Иво Андрич - Собрание сочинений. Т.1. Рассказы и повести
Таким образом появилась на свет госпожа Ната и вошла в жизнь не как самостоятельная, отдельно взятая личность, а как представитель племени Каменковичей. Лишь в актах гражданского состояния и в приходской книге она значилась под фамилией Димитриевич, что было пустой формальностью и чистой условностью, ибо госпожа Ната неустанно доказывала окружающим всеми возможными способами, что в глазах других людей, как и в своих собственных, она оставалась отпрыском рода Каменковичей, каковым она всегда была и будет. В этом качестве она и вышла замуж за невысокого, но красивого начинающего торговца галантерейным товаром Николу Димитриевича-Капу.
Это был безупречный брак, заключенный по всем правилам купеческой этики. Он — молодой человек с хорошей репутацией, которому недоставало крепкой поддержки, чтобы из новичков выбиться в первые ряды в галантерейном деле. Она — девушка из богатой и влиятельной семьи, и ей был необходим мужчина из другого рода, носящий другое имя, чтобы рожать и увеличивать потомство Каменковичей хотя бы и по женской линии. Все, что можно было, Каменковичи делали внутри родного клана, стремясь свои усилия и плоды этих усилий оставлять в собственной семье, но для выполнения последней задачи, к великой досаде, они вынуждены были пользоваться услугами человека со стороны и вводить в свой дом «чужую кровь». А посему невесты из дома Каменковичей инстинктивно старались этих необходимых им чужаков-мужей как можно скорее и полнее превратить в подобие Каменковичей, привить им свой образ мыслей, свои привычки, жизненные принципы и деловую хватку, все, вплоть до мельчайших жестов и присловий. Их мужья должны были думать и говорить, как Каменковичи, или не думать вообще и обречь себя на пожизненное молчание.
Истинная дочь своего племени, чернявая, толстощекая, вечно насупленная Ната превращение живого человека в движимое имущество Каменковичей провела в лучших семейных традициях с безукоризненным искусством, которому могли позавидовать все Каменковичи с основания династии и по сей день.
Едва вернувшись после венчания, молодая показала истинное свое лицо и с адвокатской предусмотрительностью с первых же шагов прочно заняла верховное положение в доме и в семье.
Деликатный и мягкий Никола Димитриевич попросил свою только что приведенную из-под венца жену оказать небольшой знак внимания его дядьке и тетке, которые отдали его в обучение торговому делу и проявляли о нем сердечную заботу, пока он учился и рос, а теперь радуются его женитьбе и заранее любят ее, как родную дочь. Жена его резко осадила. При одной мысли о том, что кто-то, кроме этого необходимого ей мужчины и мужа, мог затесаться в их клан, в ней ощетинился весь род Каменковичей и молчаливая до той поры молодая заговорила с неожиданной прытью, непререкаемым и строгим голосом (а возможно и словами) одной из своих прабабок.
— Вот еще новости! Что это тебе в голову взбрело? Забыл, кто мы такие?
(Дядька Николы Димитриевича, такой же добряк, как и его племянник, не принимал близко к сердцу поведение своей снохи, но жена его, оскорбленная до глубины души, так и не смогла простить госпоже Нате ее обращения с бедными родственниками и даже на славу не желала переступить порога их дома.)
И как повелось с той первой мелкой супружеской перепалки, так до скончания века на любой совет, любое предложение газды Николы при обсуждении важных семейных вопросов следовал один и тот же презрительный и грубый ответ: «Вот еще новости! Что это тебе в голову взбрело?», одна и та же зловредность и самодурство.
Поначалу Никола Димитриевич еще пытался возражать жене, стараясь ей что-то объяснить или в чем-то ее переубедить в присущей ему добродушной и мягкой манере уроженца Валева и галантерейного торговца, но вскоре понял, насколько это напрасный и бесполезный труд. Пренебрегали не только его суждениями или советами, как стало ему ясно, но и сам он ровно ничего для них не значил, что на самом деле он обвенчался не с девушкой из семьи Каменковичей, а со всеми Каменковичами, живыми и мертвыми, что они поработили его и поглотили, и он теперь осужден до самой смерти существовать единственно и исключительно как зять Каменковичей. Да и можно ли было совладать с этой могущественной женщиной, которая не способна мыслить или чувствовать вне интересов семейного клана, которая ни с кем не считается и никого не боится? Что мог он с ней поделать? Ничего, это было очевидно!
Госпожа Ната питала физическое отвращение ко всем, в ком не текла кровь Каменковичей, включая и мужа, но его все же терпела, поскольку он муж и зять. Головы она не склоняла даже в церкви и при сборе пожертвований свою серебряную монету на церковный поднос всегда старалась положить отдельно, всем своим видом показывая:
«Это тебе, боже, от Каменковичей! И смотри, серебро мое с жалкой этой мелочью не смешивай!»
Приказывать и распоряжаться было для нее так же естественно, как двигаться и дышать, и, пока она была жива, иначе жить она не могла и не умела.
В первые четыре года замужества она родила двух дочерей. Больше детей у них не было. Обе девочки обладали всеми чертами породы Каменковичей; с рождения они походили на мать, и это родовое сходство становилось все более разительным с каждым днем и месяцем. Это сходство не было сходством родителей и детей, нет, это было полное зоологическое, механическое подобие: так рыбная мелочь не отличается от взрослых особей ничем, кроме размеров. Это было маленькое биологическое чудо, о котором шли разговоры не только среди соседей, но и в более широком кругу знакомых Димитриевича. Хозяин соседней лавки, гуляка и старый холостяк, так объяснял этот случай, когда о нем заходила речь:
— А что ж тут удивительного! У них в доме во всех делах бабы заправляют!
Самому газде Николе оставалось только наблюдать, как новые экземпляры Каменковичей произрастают под его кровом; неотвратимый и слепой процесс природы порой нагонял на него страх и суеверный ужас, порой представлялся ему чудовищным и вызывал в нем приступ безумного болезненного хохота, разрывавшего утробу и с трудом подавляемого, ибо, дай он ему волю, он не мог бы никаким способом объяснить его своим домашним.
Девочки росли, похожие друг на друга, как близнецы, и на мать, как копии на оригинал. Одной шел тринадцатый год, другой пятнадцатый. Обе низкорослые, чернявые, с заметными подушечками жира, под которыми скрывались мышцы, обладающие мгновенными и резкими реакциями, с поджатыми губами, оттененными сверху легким пушком материных усиков, с сердитым и недовольным выражением лица и презрительными, повелевающими интонациями в голосе.
Когда старшей дочери, носившей имя Полексия в честь бабки Каменкович, сравнялось девятнадцать лет, госпожа Ната подыскала ей мужа, видного предпринимателя, фантастически разбогатевшего на ловкой перепродаже поднимавшихся в цене домов в центре Белграда. Но госпоже Нате не суждено было дождаться внуков и выдать замуж вторую свою дочь. На сорок втором году жизни, казалось, в полном расцвете сил, она заболела тяжелой и скоротечной болезнью. Все началось с пустяка и незначительного происшествия, а завершилось быстро и трагично.
Однажды госпожа Ната повздорила с извозчиком. (С годами она становилась все скупее на деньги, все невоздержанней на язык и беспощаднее к людям.) Извозчик на телеге перевозил какие-то шкафы, доставшиеся госпоже Нате в наследство от старой тетки. Она требовала внести их в дом через задний двор и черный вход, чтобы не пачкать парадный; извозчик же утверждал, что такого уговора не было и хозяйка должна оплатить непредвиденный труд ему и его помощнику. Когда же та в ответ обозвала извозчика грабителем с большой дороги, он смерил ее взглядом с головы до пят и спросил с язвительным и дерзким спокойствием:
— А тебе, госпожа, наверное, ни разу палок отведать не пришлось?
Когда же оскорбленная госпожа пронзительным визгом, огласившим коридор, отвергла это немыслимое и страшное предположение, извозчик еще более невозмутимым тоном добавил:
— В том-то и беда. Надо бы тебе палок отведать!
— Уф-ф, уф-ф! — долго еще клокотала после этой перебранки госпожа Ната и вдруг схватилась за живот где-то под ложечкой, ибо от этой извозчичьей наглости почувствовала боль в желудке, что-то вроде острого укола, вызванного одним только предположением, что кому-то могла прийти в голову мысль поднять руку на Каменковичей, и нашелся человек, который высказал ее вслух.
Стычка с извозчиком как-то разрешилась и скоро была забыта, как и множество других скандалов, учиненных госпожой Натой, но с той поры приступы боли в желудке бывали все чаще, и днем, и по ночам, без всякой видимой причины. Домашний врач рекомендовал пройти обследование в больнице, госпожа Ната категорически отказалась. Уговаривал ее лечиться и муж, но получал неизменно сварливый и презрительный ответ:
