Алла Панова - Миг власти московского князя
— Может, и на нашей земле замыслили великого князя оговорить, а может, и нет, — упрямо ответил на это Иван, — я ж сказывал, что много слухов в Сарае бродит.
— А что ж еще? — удивленно поднял бровь Михаил.
— А вот был и такой слух, что, мол, великий князь, будучи в Каркоруме, в главном городе великого хана, наслушавшись проповедей папского легата, обратился в латинянскую веру.
Михаил Ярославич и воевода одновременно перекрестились и, выпучив глаза, не веря услышанному, уставились на говорившего. Дружинники сидели, в изумлении открыв рты.
— Да–да. И такой слух был. Князь Александр сказал, что, может, тот, кто такое придумал, хотел тем самым правду скрыть. Дескать, нету вымысла черного в том доносе, из‑за которого на великого князя хан осерчал, и то, что Ярослав Всеволодович католиком перед смертью сделался, донос сей только подтверждает.
— Хитро придумано, — проговорил мрачно кто‑то из дружинников.
— То и оно! Вроде и хан с матерью своей правы оказались: ведь они не гостя, им доверившегося, жизни лишили, а неблагодарному князю за измену отплатили. Хан, мол, к нему со всей душой, а он — с латинянами дружбу завел! Очень умно придумали. Только вот кто придумал! Или опять стрыя обвинять будешь, — обратился Иван к Михаилу Ярославичу.
— А почему ты думаешь, что не он? Ведь мог же стрый с ханом уговориться, не зря ж столько времени в Орде провел. А уж по части коварства он кого хошь за пояс заткнет, — ответил тот запальчиво.
— По делам‑то прежним чтой‑то такого не скажешь, — возразил собеседник.
— А мне о его прежней праведной жизни говорить нечего, он ее своими нынешними кознями запачкал, — так же запальчиво проговорил князь и, махнув рукой, добавил устало: — Да и не был он никогда праведником.
— Что ж, тебе, княже, виднее. Он ведь твоя родня, — ответил на это Иван.
— Правда твоя, — сказал князь, оглядел собравшихся, провел ладонью по бородке и заговорил решительно: — Хотел я, чтобы вы все услышали весть, которую мне брат с верным человеком прислал. Ведомо вам теперь, как постыл мне Святослав Всеволодович. Слышали вы, кого я в смерти батюшки виню. Стрый это мой, что нынче во Владимире сидит. Уверен я в том и хочу Святослава за его коварство наказать. Постыл он мне так сильно, что намерен я его со стола великого согнать.
Собравшиеся молчали, лишь кивали.
— Спросите, зачем вас здесь собрал? Отвечу с открытой душой: хочу знать, будете ли вы мне в этом деле поддержкой и опорой? Поможете ли своему князю? Останетесь ли слову, мне данному, верны?
— Как не помочь, — ответил один из тех, кто сидел ближе всех к князю.
— Поможем и слову своему не изменим, — поддержал другой.
— Верны тебе были и впредь будем, — раздался уверенный голос Никиты.
— Да. Да. Верны, — закивали все.
— Что ж так сразу, нисколько не подумав, отвечаете? — удивился князь скорым ответам. — Не больно ли спешите? Жалеть ли о том не станете?
— Не станем. Не опасайся, княже, — ответил светловолосый дружинник за всех.
Михаил внимательно вглядывался в знакомые лица, еще не веря в то, что нашел понимание у своих товарищей.
— Знал я, други, что на вашу поддержку могу надеяться. И все ж неволить вас не хочу. — Князь помолчал мгновение–другое и начал тихо, постепенно повышая голос: Слух до меня дошел, что кое‑кто из моей дружины собирается в Москве обустроиться, к девкам местным приглядывается. А потому мое слово таким будет: никого за собой тянуть я не стану и до утра даю вам срок обдумать, как поступить. Пожелаете в Москве остаться — ваша воля, со мной во Владимир пойдете — спасибо скажу.
— Когда, княже, на Владимир двинемся? — нетерпеливо спросил светловолосый.
— Не спеши, Кондратий, — как‑то устало проговорил Михаил Ярославич, — завтра поговорим, все обсудим, а пока отдыхайте.
Князь поднялся до зари. Вышел из шатра, прошел мимо тлеющего костра, спустился к воде, умылся и неспешно направился вверх по склону. Его тут же догнал заспанный Никита, за которым тенью следовал Кондрат. «Негоже одному по лесу бродить», — буркнул под нос сотник и, поскольку князь ничего не ответил, дальше шел молча.
В утренних сумерках лес выглядел так, словно был заколдован. Михаил Ярославич обходил поваленные чьей‑то сильной рукой деревья, то и дело уклонялся от ветвей, норовивших вцепиться ему в волосы, схватиться за полы рубахи. Он часто оборачивался, но сквозь заросли, к сожалению, не было видно того, что он хотел увидеть, и князь продолжал упорно подниматься на холм.
Когда Михаил Ярославич и его спутники добрались до вершины, солнце уже осветило верхушки деревьев. Князь огляделся и, увидев невдалеке просвет между могучими стволами, направился к нему. Деревья, поваленные ураганом, прошедшим здесь несколько лет назад, выстилали дно оврага и уже успели покрыться толстым слоем мха, а кое–где сквозь завалы смогли пробиться молодые деревца, но эти тонкие прутики не загораживали удивительно красивой картины, открывавшейся с холма. Залюбовавшись, путники молча стояли некоторое время, не в силах отвести от нее взгляда.
— Ишь, лепота какая! — наконец произнес Никита и вдохнул полную грудь свежего, пропитанного лесными запахами воздуха.
Князь промолчал. Он смотрел на реку, неспешно текущую внизу, на огромный изумрудный луг, за которым до самого горизонта тянулись леса. Ему хотелось увидеть отсюда, с высоты, Москву, но деревья этому мешали. Не будь никого рядом, он мигом вскарабкался бы к самой макушке любого из них и наверняка разглядел бы острым взглядом московские заборолы, церковные маковки, а может, даже и крышу своего терема. Однако с ним — ничего не поделаешь — увязались Никита с Кондратом, ни при каких обстоятельствах не забывавшие о своей службе. «Хорошо хоть всех на ноги не подняли, — с досадой подумал князь. — Всюду‑то им враги мерещатся». Он оглянулся на спутников, потом еще раз посмотрел вдаль, словно желая получше запомнить все до мельчайших подробностей, и отправился в обратный путь.
Внизу их уже ждали, опять клубился парок над котлом, опять возле костра на холстине были разложены оставшиеся после вчерашнего пиршества пироги да калачи и открыты новые бочонки с медом.
Вокруг костра расположились дружинники. Все они, даже те, что уже собрались посылать сватов к отцам приглянувшихся девиц, решили до поры до времени отложить эту затею. Чтобы скоротать время до прихода князя, окружающие беззлобно подшучивали над несостоявшимися женихами.
— Погуляю‑ка я лучше, — усмехался в ответ насмешникам один.
— Еще молод я лямку семейную тянуть, — вторил другой.
— А ты что ж, Прокша, неужто свою зазнобу покинешь? Смотри, она баба бойкая, другого враз себе найдет, — пытались поддеть добродушного великана.
— Разве ж такого, как я, она найдет? — искренне удивлялся тот. — Как скажу, так и будет. Князю службу отслужу, тогда и к ней возвернусь. Дождется. Никуда не денется.
Вчерашний разговор продолжился, и князь услышал от своих людей то, что и рассчитывал услышать.
Солнце уже начало клониться к закату, когда князь с товарищами расселись в ладье и, распустив парус, поплыли по течению к дому. Обратный путь занял гораздо меньше времени, и не успел солнечный диск коснуться макушек деревьев, как ладья причалила к пристани, где князя и его людей уже ждали оседланные кони.
С гиканьем и посвистами пронесся небольшой отряд через посад к городским воротам, распугивая по пути засмотревшихся зевак, которые, испуганно вскрикнув, едва успевали отскочить в сторону.
Лица всех всадников светились счастливым молодым задором.
На едином дыхании князь взбежал на высокое крыльцо, отмахнувшись от Макара, не задержавшись в своей горнице, поспешал в покои Марии.
19. Исполнение желаний. Великий князь
День снова выдался жарким, только к вечеру поднявшийся ветерок принес от реки долгожданную прохладу. Мария в одной тонкой рубахе сидела у раскрытого окошка, от нечего делать то заплетала, то расплетала косу, безразлично поглядывая на суетившихся во внутреннем дворе холопов и прислушиваясь к отдаленным звукам. Когда издали донесся конский топот, она оживилась, перекинула косу за спину и вся обратилась в слух. Вскоре топот нескольких десятков копыт раздавался уже вблизи княжеских палат, а через несколько мгновений оборвался. За смехом и неясной громкой речью дружинников, доносившихся со стороны главного крыльца, она, как ни вслушивалась, голоса князя разобрать не смогла. Мария была уже склонна вновь расплакаться, как вдруг до нее донеслись торопливые шаги. Дверь распахнулась, и она увидела на пороге своего ненаглядного.
В горнице, освещенной последними лучами заходящего солнца, князь увидел Марию. Она, испуганно глядя на него, поспешно поднялась с лавки и замерла, словно боялась сдвинуться с места, чтоб не спугнуть видение.
