Дэвид Митчелл - Тысяча осеней Якоба де Зута
Смотровой кричит: «Приближаются к баркасу!»
В трубу Пенгалигон видит два сампана, подплывающих к баркасу. Первый везет трех японских чиновников: двое — в одежде серого цвета и молодой — в черной. Трое слуг сидят позади. Во втором баркасе, следующем позади, — два голландца. Черты лица с такого расстояния не разглядеть, но Пенгалигон увидит, что один загорелый, бородатый и плотный, а другой — сухой, как палка, и бледный, как мел.
Пенгалигон передает трубу Сниткеру, который просвещает Смайерса. «Он говорит, в серой одежде — должностные лица, капитан. В черной — переводчик. Большой голландец — Мельхиор ван Клиф, директор Дэдзимы. Худой — пруссак. Его зовут Фишер. Фишер — второй по чину».
Ван Клиф прикладывает ладони рупором ко рту и приветствует Хоувелла за сотню ярдов до их встречи.
Сниткер продолжает говорить. Смайерс переводит:
— Ван Клиф — крыса, он говорит, сэр, настоящий… предатель. А Фишер — доносчик, лжец и обманщик, этот сучий сын, он говорит, сэр, с большими амбициями. Я не думаю, что господину Сниткеру они оба нравятся, сэр.
— Но оба, — высказывается Рен, — похоже, годятся для нашего предложения. Кто нам совершенно не нужен, это какой‑нибудь неподкупный тип с принципами.
Пенгалигон забирает свою трубу у Сниткера.
— Таких здесь не так и много.
Морские пехотинцы Катлипа бросают весла. Баркас скользит по инерции, пока не останавливается.
Лодка трех японцев касается носа баркаса.
— Не дай им перелезть, — шепчет Пенгалигон своему первому лейтенанту.
Носы баркаса и сампана трутся друг о друга. Хоувелл отдает честь.
Инспекторы кланяются. Они представляются через переводчика.
Один инспектор и переводчик привстают, готовясь к переходу.
«Не дай им, — Пенгалигон беззвучно предупреждает Хоувелла, — не дай им…»
Хоувелл притворно кашляет, поднимает руку, извиняясь.
Прибывает второй сампан, причаливает к баркасу сбоку.
— Невыгодная позиция, — бормочет Рен, — зажаты с двух сторон.
Хоувелл перестает кашлять, машет шляпой ван Кли — фу.
Ван Клиф встает и наклоняется к борту сампана, чтобы пожать руку Хоувелла.
Отвергнутые инспектор и переводчик все так же полусидят.
Неловко встает заместитель директора Фишер, и сампан раскачивается.
Хоувелл помогает крупному ван Клифу перелезть через борт баркаса.
— Один в мешке, господин Хоувелл, — шепчет капитан. — Весьма ловко.
Еле слышно долетает громовой смех директора ван Клифа.
Фишер приближается к баркасу, шатаясь, как новорожденный жеребенок…
…но к неудовольствию Пенгалигона, переводчик хватается за нос баркаса.
Ближний морпех обращается к майору Катлипу. Тот бросается к переводчику.
— Нет, — бормочет капитан, который ничем не может помочь, — не позволяй ему перелезть.
Лейтенант Хоувелл в то же самое время приглашает на баркас заместителя директора.
Катлип перехватывает руку нежеланного переводчика…
«Жди, жди, — хочется крикнуть капитану, — жди второго голландца!»
…и Катлип отпускает переводчика, размахивая рукой, словно каким‑то образом ее повредил.
Наконец, Хоувелл хватает нетвердую руку заместителя.
Пенгалигон бормочет: «Перетаскивай, Хоувелл, ради Христа!»
Переводчик решает не ждать помощи и переносит одну ногу над фальшбортом баркаса, и в этот же момент Хоувелл рывком затаскивает пруссака на баркас…
…и половина морских пехотинцев вытаскивают абордажные сабли, сверкающие отраженным солнечным светом.
Другие солдаты хватаются за весла и отталкивают сампаны.
Переводчик в черном одеянии падает в воду, как Пьеро. Баркас «Феба» берет курс на корабль.
Директор ван Клиф, поняв, что их похитили, бросается на лейтенанта Хоувелла.
Катлип перехватывает его на полпути, и они оба падают на дно баркаса, который опасно раскачивается.
«Пусть только не перевернутся, милостивый Боже, — просит Пенгалигон, — не сейчас…»
Ван Клифу скручивают руки, и качка прекращается. Пруссак сидит недвижно.
В сампанах, уже позади баркаса в трех корпусах, первым двигается гребец, который наклоняется к воде, чтобы спасти переводчика. Инспекторы в сером застыли в шоке и смотрят на лодку иноземцев, спешащую к «Фебу».
Пенгалигон опускает подзорную трубу.
— Первый бой выигран. Сдирайте эту голландскую тряпку, господин Рен, и поднимайте «Юнион Джек» на стеньге и на носу.
— Есть, сэр, с огромным удовольствием.
— Господин Толбот, пусть ваши матросы займутся грязью на моих палубах.
Голландец ван Клиф берется за веревочную лестницу и карабкается наверх с ловкостью, удивительной для его комплекции. Пенгалигон смотрит вверх, на ют, где прячется Сниткер под широкополой шляпой. Оттолкнув протянутые руки, ван Клиф перелезает через борт «Феба», как мавр — налетчик, оглядывает линию офицеров, упирается взглядом в Пенгалигона, наставляет на него указательный палец так гневно, что пара морпехов выступает вперед, на случай его атаки, и рычит сквозь густую, кудрявую бороду и чайного цвета зубы: «Kapitein!»
— Добро пожаловать на борт фрегата Его королевского величества «Феб», господин ван Клиф. Я…
Гневный выпад директора не нуждается в переводе.
— Я капитан Джон Пенгалигон, — продолжает капитан, пока ван Клиф переводит дыхание, — а это — мой второй офицер, лейтенант Рен. Первого — лейтенанта Хоувелла и майора Катлипа… — те поднимаются на палубу, — вы уже видели.
Директор ван Клиф делает шаг к капитану и сплевывает на его сапог.
Сгусток слюны блестит на сапоге, пусть и не самом лучшем, но искусно стачанном на лондонской Джермин — стрит.
— Такие они, голландцы, — пожимает плечами Рен. — Недостаток воспитания.
Пенгалигон протягивает носовой платок Малуфу:
— Ради чести корабля…
— Да, сэр, — гардемарин наклоняется к ногам капитана и протирает сапог.
От крепкого нажатия подагрическая ступня воет от боли.
— Лейтенант Хоувелл, проинформируйте директора ван Клифа, что он может рассчитывать на наше гостеприимство, если будет вести себя как джентльмен, но если уподобится ирландскому землекопу, то и отношение к нему будет соответствующее.
— Эта работа мне по душе: приручать ирландских землекопов, — хвастается Катлип, пока Хоувелл переводит.
— Позвольте пока воззвать к его разуму, майор.
Слышен пронзительный звон колокола: Пенгалигон полагает, что это — тревога.
Отвернувшись от ван Клифа, он приветствует второго заложника, ниже рангом.
— Добро пожаловать на борт фрегата Его королевского величества «Феб», заместитель директора Фишер.
Директор ван Клиф запрещает своему заместителю раскрывать рот.
Пенгалигон приказывает Хоувеллу спросить Фишера об остиндце этого торгового сезона, но директор ван Клиф хлопает два раза в ладони, чтобы привлечь внимание капитана, и выдает заявление, переведенное Хоувеллом.
— Боюсь, он сказал: «Я спрятал его в своей жопе, ты, английский педик», сэр.
— Один человек сказал мне такое в Сиднейской бухте, — вспоминает Катлип, — так я проверил его место для пряток штыком, и в дальнейшем он никогда не позволял себе столь нагло разговаривать с офицером.
— Скажите нашим гостям следующее, господин Хоувелл, — говорит Пенгалигон. — Скажите им, мы знаем, что корабль отплыл от Батавии, мне это говорил начальник порта в Макао, где этот корабль вставал на якорь двадцать восьмого мая.
От этих слов злость ван Клифа остужается, а лицо Фишера вытягивается. Они говорят между собой, а Хоувелл слушает их разговор.
— Директор говорит: «Если это не хитрость англичан, то потерян еще один корабль…»
Кричит какая‑то птица в лесу на берегу бухты. По звукам — кукушка.
— Предупредите их, лейтенант, что мы обыщем всю бухту, и, если найдем остиндца в каком‑нибудь укромном месте, их обоих повесят.
Хоувелл переводит угрозу. Фишер трет виски. Ван Клиф плюется. Слюна не попадает на ногу капитана, но Пенгалигон больше не может позволить себе унижения перед лицом команды.
— Майор Катлип, препроводите директора ван Клифа в кормовой канатный склад: без света, без воды. Заместитель директора Фишер в то же время… — пруссак моргает, как напуганный петушок, — …может отдохнуть в моей каюте. Пусть двое ваших морпехов последят за ним, и велите Чигуину принести ему полбутылки кларета.
Прежде чем Катлип переходит к исполнению приказа, ван Клиф задает Хоувеллу вопрос.
Изменившийся тон голландца разжигает любопытство Пенгалигона:
— О чем речь?
— Он хочет знать, откуда мы знаем его имя и имя его заместителя.
«Если они поймут, что нас не провести, — думает Пенгалигон, — нам это только на руку».
