Кристи Филипс - Хранитель забытых тайн
– Мне кажется, я лучше рабочих в котловане могу судить о том, что происходит, мистер Абботт. Я уверен, что дождь скоро прекратится. Для нас главное – не останавливаться. Я не открою створок, пока аппарат очистки не будет надежно укреплен.
– На это уйдет еще две недели, если не больше.
– Ну так что ж, пусть будет две недели.
– Со всем уважением к вам, сэр, я вот что скажу: после Великого пожара мне приходилось работать на многих стройках. И я не раз видел, что случается, когда архитектор подталкивает и подгоняет, какие бывают ужасные несчастья. И страдают всегда только рабочие.
– Но здесь не просто стройка, мистер Абботт. Ведь на реке вы работаете в первый раз, или я не прав?
– Да, вы правы, но это не значит, что я не вижу проблемы, если есть проблема. Для этого меня сюда и поставили.
– Вас поставили для того, чтобы вы руководили людьми, мистер Абботт, и больше ничего.
Упаси его боже от людей с таким узеньким умишком: он пытается указывать ему, что ему делать и чего не делать. Сложив руки на груди, Равенскрофт круто поворачивается на каблуках, давая понять, что разговор окончен.
Но прораб не сдается.
– На той стороне реки тоже затруднение.
– Какое затруднение?
– От дождя обрушилась часть берега, и в реку смыло большое количество мусора. Ветки деревьев и все такое. Они зацепились за опоры мостков и мешают течению. Я уже послал туда несколько человек, – он указывает рукой на временный пешеходный мостик, перекинутый через реку посередине искусственного островка, – приказал вытащить из воды хотя бы часть этого мусора, но это очень опасно. Течение очень сильное. И перемычка долго не выдержит, попомните мои слова. Река сильно поднялась, сэр. Я бы на вашем месте приказал людям выйти из котлована.
– Ни в коем случае! Сам король интересуется нашей работой, его величество требует, чтобы мы трудились как можно быстрей.
Но его заботит не одна только благосклонность короля. Если с этим проектом его постигнет неудача, с каким лицом он предстанет перед членами Королевского общества? Что они скажут? Ну и ну, не смог справиться, и с чем? С этой грязной речонкой, лондонской сточной канавой Флит-дич!
– Конечно, у короля есть свои резоны, – говорит Абботт, – но даже король не может управлять погодой. Если дождь не прекратится...
– Я знаю, что случится, если не прекратится дождь, мистер Абботт. Но зарубите себе на носу, что любое великое дело не обходится без риска. Вспомните о египетских пирамидах. Вспомните о греческом Парфеноне. О Вестминстерском аббатстве, наконец! Без жертв ничего грандиозного не построишь!
– Эх, куда вы хватили, мистер Равенскрофт! – восклицает мистер Абботт, – Здесь вам не кафедральный собор, здесь вам, черт побери, просто грязная канава, Флит-дич.
– Попридержите язык, мистер Абботт, если не хотите потерять работу. Пока уровень реки нормальный и перемычке ничто не угрожает, мне не о чем с вами говорить.
– Что толку с утра до вечера смотреть в окно на этот дождь и киснуть, – говорит Хью, кладя ладони на плечи Эдварда. – Что делать, и помолвки, бывает, расторгаются.
Он идет на середину комнаты, где гораздо теплее, и усаживается в свое любимое кресло рядом с женой Элизабет.
– Знаю, – грустно кивает головой Эдвард, отворачиваясь от окна.
Он идет вслед за Хью поближе к огню, с облегчением оглядывая гостиную. Она меньше гостиной в доме Арабеллы, и света в ней не так много, и беспорядка больше, словом, нормальная комната, в которой обитают живые, нормальные люди. Уже несколько месяцев он не проводил здесь времени вместе с братом и его женой, и теперь ему кажется, что он после долгого путешествия вернулся домой. У него странное чувство, в голове у него словно все спуталось, и он не узнает знакомого ему мира. Нет, мир, конечно, остался прежним, изменился он сам. Хью и Элизабет не догадываются об истинных причинах его меланхолии, о том, что не разрыв с Арабеллой привел его в нынешнее состояние.
– Помолвки, бывает, и расторгаются, это так, но это не значит, что надо относиться к этому легко, – говорит Элизабет.
Она обаятельная женщина со сдержанными манерами и мыслит куда более тонко и здраво, чем его брат, которому, как считает Эдвард, очень с ней повезло. Господь еще не благословил их детьми, и это обстоятельство делает ее еще более восприимчивой к чужим бедам.
– С ним это происходит впервые, вот что сейчас главное, – добавляет она.
– Но стоит ли так унывать? – протестует Хью. – Я его не понимаю. Кто разорвал помолвку? Он, сам ведь признался. Так чем же он недоволен, если все прошло гладко?
– Хью, иногда ты бываешь ужасно бестактен.
– Что ж мне, прикажешь, с собственным братом китайские церемонии разводить?
Элизабет смотрит на него широко раскрытыми глазами.
– Эх, неотесанная деревенщина, бесчувственное бревно, вот ты кто! – восклицает она с упреком, однако не может сдержать улыбки.
– Позвольте, я ведь тоже тут сижу, вы забыли, что я нахожусь с вами в одной комнате? – усмехается Эдвард.
– Простите нас, Эдвард, – отзывается Элизабет. – Нам ведь что надо? Чтобы только вы были счастливы. Прошу вас, сядьте и выпейте вина.
– Кстати, отличная мадера, Эдвард, – прибавляет Хью.
Он ставит в ряд три небольших стаканчика и наполняет их почти до краев, до самого золотого ободка.
– Из тех виноградников, что растут на склонах холмов в солнечной Испании. Уж если и это вино не заставит тебя улыбнуться, то все, пиши пропало.
– Хью, оставь его в покое.
– Неужели я снова что-то ляпнул не то?
Он смотрит на нее невинными глазами. Она поджимает губы, в любой момент готовая сделать ему выговор.
– Не беспокойтесь, Элизабет, – говорит Эдвард. – Он прав, к черту хандру. Может быть, мне стоит на время уехать из Лондона, отправиться в путешествие, что ли. В Грецию, например, или в Турцию.
– Правильно, как раз то, что нужно, – одобряет Хью.
Но сам Эдвард в этом не уверен. Хороша будет картина, когда он с унылым, постным лицом будет бродить средь руин древних храмов. Интересно, как далеко нужно заехать, чтобы забыть Анну и никогда больше не вспоминать о ней? Да и возможно ли это? Впрочем, почему бы и нет, кое-кому, говорят, помогает. Но ему вряд ли поможет, что-то не верится. От себя ведь не убежишь. Разве можно забыть тот день на приходском кладбище, когда Анна смотрела на него с таким гневом, такой ненавистью? Только тогда он до конца понял, как для него важно, чтобы она не думала о нем плохо. Что же она тогда сказала? «У меня мало желания быть сейчас в обществе джентльменов». Больно думать, что она ставит его на одну доску с Монтегю.
В открытую дверь гостиной, предупреждая о своем приходе, стучит привратник.
– Для вас письмо, сэр, – возвещает он и на серебряном подносе протягивает Эдварду запечатанное послание.
Эдвард видит знакомый почерк, и в груди его поднимается горячая волна надежды. Трясущимися руками он вскрывает письмо. Ему принесли его от Анны... впрочем, короткого взгляда на текст достаточно, чтобы понять, что там нет и намека на что-то интимное. Он идет к окну, где светлее и где можно читать без помех.
Дорогой доктор Стратерн!
Я внимательно изучила знаки, оставленные на телах всех четырех жертв. Прошу вас, загляните в листок бумаги, вложенный в конверт, где я нарисовала все эти символы и обозначила их смысл так, как я его понимаю. Я считаю, что мое открытие означает одно: мистер Монтегю – непосредственный участник всех интересующих нас событий. Я знаю теперь наверняка, насколько коварен и низок этот человек. Убивал ли он сам, я пока сказать не могу, но теперь совершенно ясно: кто бы ни был убийцей моего отца и вашего дяди, он был близок к принцессе и знал самые интимные подробности ее жизни. А кто еще, кроме Монтегю, мог быть знаком со всеми действующими лицами, вовлеченными в это дело?
Я немедленно еду в Уайтхолл, чтобы объявить о своем открытии Арлингтону и заставить его арестовать Монтегю. Последнего от него добиться я не надеюсь, зато хорошо знаю, что договориться о чем-либо с министром можно, только требуя от него большего, чем нужно на самом деле, и можно надеяться, что он уступит и удовлетворит просьбу, хотя и в несколько меньшем ее объеме. Я же хочу только одного: найти Монтегю и лично убедиться в том, что он виновен. Я должна добиться справедливости для моей бедной Люси; мы с вами оба прекрасно знаем: для того чтобы восторжествовала справедливость, нужно приложить собственные усилия.
Аналогичное письмо, а также листок с расшифровкой символов, я послала доктору Санденхейму. Если со мной что-нибудь случится, прошу вас, позаботьтесь о том, чтобы эти сведения попали в нужные руки.
Остаюсь ваша и пр.
Анна Девлин
Он быстро просматривает вложенный листок бумаги с символами и их расшифровкой. Так вот оно что, герцог отравил свою жену, потому что она ждала ребенка от другого мужчины! Объяснение вполне правдоподобное, учитывая то, что ему известно о нравах французского двора и о самом герцоге Орлеанском. Но в том, что герцог лично осуществил это убийство, он сомневается. В его жилах течет кровь королей, и он ничего не делает собственными руками. Но тогда кто? И с какой целью убийца Генриетты Анны оставлял на телах других своих жертв знаки, которые раскрывают причины ее убийства и способ, каким она была убита?
