Садриддин Айни - Рабы
- Какие мы хозяева! Какие могут у нас быть хозяйства! Где уж нам работать на себя? Ни у меня, ни у брата нет ни клочка земли. От колхоза до сих пор горсти пшеницы не получили. товаров ни на копейку не получили. Мы работаем в колхозе, а хлеб нам дает шурин.
— Да это ж вроде прежнего рабства! — удивилась Фатима. — Надо вам глаза раскрыть. Нельзя колхозу терпеть такой позор.
И опять сборщики, двинувшись строем, пошли по полю, между почти черных высоких кустов, где, как хлопья пены, белели раскрывшиеся коробочки хлопка.
Мавлйан остался позади.
Словно ребенок, сидел он на земле и катал смешавшиеся с мусором комки хлопка по подолу своего халата.
Когда вернулась Фатима, чтобы вывалить из мешка набитый туда хлопок, Мавлйан сказал:
— Ишь ты, как туго набила мешок! Больше всех собираешь, раньше всех приносишь. Зачем это ты так стараешься? Рук не жалеешь? Думаешь, своими двумя руками накормишь весь нищий народ?
Фатиму, думавшую в это время о проделках Хаджиназара с двумя его работниками, слова Мавлйана огорчили, она ушла, ничего не ответив.
Со стороны Гиждувана послышался барабанный бой.
Шли пионеры и комсомольцы.
Фатима остановилась и посмотрела в их сторону.
Глаза ее повеселели. Она пошла навстречу этим желанным помощникам.
Городская молодежь разделилась на бригады.
Вызвали друг друга на соревнование по наибольшему сбору хлопка, на быстроту в сортировке и чистоту хлопка в каждой бригаде.
Хлопок словно закипел в их молодых, резвых, веселых руках.
Мавлйан и Науруз смотрели с удивлением на ребят, покинувших теплые городские комнаты, чтоб на пронзительном ветру помогать колхозу, — колхозу, от которого им не причитается ни доходов, ни почета.
А среди хлопкового поля шутил с ребятами Нор-Мурад.
— Прошу вас, ходатайствую: повяжите и мне красный галстук, хотя мне только пятьдесят лет. Я обещаю вырасти исправным пионером.
А Фатима работала с комсомольской бригадой, напевая с ними:
Всюду хлопок белеет,
Как цветы в цветниках,
О Лейли, Лейли, Лейли…
Спелый хлопок белеет,
Словно чаши в руках,
О Лейли, Лейли, Лейли…
10
В правлении вокруг неяркой керосиновой лампы сидело несколько человек из членов правления.
Негромкий разговор затянулся, и, может быть, только теперь и зашла речь о самом главном.
— Десять дней колхоз бросал все свои силы на сбор хлопка. Изо дня в день помогали нам пионеры и комсомольцы. Весь хлопок, наконец, удалось собрать. Весь урожай. А вышло, что и таким трудом нам не удалось выполнить план. Собрали только семьдесят процентов. Что же это такое? — в раздумье говорил Сафар-Гулам.
— Да, это и мне непонятно, — подтвердил Эргаш. — Большая часть наших земель вспахана трактором. Вспахана глубоко, отлично. Так никто никогда на быках не пахал. Семена нам дали отборные. Агроном нам помогал советами все лето. Бедняки и честные середняки работали трудолюбиво. Хлопок уродился хороший. Со сбором мы запоздали, но ведь все же мы окончили сбор. Почему ж хлопка мало? Почему его меньше, чем мы планировали? На небо, что ли, он улетел или под землю провалился?
Гафур сказал:
— Фатима говорила мне, что кое у кого из колхозников, да и у единоличников, сохранились и прялки и веретена. Во многих домах могут очищать хлопок, если захотят. Не разошелся ли он по рукам?
Нор-Мурад напомнил:
— Видите! А когда я принес в колхоз свое веретено с прялкой, меня осмеяли. Только вон товарищ Юлдашев меня тогда поддержал. А надо еще тогда было подумать о вреде этих вещей, Собрать их, чтоб не торчали они у людей перед глазами, не наводили на грешные мысли.
— Правильно! — поддержал Юлдашев.
— Один раз угадал, так уж не хвастай, не заносись! — засмеялся Сафар-Гулам.
Завхоз сказал:
— Удивляюсь, кому это нужно чистить и прясть хлопок? Для чего? Чтоб ткать нашу грубую, неприглядную холстину? Да у нас теперь сколько хочешь есть и сатина и ситца. У меня лежал целый тюк сатина, на нем тракторы изображены. Так его никто ни одного метра не взял.
Гафур ответил:
— Фатима говорила, что Хаджиназар пустил среди колхозников такой слух: «Если на сатине люди и лошади или тракторы есть, нельзя покупать такой сатин, — где такой сатин будет, там нельзя молиться, аллах не услышит молитву».
Нор-Мурад обратился к завхозу:
— Ты мне дай из того тюка с тракторами несколько метров. Я из него себе одеяло сошью. Я молитв не читаю, и бог мне ни к чему!
— Не могу! — торопливо ответил завхоз. — Когда я увидел, что колхозникам не смогу этот сатин продать, пустил его в свободную продажу, на сторону. Его у меня разобрали. Я давал по четыре, по пять метров.
— Жалко. И ничего не осталось?
— Куда там!
Сафар-Гулам прервал их разговор:
— У нас решается вопрос о хлопке, а вы тут торговлю затеяли. Надо разобраться, куда девался хлопок. И если его расхищают, надо пресечь это. Решительно пресечь.
Эргаш предложил:
— Нужно объявить и обязать всех, кто имеет прялки, веретена и хлопкотрепалки, сдать их.
— Не выйдет! — покачал головой Сафар-Гулам. — Не выйдет, — один принесет, а десятеро спрячут, скажут: «Нет их у нас и не было». А когда надо, достанут и опять за старое примутся.
Нор-Мурад поддержал Сафар-Гулама:
— Хаджиназар непременно все спрячет, а нам скажет: мол, веретена и мои прялки все сдохли, а остальных я зарезал и съел, ведь зима-то была суровая…
Все засмеялись, так похоже он передал голос Хаджиназара.
— Надо сделать так, чтоб и весь этот инвентарь забрать, и расхищенный хлопок вернуть. Вот как надо сделать, — решил Сафар-Гулам.
— И я предлагаю послать по дворам пионеров. Пускай по домам посмотрят, — предложил Юлдашев.
— Можно и пионеров, — согласился Сафар-Гулам. — И сделать это надо быстро, неожиданно. Согласны?
— И что же, все дома будем осматривать? — поспешно спросил завхоз.
— Конечно, чтобы не было обид.
— Начнем с моего дома! — попросил Нор-Мурад. — Но предупреждаю: у меня есть пять фунтов хлопка — это я отложил себе на новый халат. Его прошу не трогать.
— Не только пять фунтов, а если и один грамм найдем, и тот заберем. А на халат или на одеяло кооператив получит литерную вату. Тогда покупайте и шейте, пожалуйста.
— У нас и сейчас три тюка литерной есть! — быстро сказал завхоз.
Гафур предложил:
— Давайте начнем не с Нор-Мурада, — мы от него пять фунтов всегда возьмем, — а начнем с Хаджиназара. Этот ведь если держит, то не для халата, а для продажи. У него должно быть больше.
Сафар-Гулам согласился.
— А не то, пока мы будем обходить дома, Хаджиназар все успеет спрятать.
Но завхоз заспорил:
— Надо сперва зайти в два или в три бедняцких дома, а уж потом к Хаджиназару, а то он отправится с жалобой в Гиждуван: середняков-колхозников, мол, притесняют!
— Это верно! — согласился Сафар-Гулам, неприметно подмигнув Юлдашеву. — «Середняков» обижать нельзя.
— Ну, начнем, не теряя времени! — сказал Юлдашев, — Я сейчас соберу пионеров и организую отряд.
— Я первый! — заявил Нор-Мурад, подняв обе руки. — Иди собирай остальных пионеров.
Посреди двора Хаджиназара стоял Нор-Мурад.
Внутренний дворик в это время осматривали пионеры.
Оттуда послышался оживленный спор, и один из ребят, с красным галстуком на смуглой шее, выбежал возбужденный и встревоженный:
