богомъ, вы правы, — вдругъ воскликнулъ онъ возбужденно и залпомъ осушилъ стаканъ. — Въ концѣ-концовъ, она вышла за стараго полковника; она ухаживаетъ за нимъ, заботится о немъ и — полная госпожа въ домѣ. Артиллерійскій полковникъ.
Іоганнесъ поднялъ глаза. Викторія держала въ рукѣ стаканъ и глядѣла прямо на него. Она высоко подняла стаканъ. Онъ чувствоваль, что сердце его дрогнуло, и тоже поднялъ стаканъ. Рука его дрожала.
Тогда она громко назвала по имени его сосѣда и разсмѣялась; она назвала имя учителя.
Іоганнесъ смущенно опустилъ стаканъ и нерѣшительно улыбнулся. Всѣ глядѣли на него.
Старый учитель былъ до слезъ тронуть дружескимъ вниманіемъ со стороны своей ученицы. Онъ разомъ выпилъ свой стаканъ.
— А теперь, — продолкалъ онъ, — я доживаю свой вѣкъ одинокимъ, неизвѣстнымь старикомъ. Таковъ мой жребій. Никто не знаетъ, что я переживаю; но никто не слыхалъ, чтобы я ропталъ на свою судьбу. Помните горлицу? Знаете ее? Развѣ не горлица, эта великая печальница, мутитъ свѣжую, холодную воду истрчника, прежде чѣмъ, напиться?
— Не знаю.
— Да, но это такъ. То же самое дѣлаю и я. Я разлученъ съ той, съ которой мечталъ прожитъ всю жизнь, но все-таки не такъ ужъ бѣденъ радостями. Но я омрачаю ихъ. Всегда и вѣчно я омрачаю ихъ. Такимъ образомъ, меня никогда не постигнетъ разочарованіе. Поглядите на Викторію. Она только что пила за мое здоровье. Я былъ ея учителемъ; теперь она выходитъ замужъ, и это радуетъ меня, я испытываю такое же чисто личное счастъе, какъ если бы она была моей ообственной дочерью. Можетъ-бытъ, мнѣ придется быть учителемъ ея дѣтей. Да, въ жизни есть еще много радости. Чѣмъ больше я думаю о томъ, что вы сказали относительно состраданія женщины, и о безсиліи, тѣмъ болѣе я убѣждаюсь, что вы правы. Ей Богу, вы правы, — виноватъ, на одну, минуту.
Онъ всталъ, взялъ стаканъ и пошелъ къ Викторіи. Онъ шелъ, нѣсколько пошатываясь и сильно согнувшись.
Было произнесено много рѣчей, говорилъ лейтенантъ, сосѣдній помѣщикъ поднялъ стаканъ и провозгласилъ тостъ за женщину, и за хозяйку дома въ частности. Вдругъ поднялся съ мѣста господинъ съ брилліантовыми запонками и назвалъ Іоганнеса. Онъ получилъ разрѣшеніе передать юному поэту привѣтъ отъ молодежи. Въ дружескихъ словахъ выразилъ онъ признательность и восхищеніе современной молодежи.
Іоганнесъ не вѣрилъ своимъ ушамъ. Онъ шепнулъ учителю:
— Это онъ говоритъ обо мнѣ?
Учитель отвѣчалъ:
— Да, онъ предупредилъ меня. Я долженъ былъ говорить о васъ, Викторія просила меня объ этомъ сегодня днемъ.
— Кто просилъ васъ объ этомъ?
Учитель пристально взглянулъ на него.
— Никто.
Во время рѣчи всѣ глядѣли на Іоганнеса, даже хозяинъ дома ласково кивнулъ ему, а супруга камергера поглядѣла на него въ лорнеть. Когда рѣчь кончилась, всѣ выпили стаканы.
— Отвѣчайте же ему, — сказалъ учитель. — Онъ обратился къ вамъ съ рѣчью. Слѣдовало бы подумать о старшихъ. Кромѣ того, я съ нимъ во многомъ не согласенъ. Совершенно не согласенъ.
Іоганнесъ взглянулъ черезъ столъ на Викторію. Она просила сказать рѣчь господина съ брилліантовыми запонками; зачѣмъ она это сдѣлала? Сначала она обратилась съ этой просьбой къ другому, уже съ утра думала она объ этомъ; зачѣмъ она это сдѣлала? Она сидѣла и глядѣла прямо передъ собою и лицо ея было безстрастно.
Глубокое, горячее чувство вдругъ затуманило его глаза, ему хотѣлось бы броситься въ ея ногамъ и благодаритъ ее, благодарить ее! Онъ сдѣлаетъ это позднѣе. Послѣ обѣда. Камилла болтала направо и налѣво и все лицо ея было озарено веселой улыбкой. Она была счастлива, ея семнадцать лѣтъ наполняли ее радостью. Она нѣсколько разъ кивнула Іоганнесу и сдѣлала ему знакъ, что онъ долженъ встать.
Онъ поднялся.
Онъ сказалъ короткую рѣчь, голосъ его звучалъ глубоко и взволнованно! На праздникъ, устроенный по случаю семейнаго торжества, былъ приглашенъ и онъ — человѣкъ совершенно посторонній. Онъ хочетъ поблагодарить тѣхъ, кто доставилъ ему этотъ пріятный случай, и того, кто сказалъ ему столько дружескихъ словъ. Онъ считаетъ долгомъ поблагодаритъ также все общество за благосклонное отношеніе къ рѣчи, обращенной къ нему, человѣку совершенно постороннему. Онъ понимаетъ, что приглашенъ сюда только какъ сынъ сосѣда.
— Нѣтъ! — вдругъ прервала его Викторія со сверкающими глазами.
Всѣ взглянули на нее, румянецъ заливалъ ея щеки, грудь волновалась. Іоганнесъ остановился. Воцарилось неловкое молчаніе.
— Викторія! — удивленно замѣтилъ отецъ.
— Продолжайте! — воскликнула Викторія. — Только какъ сынъ сосѣда; продолжайте же!
Глаза ея потухли, она безпомощно улыбнулась и покачала головой. Потомъ, обратившись къ отцу, она прибавила:
— Я только хотѣла поправитъ его. Онъ преувеличиваетъ. Нѣтъ, я не хотѣла мѣшать…
Іоганнесъ услышалъ это объясненіе и нашелъ исходъ. Сердце его сильно забилось. Онъ замѣтилъ, что мать Викторіи со слезами на глазахъ и съ невыразимой нѣжностью глядѣла на нее.
Да, онъ преувеличилъ, фрёкэнъ Викторія права. Она была такъ любезна, что напомнила ему о томъ, что онъ не только сынъ сосѣда, но и товарищъ дѣтскихъ игръ дѣтей замка, и этому послѣднему обстоятельству онъ, конечно, и обязанъ своимъ присутствіемъ на этомъ праздникѣ. Онъ еще разъ благодарилъ ее. Когда онъ жилъ дома, лѣсъ при замкѣ вмѣщалъ для него цѣлый міръ, за которымъ лежали невѣдомыя, сказочныя страны. Въ тѣ годы Дитлефъ и Викторія часто посылали за нимъ, чтобы онъ принялъ участіе въ поѣздкѣ или игрѣ — это лучшія воспоминанія его дѣтства. Позднѣе, вспоминая объ этомъ, онъ увидѣлъ, что эти часы имѣли для всей его жизни значеніе, котораго никто и не подозрѣвалъ, и если его произведенія дѣйствительно, — какъ было сказано, — производятъ иногда впечатлѣніе, то этимъ онъ обязанъ воспоминаніямъ дѣтства, которыя вдохновляютъ его; онъ переживалъ снова то счастье, которое доставляли ему товарищи его дѣтскихъ игръ. Поэтому-то они оказали большое вліяніе на его произведенія. Къ обычнымъ добрымъ пожеланіямъ обрученнымъ онъ хочетъ прибавить личную благодарность дѣтямъ замка за тѣ счастливые годы, когда ихъ ничто не раздѣляло, за тотъ короткій, веселый лѣтній день.
