Алексей Шишов - Четырех царей слуга
Казалось, что в Москве воцарился прежний покой. Шотландец командовал бутырцами, правил караульную службу в городе. Ездил в гости к людям знатным. Среди прочего посетил Амстердам — так называлась дача князя Алексея Петровича Прозоровского. Отдыхал с земляками и друзьями-кукуйцами в Марьиной роще.
В конце мая 1698 года четыре стрелецких полка были переведены из Великих Лук в город Торопец в связи с тем, что польский король собственными силами добился успокоения своевольной шляхты в Речи Посполитой, не прибегая к помощи русского царя. Теперь похода на польскую землю не ожидалось. Стрельцы теперь надеялись, что их отзовут в Москву и они увидят давно оставленные по царской воле свои семейства, начнут поправлять заброшенное хозяйство:
— Теперь по царскому слову воевать с польскими панами за их короля не надо. Он сам со своей дворней управился...
— Нечего теперь делать полкам на литовском рубеже. Разве что штаны протирать по мужицким избам на лавках...
— Братцы! Как домой в наши слободы хочется. Затосковались мы по семьям нашим...
— Ещё как. А в хозяйствах — полная разруха. Разве бабы с ним одни справятся? В кой век это было видано...
Однако 2 июня из Разрядного приказа на порубежье пришёл строгий приказ: стрелецким полкам остаться на западной границе, встав на постой в укреплённых городах Вязьме, Белой, Ржеве и Дорогобуже. Уж такого в полках никак не ожидали.
Стрельцы не подчинились приказу. Кроме того, в нём требовалось отправить в ссылку на вечное поселение в украинские города семьи тех стрельцов, которые «бегали» в Москву. А таковых набиралось ни много ни мало, а целых 145 человек. Полковые командиры были низложены, вместо них назначили выборных. Были созданы, говоря современным языком, полковые комитеты, по четыре человека выборных из «своей братьи». Такую воинскую власть знавало только казачество в вольных разбойных ватагах на Волге, Дону, сибирских реках.
Были обобщены полковые припасы, подъёмные или обозные лошади, полковая казна. В полках не стало денщиков и караульщиков. Исчезла дисциплина. Стрелецкие сотни потеряли прежнюю стройность, напоминая теперь больше толпы единообразно вооружённых людей в одинакового цвета шапках, кафтанах и сапогах.
Офицеры с полковниками таким образом остались не у дел. У некоторых, строптивых, отобрали сабли. «Опальные» полковые начальники поспешили послать гонцов — четырёх капитанов в столицу с сообщением о бунте рядовых стрельцов с письменными донесениями и словесным подтверждением. И с оправданием собственного поведения в ходе происшедшего бунта.
Четыре стрелецких полка двинулись с оружием в руках, пушками и со знамёнами по Московской дороге от берегов Западной Двины к столице. Бунтовщики под караулом вели с собой несогласных тех товарищей. У некоторых даже отобрали оружие. Так что вопреки позднейшим описаниям стрелецкого мятежа единства среди «восставших» не было. И не могло быть:
— Если порешили биться за старую жизнь при давних царях — так всем заодно. И помирать тоже всем заодно...
Бой под стенами Воскресенского монастыря. Розыск
Известие о стрелецком бунте в Торопце пришло в Москву 10 июня. Спешно собравшись, дума заседала всю ночь, но решения так и не приняла. В конце концов бояре «приговорили» отправить против взбунтовавшихся стрельцов воеводу Алексея Семёновича Шеина, поручив ему не пропустить мятежные («воровские») полки в столицу и добиться их возвращения в «указанные места». В помощники к генералиссимусу Боярская дума определила генерала Петра Ивановича Гордона и князя Ивана Михайловича Кольцова-Мосальского.
Под командование шотландца было выделено по 500 надёжных человек от каждого полка столичного гарнизона. Таким образом в четырёх батальонах было собрано 2253 солдата и офицера в полном боевом снаряжении.
Под начальство князя Кольцова-Мосальского поступили «царедворцы» и подьячие «с служителями конюшенного чина». Всего государевых слуг и подьячих набралось 1230 человек, имевших в своём большинстве огнестрельное оружие. Часть его они получили из кремлёвского арсенала — оружейной казны.
Немало перепуганные очередным стрелецким бунтом московские бояре в один голос «наказали» избранным им царским воеводам слово напутственное:
— Идите за Москву в поле. Ведите рать государеву к Новому Иерусалиму, монастырю Воскресенскому. Разбейте там проворовавшихся стрельцов. Не дайте им подступиться к Кремлю...
Генерал Пётр Иванович Гордон как старший из назначенных на подавление стрелецкого бунта воевод сразу же взял бразды правления в свои руки. Утром следующего дня он устроил смотр собранному царскому войску. Там он обратился к людям со словами:
— Кто же из воинов откажется от действия против мятежников, тот будет сам виновен в том же преступлении и наказан, как соучастник бунта, ибо нет ни родства, ни свойства, когда воин-солдат призывается к доблестному подвигу защищать от врагов Царя и Государство, данное ему от Бога.
«Укреплённые» такой речью служилого генерала-иноземца, пехотные батальоны и прочая царская рать ускоренным маршем направилась к Воскресенскому монастырю, чтобы занять удобную позицию для боя раньше появления мятежных стрелецких полков. Вместе с ними из столицы отправились и 25 орудийных расчётов с пушками.
Гордоновские батальоны, подойдя к деревне Сычовке, встали на удобных высотах, перекрыв дорогу на Москву. Перед ними в широкой луговине протекала речка Истра, за которой хорошо виделся Воскресенский монастырь. Генерал приказал поставить свою многочисленную артиллерию так, чтобы она угрожающе смотрелась с противоположного берега Истры.
Стрелецкие взбунтовавшиеся полки совершили роковую ошибку — они не торопились в пути, то там, то здесь добывая себе корм. Подвели их и разведчики, посланные с дороги в столицу. Возвратившись, они рассказали жадно слушавшим их товарищам:
— В Москве стоит смятение великое. Бояре и купечество великое бежит в вотчины да деревни. В слободах стрельчихи ждут не дождутся своих мужей, братьев, сыновей. Не бойся, братцы, стража у городских ворот будет побита и мы без брани войдём в стольный град...
— А как же потешные? А как же дума с Ромодановским, с князем-кесарем?
— Потешных мало, всего тыщи с три наберётся. А нам народ подсобит. Пол-Москвы топоры точит на боярское царство-то.
— А государыня-матушка царевна Софья Алексеевна где? С нами ли она, как было ею обещано?
— С нами царевна, с нами. Томится по сей день в Новодевичьем. Придём к Москве и вызволим её. Посадим на царство.
— Верно, братцы. Будет у нас государыня по древнему обычаю. Она нам все прежние вольности подтвердит.
— Она про то и сказывала нам через посланную сенную девку. Вот вам на то крест.
— Верим без креста. Вот тогда будет нам, стрельцам московским, воля великая, а жизнь богатая и привольная во всяком деле...
Боярину-воеводе Шеину удалось собрать в Москве всего 3700 ратных людей и 25 пушек. Основу этих сил составили Преображенский и Семёновский, солдатские Бутырский и Лефортовский полки. Служилых поместных дворян московского чина набиралось мало, стояло лето, и все они сидели в своих деревеньках. Бояре почти всех ратников и всю артиллерию передали под командование генерала Гордона. Для защиты Кремля оставалось всего две-три сотни вооружённых людей.
Главным же действующим лицом в подавлении стрелецкого бунта 1698 года по воле судьбы оказался «служилый иноземец» Патрик Леопольд Гордон. В своём «Дневнике» он дал в хронологии самое достоверное описание тех событий:
«Июня 8. Распространился слух, что четыре стрелецких полка в Торопце склонны к бунту. Были посланы лазутчики узнать об их намерениях.
Июня 9. Был отдан приказ использовать против стрелецких полков войска — четыре офицера и 40 солдат из Бутырского полка... и арестовать тех стрельцов, которые покину ли свои полки.
Июня 10. Пришло известие, что четыре стрелецких полка, расквартированные в Великих Луках, двинулись из Торопца с целью склонить к мятежу остальную армию. Было приказано отделить мятежные полки от остальной армии и отправить их на новое место службы в разные места.
Июня 11. Прибывшие из Торопца два капитана сообщи ли, что стрельцы отказались идти на новое место службы, предписанное им, решили двинуться на Москву и потребовали от офицеров вести их на столицу. Офицеров, отказавшихся последовать за ними, они сместили и выбрали себе в командиры четверых, то есть от каждого полка. Эта новость сильно перепугала власти. На совете, собранном в тот же день, было решено отправить против стрельцов войско из пехоты и конницы. Послали за мной и сообщили о моём назначении командиром передового отряда пехоты... Было решено оставить в московских полках по 500 человек... Мне позволили самому отбирать офицеров и солдат, идущих в поход.
