Луи Мари Энн Куперус - Ксеркс
С минуту Леонид пристально рассматривал врага, который, будучи отважным персом, тем не менее был испуган, хотя и не давал воли коню. А затем Леонид вновь равнодушно опустил взор к земле, не прерывая размышлений и пребывая в позе Ахиллеса, думающего думу перед шатром; нога закинута на ногу, подбородок опёрт на ладонь.
Перса заметили и другие спартанцы. На него посмотрели, показали пальцем, посмеялись, а потом лакедемоняне вернулись к своим заботам — дискам и копьям — или же к гребням.
Персидский всадник взирал на них с великим недоумением. Если не считать этой горстки людей, в Фермопильском проходе, на пути в несколько миллиариев[56] длиной, не было никакого войска.
Глава 22
Вернувшись в свой стан, персидский всадник подъехал к ожидавшему его Ксерксу и доложил о результатах своей разведки Царю Царей и обступившим его полководцам. Все они закатились смехом. Ксеркс осведомился, отчётливо ли видел он греков с такой высоты. Мог ли он быть уверен в том, что лицезрел именно Леонида? И не придумал ли всю повесть о гребнях просто потому, что не видел совсем ничего? Несколько придя в себя после приступа царственного хохота, Ксеркс послал за Демаратом, сыном Аристона, с которым консультировался на террасе крепости Дориска. Демарат явился без промедления, и Ксеркс заговорил, милостивым жестом царской длани предложив благородному изгнаннику сесть. На сей раз Демарат не мог усесться даже у ног Ксеркса, поскольку тот восседал на походном троне с узкой приступкой.
— Демарат! Почему эти лакедемоняне, засевшие возле Фермопил, ведут себя так странно, если словам разведчика можно верить?
— Царь! — ответил Демарат. — Я уже рассказывал тебе об этом народе, когда ты выступал на войну. Я говорил тебе о своих опасениях, а ты смеялся над ними. Сколь трудно ни было бы мне открыть истину перед ликом всемогущего государя, я сделаю это. Выслушай же меня, умоляю. Эти люди, горстка мужей, окружающих царя Спарты, правящего вместо меня, преградит твоему войску дорогу в этой теснине. Лакедемоняне всегда расчёсывают свои длинные волосы, когда смерть угрожает им. Если ты победишь этих людей, о, царь, ни один из спартанцев, оставшихся в их городе, ни один человек в мире не выступит против тебя! Ибо среди всех греков нет людей отважнее, чем спартанцы, против которых идёт твоё войско. Спартанское царство процветает, а краше его столицы нет во всей Элладе!
Ксеркс не уловил горечи, примешивавшейся к пышным словесам стоявшего перед ним изгнанника. И посему Царь Царей равнодушно спросил:
— Скажи, каким образом несколько тысяч воинов сумеют сопротивляться моему войску?
Он громко расхохотался, и его примеру столь же громко последовали его братья, зятья, шурины и племянники.
Демарат же ответил:
— Господин, назови меня лжецом, если то, что я предсказываю, не совершится.
Царь отпустил Демарата. Четыре дня персы отдыхали в горах. Ксеркс ждал, пока лакедемонское воинство причешется и соберётся вокруг своего безумного полководца и царя, сидящего на камне и мечтающего возле своего шатра о победе над персами. Царь Царей предоставил этим безумцам время на бегство и теперь восхищался собой, тем, сколь благодушно улыбается он этим дуракам. Однако на пятый день терпение Ксеркса кончилось, ибо греки оставались на месте. Царь Царей приказал полку мидян и киссиев захватить наглецов и представить их пред его очи. Весь день Ксеркс с нетерпением ожидал возвращения рати. Вдогонку ушедшим были посланы подкрепления — посмотреть, чем заняты их собратья. Вернулись мидяне и киссии без пленных, и предводители их доложили о серьёзных потерях.
— Как такое могло случиться? — возмутился Ксеркс.
Но военачальник за военачальником давал ему один и тот же ответ:
— Господин, людей у нас много, а воинов не хватает.
Битва с плотным строем защитников, ставших в узком месте теснины крепостной стеной, длилась весь день. Трупы персов грудами лежали у берега моря. На следующее утро, чтобы покончить с делом раз и навсегда, Ксеркс приказал Гидарну и его Бессмертным захватить весь вражеский отряд и провести его мимо походного трона царя. Гидарн, блистая золотым панцирем, отъехал к Анфеле со своими Бессмертными, отборными персидскими воинами, чтобы захватить Фермопилы.
Бессмертных было десять тысяч, однако число их ничуть не помогло делу. Конечно, в битву отправились не все десять тысяч. Должно быть, шесть… или пять… или даже только три. Но сколько бы их ни пошло, итог сражения бы не изменился. Теснина была столь узка, что лишь один человек мог сражаться с врагом. Кроме того, копья Бессмертных оказались слишком короткими, и отборное персидское войско продвинуться вперёд не сумело. Многие из облачённых в золотые доспехи персов обагрили кровью землю, мешая своим товарищам, наступавшим сзади.
А потом лакедемоняне как бы дрогнули и плечом к плечу побежали назад. Бессмертные последовали за ними, взревев, опьянённые близкой победой. Но спартанцы вдруг повернулись, и пятеро их — не более — принялись разить Бессмертных. Персы падали и исчезали под ногами напиравшей сзади ревущей стены, которой казалось, что победа уже достигнута.
Затем лакедемоняне вновь предприняли притворное бегство, вновь и вновь повторяя коварный приём. Пало неисчислимое количество Бессмертных. В узком коридоре между скал уже нельзя было ступать по их трупам. Рассвирепевший Гидарн остановил наступление, чтобы вынести павших.
Ксеркс наблюдал за сражением с полевого трона, размещённого на удобной для этого скале. Он тоже был в ярости. Трижды Царь Царей в гневе поднимался с престола. Как правило, он наблюдал за битвами с великим достоинством. Но от этого сражения нетрудно было сойти с ума. Вот он и поднялся с трона… Три раза! К вечеру персы отошли. Вдоль берега моря двигалась нескончаемая процессия, уносившая Бессмертных на сооружённых из жердей носилках. Лакедемоняне убрали своих убитых за огромные ворота, преграждавшие проход. Их оказалось весьма мало, и персы даже поверить не могли в то, что спартанцы так быстро управились с этим делом.
И тогда случилось неизбежное: жалкий предатель Эфиальт предстал перед лицом Ксеркса.
Глава 23
Ночью Эфиальт повёл персов через горы по тайной тропе, тянувшейся вверх от Асопа. Без предателя захватчики никогда не отыскали бы этот путь. В час, когда зажигают факелы, Гидарн со своими Бессмертными уже следовал за Эфиальтом мимо шелестящих кустов, под густолиственными дубами. В густом мраке пробирались персы по тропе, забиравшей всё выше и выше. Всю ночь шли они в полном безмолвии, опасаясь изменника, способного принести себя в жертву ради отчизны. Когда они оказались на вершине, на востоке между стволов уже брезжила заря.
Десять сотен тяжеловооружённых гоплитов-фокейцев, охранявших тайную тропу, с удивлением услышали шелест листьев под ногами приближавшихся врагов. Удивление оказалось взаимным. Пустив облако стрел, персы заставили фокейцев отступить к вершинам. Греки приготовились умереть: ведь Бессмертных было несколько тысяч. Однако персы спустились вниз, не обращая внимания на отступивших.
Лишь тогда фокейцы поняли, что к чему.
Глава 24
В ту самую ночь прорицатель Мегистий, изучив внутренности принесённых в жертву животных, объявил изумлённым грекам о том, что если они останутся в Фермопилах, то будут окружены персами и погибнут.
Леонид собрал совет и предложил колеблющимся, робким и несогласным уйти, сохраняя свои жизни. Сам же он решил остаться в Фермопилах с тремястами спартанцев, феспийцами и заложниками-фиванцами. Зачем же было задерживаться остальным? Они не испытывали ни малейшего желания дожидаться встречи с смертью, которую сулили внутренности животных.
Люди эти намеревались послужить отечеству более эффективным способом. Так они и сказали Леониду, казавшемуся среди трёхсот спартанцев Аресом, окружённым горсткой героев, а потом принялись собирать свои шатры. Отбытие своё они сопровождали многословными, длинными речами, в которых нашлось место и шутке. А потом они ушли.
Леонид с высшим спокойствием даже поторопил их — без всякой горечи или насмешки. И уходящие исчезали между камнями и пещерами, между корявыми стволами дубов, за тёплыми водоёмами купален… Блистая бронзовыми поножами, они топтали папоротник и осоку, бросая украдкой взгляды налево, на голубизну Эгейского моря, плескавшегося возле скал, на поверхность солёных лагун. Быть может, они проверяли, не обнаружится ли на море персидский флот, хотя и знали, что его там нет и быть не может. Но тот, чьё сердце неспокойно, в дни опасности ждёт невероятного. И они исчезли за Меланпигианской скалой — десяток за десятком, сотня за сотней, тысяча за тысячей, — направляясь к Локрам.
