Лев Вирин - Солдат удачи. Исторические повести
На тридцати сторговались, и Григорий, старательно завернув книгу в шейный платок, спрятал её на груди.
— Вот повезло! — думал он. — Паскаль, а теперь и Монтень. У меня собирается недурная библиотека французских философов. Теперь бы найти «Этику» Спинозы.
***Перед приездом барона фон Рехберта в доме три дня шла генеральная уборка: выбивали ковры, натирали воском мебель. Фрау Вайскопф белоснежным платочком проверяла самые труднодоступные углы и закоулки, и горе было горничной, если на платочке хозяйка замечала пыль.
Григория вызвали к хозяину. Требовалось переписать на пергамене самым красивым готическим шрифтом оду в честь высокого гостя, написанную местным поэтом.
Хозяин одевался перед зеркалом. Он вынул золотой медальон с портретом Макса Эмануила на бело-голубой, цвета баварского флага ленте и надел на шею.
— Барон, — сказал герр Каспар, — умнейший человек и мой истинный благодетель. В своё время он дал мне добрый совет. К счастью, у меня хватило ума последовать ему.
«Интересно!» — подумал Гриша.
Герр Каспар ещё полюбовался своим отражением в зеркале и продолжил:
— В 1683 году я приехал к барону в Мюнхен, просить облегчения от налогов. Совсем задушили. А благодетель и говорит мне: «Не могу. В казне пусто. Курфюрст в каждом письме из-под Вены требует денег. Узнает, снимет с меня голову. Умный человек снарядил бы обоз с продовольствием для армии курфюрста. Солдаты уже голодают. Такой подарок Макс Эмануэль оценит».
Я занял денег у Соломона Френкеля и снарядил обоз — тридцать две фуры. Две с вином, четыре с солониной, остальные с мукой и с овсом. И поехал. Век не забуду эти жуткие дороги! Семь колёс сломали на ухабах. Одну фуру пришлось бросить, груз разложили на остальные. А страху натерпелись! И чем ближе к фронту, тем хуже. Хорошо, со мной ехали в армию ротмистр фон дер Валь и лейтенант Гере.
Верстах в тридцати от лагеря курфюрста, вечером, выскочила на нас из-за рощи татарская орда — летят с диким криком. Ужас! Ротмистр сразу взял на себя команду: «Заворачивай коней! Вагенбург! Ва- генбург!». Успели мы выстроить возы в Вагенбург плотным кругом, коней в середину. Ружей у нас было шестнадцать, да четыре пистолета. Фон дер Валь приказал без команды не стрелять и целить в грудь лошадей.
А татары уже близко: рожи смуглые, косые, орут, из луков стреляют. Ну, мы тут выпалили залпом. Пятерых свалили, остальные повернули — и дёру. Только мы их и видели. А побеги кто-нибудь — и всё. Кого не зарубили, того б увели в рабство.
Подъехали ближе, опять нам навстречу конный отряд. Мы — за ружья. Приблизились, смотрю: впереди граф Арко, командир полка кирасиров. Соскочил я с воза, поклонился. А он кричит издали:
— Чей обоз? Заворачивай!
Я отвечаю:
—Ваше Сиятельство! К Вам и едем.
Он узнал меня.
—Каспар? Овёс везешь? Мои кони от гнилой соломы шатаются. А завтра — в бой.
— Везу, Ваше Сиятельство. Девять возов.
Так, поверишь, Граф меня расцеловал! Привёл к курфюрсту. Прямо в шатёр. Ну угодил я Его Высочеству! Солдаты голодные уже бунтовать начали. Надел он мне на шею этот медальон и говорит:
—Спасибо, Каспар! Я тебе этого не забуду! Выручил. Сколько я тебе должен за продовольствие и фураж?
Я, конечно, кланяюсь и отвечаю:
— Как истинный верноподданный Вашего Высочества, счастлив быть полезным моему государю в сей грозный час.
Он так и расплылся в улыбке:
— Хорошо! Что просишь?
— Денег мне не надо. Но если Вам будет угодно, освободите меня от налогов.
Курфюрст кивнул секретарю, дескать, заготовь указ. А Карл При- льмайер, его личный секретарь, — мой свояк. Он и подготовил указ о полном иммунитете8 на десять лет. Голубой Король подписал. Я за год оправдал все расходы на обоз и с тех пор богатею. Добрый совет — дороже денег!
***Барон фон Рехберг подарку обрадовался. Накаминные часы были очень большой редкостью, а таких, показывающих ещё и день недели, вовсе никто не видел.
—И завод на четыре дня! Прелесть! — восхищался барон, потягивая свой излюбленный мозельвейн.
— Ну и как там наш Голубой Король? — спросил герр Каспар.
—Сейчас он в Италии. Опять требует денег. Наш Макс Эмануил неглуп и энергичен. Мог бы стать дельным королём, но всё портят огромные амбиции. Мечтает сравняться с Людовиком XIV. Король- Солнце — его идеал с детства. Да на столь великие планы у нашей маленькой Баварии ни сил, ни возможностей не хватит. Доведёт он страну до банкротства. Даст Бог, я до этого не доживу.
Барон допил вино и молвил хозяину:
—Приезжай в Мюнхен! Голубой Король хочет переодеть свою гвардию в новые мундиры. Сможешь получить подряд на сукно.
Из Мюнхена хозяин вернулся радостный: такой выгодный подряд. Но и озабоченный.
Герр Каспар вызвал Механикуса:
— Сроки жёсткие. К осени Курфюрст хочет вывести гвардию на парад в новых мундирах. А у нас узкое место — сукновалка. Даже если и откажемся от всех прочих заказов, можем не успеть. Поставить бы ещё один-два сукновальных чана! Да водяное колесо с трудом тянет и эти. Посмотрите, что там можно сделать.
Янко пришел в сукновальню вместе с Механикусом. Ковалю тут было интересно всё: и огромное колесо (в Слободке на мельнице раза в два меньше), и ременный привод, и сукновальные чаны.
—Ну, помощник, что думаешь? — спросил фон Шлор.
— Нельзя ли остановить всё это, хоть ненадолго? — спросил Янко.
Мастер перекрыл заслонку на водяном жёлобе. Янко снял приводные ремни из толстой воловьей кожи и вручную повернул колесо.
—Туго идёт, — заметил он. — Трение большое. Посмотрим подшипники.
Колесо сидело на толстом дубовом валу длиной в три сажени, концы вала крепились в хомутах подшипников.
— Износился вал-то. Подшипники перетянули, вот и идёт туго. Присобачить на концы по стальному стакану да закрепить в бронзовые кольца. Вал и пойдёт куда легче. У вас в часах калёные стальные подшипники для бронзовых осей, чтоб трение уменьшить.
Георг фон Шлор покрутил вал, посмотрел подшипники, подумал.
— Пожалуй, и дело говоришь. Ещё один чан, а то и два можно выиграть. У тебя Янко голова работает. Начинай стаканы. А я займусь подшипниками.
***Инга, сестра Михеля, поселила друзей в маленькой комнате, рядом с кухней. Тесно, не слишком удобно, зато тепло. Четыре года назад она овдовела, и, чтобы прокормить трёх сыновей (старшему — только десять), стирала бельё и сдавала комнаты. Второй этаж дома занимала семья Питера, голландца-сукнодела: тощая, высокая жена — фру Хильда — и три девочки.
Полная, шумливая, рыжая Инга весь день крутилась по дому: убирала, стирала, стряпала. С утра до вечера шестеро ребятишек с визгом и криком гоняли по дому (во дворе холодно), играли в стражники-разбойники.
Вечером, когда детей отправляли спать, можно было спокойно посидеть, поговорить за кухонным столом. Питер, невысокий, основательный мужик, курил кривую пенковую трубку и вспоминал свой любимый Роттердам.
— Что ж вы оттуда уехали, коли там так хорошо? — спросила
Инга.
—Дом сгорел, — ответил Питер. — Здесь хозяин хорошо платит, и жизнь дешевле. Отработаю ещё шесть с половиной лет, соберу на дом, тогда и вернёмся.
Гриша в первый же день попросил у Питера его Евангелие.
— Зачем тебе? — удивился он.
— Ты же кальвинист. И Евангелие на голландском. Хочу голландский язык выучить.
— Голландский — самый лучший язык. Бери.
Григорий старался говорить с соседями по-голландски, осваивал произношение.
***Янко отковал стаканы для дубового вала. Вот где пригодился навык работы с листами толстого железа, полученный у Седого Гонзы. А потом заколодело!
Тяжеленные стаканы перекашивало в бабке токарного станка. Два дня бились, пробовали и так, и этак. На третий день Янко придумал: забил в стакан деревянную пробку и вколотил в её середину железный штырь. Под штырь — подставка, чурбачок. Канавку смазал бараньим салом — и дело пошло!
