Кнут Гамсун - Виктория (пер. В. К.)
Рѣчь кончилась, общество выпило, обѣдъ и разговори продолжались. Дитлефъ, обращаясь къ матери, сухо замѣтилъ:
— Мнѣ и въ голову не приходило, что это я написалъ его книги.
Но хозяйка дома не смѣялась. Она сказала, обращаясь въ дѣтямъ:
— Поблагодарите его. Это очень понятно; онъ росъ такимъ одинокимъ… Что ты дѣлаешь, Викторія?
— Я хотѣла въ благодарность послать ему съ горничной эту вѣтку сирени. Можно?
— Нѣтъ, — отвѣчалъ лейтенантъ. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Послѣ обѣда гости разошлись по комнатамъ, вышли на балконъ, нѣкоторые спустились даже въ садъ. Іоганнесъ сошелъ съ балкона и направился въ бесѣдку. Тамъ сидѣло нѣсколько мужчинъ, въ томъ числѣ и помѣщикъ, они курили и громко обсуждали денежныя дѣла хозяина. Имѣніе его было запущено, въ саду росла сорная трава, заборы были сломаны, лѣса повырублены: говорятъ, что ему трудно даже вносить проценты за страховку имущества.
— А во сколько оно застраховано?
Помѣщикъ назвалъ неслыханно крупную сумму.
Впрочемъ, въ замкѣ никогда не было недостатка въ деньгахъ и траты всегда были крупны… Что стоитъ, напримѣръ, такой обѣдъ! Теперь, вѣроятно, все опустошено, даже шкатулка съ драгоцѣнностями хозяина дома; ну, да денежки зятя поправятъ дѣла.
— А большое у него состояніе?
— О, у него такое огромное состояніе, что…
Іоганнесъ всталъ, пошелъ въ садъ. Навстрѣчу ему несся ароматъ цвѣтущей сирени, нарциссовъ, жасмина и ландышей. Онъ отыскалъ укромный уголокъ у стѣны и сѣлъ на камень, кустарникъ скрывалъ его отъ посторонняго взгляда. Онъ чувствовалъ себя изнуреннымъ и утомленнымъ отъ волненія, мысли его путались, онъ думалъ о томъ, что ему слѣдуетъ встать и пойти въ домъ, но онъ продолжалъ сидѣть въ какомъ-то полусознательномъ состояніи. На дорожкѣ раздались шаги, онъ узналъ голосъ Викторіи. Онъ затаилъ дыханіе, сквозь зелень мелькнулъ мундиръ лейтенанта. Женихъ съ невѣстой гуляли одни.
— Я нахожу, — говорилъ онъ, — что ты странно ведешь себя. Ты внимательно слушаешь его рѣчь, прерываешь его. Что все это значитъ?
Она остановилась и гордо выпрямилась…
— Ты хочешь знать, что это значитъ? — спросила она.
— Да!
Она промолчала.
— Если это ничего не значитъ, то мнѣ совсѣмъ не интересно, — продолжалъ онъ. — Ты можешь ничего не объяснятъ.
Вспышка ея погасла.
— Нѣтъ, это ничего не означало, — сказала она. Они пошли дальше. Лейтенантъ нервно передернулъ плечами и громко произнесъ:
— Пусть онъ будетъ поосторожнѣе, а то какъ бы рука офицера не погладила его по щекѣ.
Они подошли по направленію къ бесѣдкѣ. Іоганнесъ остался на своемъ мѣстѣ, охваченный тѣмъ же тупымъ отчаяніемъ. Онъ сталъ ко всему равнодушенъ. Лейтенантъ ревновалъ его, но невѣста сумѣла разсѣять его подозрѣнія. Она сказала то, что нужно было, чтобы успокоитъ его, и пошла съ нимъ дальше. И птицы звонко пѣли надъ ихъ головами. Да пошлетъ имъ Господь долгую жизнь.
За столомъ онъ говорилъ ей рѣчь и вырвалъ сердце изъ груди; какъ много стоило ему загладить ея неумѣстную выходку, а она, и не благодарила его за это. Она подняла стаканъ и выпила.
Ваше здоровье! Взгляните, какъ я прелестно пью… Поглядите сбоку на женщину, когда она пьетъ. Пьетъ ли она изъ чашки, изъ стакана или изъ другого сосуда, ея жеманство ужасно. Она вытягиваетъ ротъ и погружаетъ въ напитокъ нижнюю губу, она придетъ въ отчаяніе, если въ это время взглянуть на ея руку. Вообще, не слѣдуетъ смотрѣть на руки женщины. Она не выноситъ этого. Она сейчасъ же начинаетъ двигать рукой, стараясь придать ей болѣе красивое положеніе, чтобы скрыть неизящную линію или некрасивый ноготь. Наконецъ, она окончательно выходитъ изъ себя и гнѣвно спрашиваетъ: почему вы такъ смотрите… Однажды лѣтомъ она поцѣловала его. Это было такъ давно, Богъ знаетъ, еще и было ли это когда-нибудь? Какъ это было? Они, кажется, сидѣли на скамейкѣ? Они долго разговаривали, потомъ, когда они пошли, онъ шелъ такъ близко, что касался ея руки. Передъ какой-то входной дверью она поцѣловала его. Я люблю васъ! — сказала она… Они прошли мимо, можетъ-быть, они сидятъ въ бесѣдкѣ. Лейтенантъ сказалъ, что хочетъ датъ ему пощечину. Онъ ясно слышалъ это, онъ не спалъ, но не поднялся и ничего не сдѣлалъ. Рука офицера, — сказалъ онъ. А, да развѣ ему не все равно?
Онъ поднялся и пошелъ за ними въ бесѣдку. Но тамъ никого не было. На стеклянной верандѣ стояла Камилла и кричала ему: «Идите сюда пить кофе». Онъ пошелъ за ней. На верандѣ сидѣли женихъ съ невѣстой и нѣсколько человѣкъ гостей. Онъ взялъ чашку кофе, отошелъ и сѣлъ въ отдаленіи.
Камилла заговорила съ нимъ. Лицо ея было оживленно и глаза весело глядѣли на него. Онъ не могъ противостоять ей, отвѣчалъ ей и смѣялся. Гдѣ онъ былъ? Въ саду? Это неправда. Она искала его по всему саду, его тамъ не было. Она убѣждена, что въ саду его не было.
— Былъ онъ въ саду, Викторія? — спросила она.
Викторія отвѣчала:
— Нѣтъ, я его не видала.
Лейтенантъ бросилъ на нее гнѣвный взглядъ и, чтобы напомнитъ ей сказанное, обращается черезъ всю веранду, преувеличенно громко къ помѣщику:
— Я принимаю ваше приглашеніе ѣхать съ вами на охоту за бекасами.
— Очень радъ, — отвѣчаетъ помѣщикъ. — Очень радъ.
Лейтенантъ взглядываетъ на Викторію. Она молчитъ и не отговариваетъ его ѣхать на охоту. Лицо его омрачается, нервнымъ движеніемъ онъ закручиваетъ усы.
Камилла обращается къ Викторіи съ какимъ-то вопросомъ.
Лейтенантъ быстро поднимается съ мѣста и говоритъ, обращаясь къ помѣщику:
— Отлично, такъ я сегодня же вечеромъ поѣду съ вами.
Съ этими словами онъ выходитъ съ веранды. Помѣщикъ и нѣсколько гостей выходятъ за нимъ.
Черезъ нѣсколько минуть вдругъ распахивается дверь и снова входитъ лейтенантъ. Онъ страшно раздраженъ.
— Ты забылъ что-нибудь? — спрашиваетъ Викторія и поднимается съ мѣста.
Онъ дѣлаетъ нѣсколько прыгающихъ шаговъ по направленію отъ двери къ Іоганнесу и по дорогѣ задѣваетъ его рукой по лицу. Затѣмъ онъ снова отпрыгиваетъ къ двери.
— Смотрите, поосторожнѣе! Вы задѣли меня по глазу, — говоритъ Іоганнесъ и глухо смѣется.
— Ошибаетесь, — возражаетъ лейтенантъ, — я даль вамъ пощечину. Понимаете? Понимаете?
Іоганнесъ вынулъ платокъ, приложилъ его къ глазу и сказалъ:
— Сомнѣваюсь. Вѣдь вы же знаете, что я могу сложить васъ пополамъ и положить въ карманъ.
Лейтенантъ распахнулъ дверь и быстро скользнулъ въ нее.
— Я далъ вамъ пощечину! — закричалъ онъ. — Пощечину, скотина!
И дверь съ шумомъ затворилась. Іоганнесъ опустился на прежнее мѣсто. Викторія стояла посреди веранды. Она была блѣдна, какъ полотно.
— Онъ васъ ударилъ? — спросила Камилла, остолбенѣвъ отъ изумленія.
— Онъ нечаянно задѣлъ меня по глазу. Поглядите.
— Господи! У васъ весь глазъ въ крови. Нѣтъ, не трите его, дайте я приложу воды. Вашъ платокъ очень грубъ, спрячьте его; я достану свой. Боже мой, прямо въ глазъ!
Викторія тоже протянула свой платокъ. Она ничего не говорила, только губы ея дрожали. Потомъ она подошла въ стеклянной двери и, прислонясь къ ней, смотрѣла, на происходившее. Она разорвала свой платокъ на мелкіе куски. Черезъ нѣсколько минутъ она отворила дверь и молча вышла.
IX
Весело и радостно шла Камилла къ мельницѣ. Она была одна. Она вошла прямо въ комнату и спросила, улыбаясь:
— Простите, что я не постучалась. Мельница такъ шумитъ, что все равно ничего не было бы слышно. — Она оглядѣлась кругомъ и воскликнула:
— Какъ у васъ уютно! Какъ у васъ хорошо! А гдѣ же Іоганнесъ? Я знакома съ Іоганнесомъ. Какъ его глазъ?
Ей подали стулъ и она сѣла. За Іоганнесомъ послали на мельницу. Глазъ его распухъ и былъ багрово-красенъ.
— Я пришла васъ навѣстить, — обратилась къ нему Камилла, — я такъ хорошо прогулялась. Вы должны продолжать прикладывать холодные компрессы къ глазу.
— Пустяки, — отвѣчалъ онъ. — Боже мой, какъ это вамъ вздумалось притти сюда? Не хотите ли взглянутъ на мельницу? Я очень вамъ благодаренъ, что вы пришли. — Онъ обнялъ мать за талію и подводя къ Камиллѣ, сказалъ:- Вотъ моя матушка.
Они пошли на мельницу. Старый мельникъ, почтительно снявъ шапку, что-то говорилъ. Камилла не разбирала его словъ, но улыбалась и ласково отвѣчала:
— Благодарю! Да, мнѣ очень хотѣлось видѣть мельницу.
Шумъ пугалъ ее, она держала Іоганнеса за руку и глядѣла большими изумленными глазами на обоихъ мужчинъ, стараясь разобрать, что они говорятъ. Казалось, что она оглохла. Множество колесъ и вообще все устройство мельницы приводило ее въ изумленіе, она смѣялась, трясла Іоганнеса за руку и показывала въ разныя стороны. Мельницу остановили и потомъ опятъ пустили въ ходъ, чтобы она могла все разглядѣть.
Уже уйдя съ мельницы, Камилла продолжала еще говоритъ до смѣшного громко, словно шумъ все еще оглушалъ ее.
