Лев Вирин - Солдат удачи. Исторические повести
Герр фон Шлор отнёсся к просьбе подручного вполне благосклонно.
— Учись, Янко. Хороший Механикус должен много знать. Хочешь стать настоящим мастером, учи латынь. Сегодня латынь — язык науки. В любой стране — во Франции, в Англии, и у нас — серьёзные книги пишут только на латыни. Вот тебе Декарт. Береги, — сказал Механикус, и показал на чертеже, что есть что, как сделать детали коробки для часового механизма.
Вечерами Янко жёг свечи и мучил Гришу:
— Ну ещё немного, переведи мне вот эту страницу.
— Да учи ты латынь сам! Прав твой Механикус, без латыни как без рук.
Что делать, пришлось приняться за латынь. Благо, у Гриши и латынь казалась лёгкой. А работа над часами двигалась.
Фон Шлор был человек мягкий, вежливый и доброжелательный. Охотно объяснял непонятное. И, что особенно удивляло подмастерье, не стеснялся сказать, что чего-то не знает. Часто Механикус расспрашивал Янко о хитростях кузнечного дела.
Пришла пора приглашать ювелира и литейщика Абрама Френкеля. Он делал корпус и украшения к часам. Уже была отлита бронзовая статуэтка курфюрста Макса Эмануила в латах, с обнажённым мечом. По склёпанной коробке часового механизма Абрам вылепил из твёрдого воска корпус часов, украшенный цветами и листьями. Его предстояло еще отливать, полировать, собирать. На корпусе хотели закрепить статуэтку бронзовой Ники — богини победы, венчающей курфюрста лавровым венком.
Однако, когда часы первый раз запустили, оказалось, что купленная в Цюрихе пружина обеспечивает ход всего на три с половиной часа.
—Беда! — ахнул Механикус. — Нужна пружина длиннее и более упругая. А я и так выбирал самую длинную и самую тугую. Что делать?
Янко повертел пружину в руках:
— Отковать подлиннее, нехитро. Вот закалить. Но я попробую. Бруно показал мне кое-какие секреты.
Пять дней Янко не вылезал из кузницы. Потом принёс три пружины. Вторая обеспечила ход часов на двое суток, а третья больше, чем на четверо!
—Ну, ты и вправду мастер! — восхитился фон Шлор.
И Янко принялся выпиливать из латуни и полировать толстую пластину основания, на которой всё и будет собрано.
***Григорию отвели в конторе стол в углу. Толмач разбирал и переводил накопившиеся деловые письма в основном на французском и итальянском.
Неожиданно прибежал Михель и срочно вызвал к хозяину. В кабинете Гриша увидел немолодого господина в алом бархатном кафтане и парчовом жилете. Он пытался что-то объяснить на языке, отдалённо напоминающем немецкий. Хозяин нетерпеливо протянул Григорию письмо:
—Переведи!
Григорий прочёл рекомендательное письмо на французском:
Глубокоуважаемому и Высокопочтенному мсье обер-коммерциенрату и моему дорогому другу Каспару Вайскопфу.
Дорогой мсье Вайскопф! Это письмо Вам передаст крупный марсель- ский негоциант и мой компаньон мсье Жорж Лебру. Можете верить его слову и его подписи, как моей. Надеюсь, что это знакомство будет Вам и приятно, и полезно. Не сомневаюсь, что Вы, дорогой мсье Каспар, примете моего друга с присущим Вам широким гостеприимством.
Передайте мои почтительные приветы Вашей прекрасной супруге и Вашим талантливым детям.
Ваш покорнейшй слуга, Жозеф Дютрак.
— Слава Богу, теперь понял! — с облегчением сказал хозяин. — Переводи ! Дорогой герр Лебру! Я рад приветствовать Вас в своём доме...
Хозяин очень плохо говорил по-французски, а Лебру ещё хуже по-немецки. Но с приходом Гриши недоразумения кончились.
Жорж Лебру отвёз в Вену большую партию зеркал, шелков и набивных индийских ситцев, выгодно их распродал и сейчас возвращался домой.
— Вена вся в строительных лесах! — с воодушевлением рассказывал гость. — Отстраивается после осады. Я продал товары по самым высоким ценам. Но дороги! И эти бесчисленные таможни. Платишь и платишь. Здесь я особенно оценил мудрость нашего Великого министра. Кольбер уничтожил во Франции внутренние таможни, и жить стало значительно проще. Ну, а вы, месье Вайскопф? Я слышал, что у вас большая торговля.
—Куда нам равняться с прославленными французскими негоциантами, — с преувеличенной скромностью отозвался герр Каспар. — Но, если хотите, я покажу вам мои скромные запасы.
Склады Вайскопфа занимали огромное каменное здание. Кладовщик, низко кланяясь хозяину, распахнул дубовые ворота.
Чего тут только не было! Русские меха и греческие фиги, перец и пряности, льняные ткани и сукна... Всё было аккуратно разложено по сортам, упаковано. Кладовщик мгновенно называл количество каждого товара, почти не заглядывая в толстый гроссбух.
— У вас поразительный порядок, месье Вайскопф! — восхитился Лебру.
Хозяин так и засиял. Лучшей похвалы для него и быть не могло.
—Мы, немцы, любим порядок, — сказал он гордо. — Но вас что- нибудь заинтересовало, месье Лебру?
Француз, подумав, купил телячьи кожи тонкой выделки и балтийский янтарь.
Герр Каспар повёл гостя в Цухтхауз.
—Я взял его в аренду у курфюрста, — сказал старик. — И недорого. Бродяги и бездомные у меня работают: моют, расчёсывают и прядут нашу, баварскую шерсть. В окрестных деревнях ткут суровье. У нас в Фюрте, к счастью, нет цеховых правил и ограничений. Как мне надо, так и делают. Самое трудное — обработка суровья. Я нанял двух добрых мастеров в Роттердаме. Плачу им щедро, зато сукно получается не хуже голландского.
Работающие были одеты в бурые одинаковые балахоны странного покроя. Бродяги угрюмо поглядывали на проходящих. За ними приглядывали два толстомордых надсмотрщика.
— Я сам придумал эти балахоны, — сказал хозяин. — В них труднее бежать. Любой стражник задержит.
— И часто бегут?
—Осенью и зимой очень редко. У нас тепло. И кормят. А весной и летом часто. Не беда, привезут новых. Я даже плачу тем, кто работает добросовестно. Не много, но сходить по воскресеньям в пивную хватает. А женщинам — купить какую-нибудь тряпочку. Если не платишь, работают совсем плохо.
Прошли в сукновальню. В полутёмном сыром помещении стояло два больших чана. В них тяжёлые деревянные песты мяли и валяли суровье. Огромное водяное колесо, почти в два человеческих роста, приводило их в действие.
— Не просто сделать даже такое, недорогое сукно, — сказал герр Каспар. — После сукновалки идёт ворсование, сушка, выглаживание, стрижка ворса, прессование. И всё ж берут его неплохо, и доход от мануфактуры вполне приличный.
В доме уже был готов парадный обед. Однако вернувшийся из Нюрнберга Якоб Вайскопф избавил Гришу от необходимости переводить за столом.
Дня через два Михель опять вызвал Григория к хозяину.
— Садись, — сказал герр Каспар. — Ты неплохо знаешь французский. Лебру хвалил твоё произношение. С завтрашнего дня начнёшь учить французскому Вальтера. Парню уже четырнадцать лет. В наше время без французского настоящим купцом не станешь.
«Вот незадача! — подумал Гриша. — Теперь учи хозяйского сына. А я в жизни ни разу никого не учил», — а вслух ответил:
— Коли так, надо купить нужные книги: французскую грамматику, какие-нибудь французские романы.
— Верно, — согласился хозяин. — Послезавтра Якоб едет в Нюрнберг. Захватит и тебя. Выберешь нужные книги в лавке Гросфатера.
Двадцать вёрст до Нюрнберга по зимней дороге проехали быстро. Григорий промёрз, сидя на облучке с кучером.
— Жди меня в пивной «Браункелле», — сказал Якоб, — часа через три заеду.
В лавке Гросфатера французских книг было множество. Григорий сразу нашёл грамматику, словари, два рыцарских и один «галантный» роман. На верхней полке заметил томик в буром переплёте.
— Монтень! «Эссе»8! Сколько стоит? — спросил Григорий хозяина.
— К сожалению, у нас только второй том. Поэтому дёшево. Всего сорок крейцеров.
На тридцати сторговались, и Григорий, старательно завернув книгу в шейный платок, спрятал её на груди.
