Кнут Гамсун - Виктория (пер. В. К.)
И, не прощаясь, не прибавляя ни одного слова, учитель повернулся, медленно пошелъ по улицѣ и исчезъ за угломъ.
Іоганнесъ стоялъ и держалъ въ рукахъ письмо. Викторія умерла. Онъ произнесъ громко ея имя и голосъ его звучалъ рѣзко и беззвучно. Онъ взглянулъ на письмо и узналъ почеркъ, на конвертѣ стояли большія и маленькія буквы, строчки шли ровно, а та, которая писала ихъ, уже умерла!
Потомъ онъ вошелъ въ подъѣздъ, поднялся по лѣстницѣ, вынулъ ключъ, вложилъ его въ замокъ и отперъ дверь. Въ комнатѣ было темно и холодно. Онъ сѣлъ на окно и началъ читать письмо Викторіи при умирающемъ свѣтѣ дня.
— Дорогой Іоганнесъ, — писала она. — Когда вы будете читать это письмо, меня уже не будетъ въ живыхъ. Все кажется мнѣ теперь какимъ-то особеннымъ; и я не стыжусь писать вамъ, какъ-будто этому ужъ ничто не препятствуетъ. Потому что пока я была жива, я предпочла бы страдать дни и ночи, чѣмъ снова обратиться къ вамъ, теперь же, умирая, я уже не думаю такъ. Чужіе мнѣ люди видѣли, какъ я истекала кровью, а докторъ, осматривавшій меня, сказалъ, что у меня остался только кусочекъ легкаго; что же мнѣ теперь стыдиться?
Лежа въ постели, я обдумывала нашъ послѣдній разговоръ.
Это было въ тотъ вечеръ, въ лѣсу. Тогда я не думала, что это нашъ послѣдній разговоръ, иначе я простилась бы съ вами и поблагодарила бы васъ. Теперь я васъ больше не увижу, и я раскаиваюсь, что не бросилась передъ вами на землю и не цѣловала вашихъ ногъ и землю, по которой вы ходили, и не высказала вамъ всю свою безконечную любовь. И вчера и сегодня я лежу и думаю только о томъ, какъ бы мнѣ поправиться и поѣхать домой, я пошла бы въ лѣсъ, отыскала бы то мѣсто, гдѣ мы сидѣли и вы держали мои руки въ своихъ; я бросилась бы на землю, старалась бы разглядѣть слѣдъ вашихъ ногъ и цѣловала бы каждую травку кругомъ. Но я не могу поѣхать домой, пока мнѣ не станетъ немного лучше, на что надѣется мама.
Дорогой Іоганнесъ! Не страшно развѣ подумать, что я родилась и жила только, чтобы любить васъ, а теперь прощаюсь съ жизнью. Повѣрьте мнѣ, такъ странно лежать и ждать, когда наступитъ тотъ день и часъ. Шагъ за шагомъ отдаляюсь я отъ жизни, отъ людей, идущихъ по улицѣ, и отъ шума экипажей.
Весны я, навѣрно, уже не увижу, и эти дома, улицы и деревья въ паркѣ переживутъ меня. Сегодня мнѣ позволили посидѣть немного на постели, я глядѣла въ окно и видѣла, какъ на улицѣ встрѣтились двое, поклонились, подали другъ другу руки и смѣялись тому, что говорили. И мнѣ казалось такимъ страннымъ, что я теперь сижу и смотрю на нихъ, и я должна умереть. Я невольно думала: вотъ эти двое и не знаютъ, что я сижу здѣсь и жду своего смертнаго часа; но если бы они и знали это, они бы все такъ же поздоровались и бесѣдовали другъ съ другомъ. Прошлую ночь, когда было темно, мнѣ показалось, что я должна умереть, мое сердце перестало биться и мнѣ казалось, что до меня доносится издали уже вѣяніе вѣчности. Но черезъ нѣсколько мгновеній я пришла въ себя и снова начала дышать. Это было ощущеніе, не поддающееся описанію. Но мама думаетъ, что я видѣла во снѣ нашу рѣку или водопадъ.
Боже мой, вы должны же, наконецъ, узнать, какъ я любила васъ, Іоганнесъ. Я не могла показать вамъ этого, многое мѣшало мнѣ это сдѣлать и прежде всего мой характеръ. Папа тоже сдѣлалъ самъ себѣ много зла, а, вѣдь, я его дочь. Но теперь, когда я должна умереть, и когда уже поздно, я еще разъ пишу и говорю вамъ это. Я сама себя спрашиваю, зачѣмъ я это дѣлаю, вѣдь вамъ это будетъ все равно, особенно, разъ меня нѣтъ въ живыхъ; но мнѣ такъ хотѣлось бы передъ смертью быть ближе къ вамъ и не чувствовать себя такой одинокой, какъ до сихъ поръ. Я такъ ясно вижу васъ, когда вы будете читать это письмо, вашу фигуру, руки и жестъ, какимъ вы будете держать передъ собой письмо. И мнѣ кажется, что мы становимся ближе другъ къ другу. Я не могу послать за вами, я не имѣю на это права. Дня два тому назадъ мама хотѣла послать за вами, но я рѣшила лучше написать вамъ. Мнѣ хочется, чтобы вы вспоминали меня такой, какой вы видѣли меня раньше, пока я еще не была больна. Я помню, что вы (здѣсь пропущено нѣсколько словъ) — мои глаза и брови; но и они уже не тѣ, что прежде. Поэтому я тоже не хотѣла, чтобы вы приходили. Я прошу васъ не глядѣть на меня, когда я буду лежать въ гробу. Я буду, вѣроятно, такая же, какъ при жизни, только немного блѣднѣе, и на мнѣ будетъ надѣто желтое платье. Не все-таки вы будете жалѣть, если придете и посмотрите на меня.
Я нѣсколько разъ принимаюсь сегодня за это письмо, но я не сказала вамъ и тысячной доли того, что хотѣла сказать. Для меня такъ ужасно умереть, я не хочу умирать, и я все еще всѣмъ сердцемъ надѣюсь, что мнѣ станетъ хоть немного лучше, что я проживу хоть до весны. Дни тогда свѣтлые, и деревья покрыты зеленью. Если бы я теперь выздоровѣла, я бы никогда не обращалась съ вами такъ дурно, Іоганнесъ. Сколько я плакала, думая объ этомъ, Іоганнесъ! Ахъ, мнѣ хотѣлось бы сойти внизъ, ласкать каждую плиту на тротуарѣ, останавливаться и благодарить каждую ступеньку, по которой я буду сходить, и быть ко всѣмъ, ко всѣмъ доброй. Пусть мнѣ живется очень плохо, только бы-мнѣ жить. Я бы никогда больше ни на что не жаловалась, нѣтъ, я бы улыбалась тѣмъ, кто оскорблялъ бы и билъ меня, я бы благодарила и прославляла Господа, только бы мнѣ остаться жить. Я еще совсѣмъ не жила, я ничего ни для кого ни сдѣлала, и эта непрожитая жизнь должна теперь кончиться… Если бы вы знали, какъ мнѣ не хочется умирать, вы бы, можетъ быть, что-нибудь сдѣлали, сдѣлали бы все, что въ вашихъ силахъ. Конечно, вы не можете ничего сдѣлать, но мнѣ кажется, если бы вы и весь міръ молился бы за меня и не хотѣлъ отпускатъ меня, то Богъ подарилъ бы мнѣ жизнь. Ахъ, какъ бы я была благодарна, я не сдѣлала бы больше никому ничего дурного и я бы съ улыбкой принимала, все, что бы ни послалъ мнѣ, Господь, только бы мнѣ жить.
Мама сидитъ около меня и плачетъ; Она сидѣла и плакала такъ всю ночь. Это немного облегчаетъ меня и смягчаетъ горечь разлуки. Сегодня я думала еще вотъ о чемъ: что бы вы сказали, если бы вы вдругъ встрѣтили меня на улицѣ, я была бы прекрасно одѣта и я не сказала бы вамъ ничего оскорбительнаго, а подарила бы розу. И я сейчасъ уже думаю, что я уже не могу сдѣлать того, что хочу; потому что я уже не выздоровлю ли самой смерти. Я такъ часто плачу, я лежу неподвижно и тихо и безутѣшно плачу; у меня не болитъ грудь, если я не рыдаю. Іоганнесъ, милый, дорогой другъ, моя единственная: любовь, приди ко мнѣ, когда стемнѣетъ, и побудь немного со мной.
Тогда я не буду больше плакать, я буду улыбаться отъ радости, что вы пришли. Гдѣ моя гордость и мое мужество! Я больше уже не дочь своего отца; но это происходитъ оттого, что силы меня покидаютъ. Я давно страдаю, Іоганнесъ, гораздо раньше этахъ послѣднихъ дней. Я страдаю уже, когда вы были за границей и послѣ того, когда я пріѣхала весной въ городъ, я тоже страдала. Я никогда раньше не знала, какъ безконечно длинна можетъ быть ночь. За это время я видѣла васъ два раза на улицѣ. Одинъ разъ вы шли, что-то напѣвая, и не замѣтили меня. Я надѣялась встрѣтиться съ вами у Сейеръ, но вы не пришли. Я бы не говорила съ вами и не подошла бы къ вамъ, но я была бы благодарна, если бы могла хоть издали видѣть васъ. Но вы не пришли. Тогда я иодумала, что, можетъ-быть, вы не пришли изъ-за меня. Въ одиннадцать часовъ я начала танцовать, потому, что не могла больше переносить ожиданія. Да, Іоганнесъ, я любила васъ, всю свою жизнь я любила только васъ. Викторія: пишеть эти слова, и Богъ читаетъ ихъ изъ-за моего плеча.
А теперь я должна проститься съ вами, темнѣетъ, и я почти ничего не вижу. Будьте счастливы, Іоганнесъ, благодарю васъ за каждый день. Когда я буду отлетать отъ земли, я буду благодарить васъ до послѣдней минуты и про себя шептать ваше имя.
Будьте же счастливы на всю жизнь и простите мнѣ за всѣ тѣ страданія, которыя я причинила вамъ, простите и за то, что я не бросилась передъ вами на колѣни и не молила о прощеніи. Будьте же счастливы, Іоганнесъ, и прощайте навсегда. Благодарю васъ за каждый день и за каждый часъ. Я не могу больше.
Ваша Викторія.
Я велѣла зажечь лампу, и кругомъ стало свѣтло. Я лежала въ полумракѣ и опять далеко отдалилась отъ земли. Слава богу, это не было такъ страшно, какъ прежде. Я слышала отдаленную музыку и меня не окружалъ больше мракъ. Я такъ благодарна. У меня не хватаетъ больше силъ писать. Прощай, любовь моя!
1898
