Владимир Москалев - Варфоломеевская ночь
Но и на этом она не успокоилась и снова принялась за мятежных принцев, задумав внести между ними раздор. (Читатель, наверное, помнит, что король Наваррский считался первым принцем королевской крови.) Баронесса де Сов была главным действующим лицом в этой интермедии. Щедро одаривая ласками Алансона, она всячески поносила при нем Генриха Наваррского, совершенно не стесняясь в выражениях и выставляя его посмешищем в плане любовных игр и его обращении с женщинами. Находясь же в постели с Генрихом, она расписывала духовную убогость и физическую немощность Алансона, уверяя, что испытывает к нему только чувство гадливости и презрения. (Генриха к тому времени перевезли в Лувр на время судебного разбирательства.) Наконец, она устроила так, что оба незадачливых пленника и достойных пренебрежения любовника встретились у дверей ее спальни как раз в то время, когда одного она выпроваживала, а другого встречала.
Сломленные общими неудачами, злосчастные беглецы, испытывающие с некоторого времени друг к другу взаимное недоверие, а теперь ко всему прочему оказавшиеся еще и соперниками в любви, вскипев, начали с издевками оскорблять один другого, потом, окончательно потеряв голову, да еще и на виду у баронессы, бросились друг на друга и принялись выяснять отношения с помощью кулаков. Пожалев их и изобразив богиню миротворчества, превратившись на глазах из Эриды в Эйрену[73], она встала между ними и разняла их, заявив, что, поскольку они такие дураки, что готовы из-за нее перегрызть один другому горло, то отныне она не примет у себя в спальне ни одного из них. Потом развернулась и ушла, хлопнув дверью. А что же принцы? Каждый из них, особенно Генрих, посчитал себя обиженным, униженным и оскорбленным, и они, глядя друг на друга так, будто каждого из них только что наставляли на истинный путь Немезида или сам Арес[74], тут же договорились о месте и времени поединка, который должен был состояться между ними ранним утром следующего дня. Договорившись, они разошлись в разные стороны, но не учли при этом, что, во-первых, их подслушала у дверей Шарлотта, которая тут же побежала доложить обо всем своей госпоже; во-вторых, они — пленники, и повсюду, куда бы они ни пошли, их сопровождала внушительная охрана; а в третьих, для того, чтобы прогуляться по Луврскому саду, им требовалось спросить разрешение либо у начальника королевской стражи, либо у самой королевы-матери.
Кончилось тем, что, ослепленные ненавистью друг к другу и, одолжив у дворян шпаги, оба соперника вышли из своих покоев и сразу же наткнулись на группу придворных, чуть не поднявших их на смех в присутствии королевы-матери и все той же мадам де Сов. Но, как тонкий дипломат, Екатерина Медичи понимала, что после этого они снова сблизятся на почве взаимной обиды на нее и ненависти к баронессе, а следовательно, опять начнут плести свои сети. Дабы этого не случилось, королева-мать в этот же день вновь увезла Генриха в Венсен, вполне удовлетворившись тем, что добилась своего, поссорив бывших принцев-союзников.
Теперь Екатерина обратила свои помыслы на маршала Д'Амвиля, второго сына коннетабля Монморанси. Став могущественным правителем Лангедока и объединив под своим знамением умеренных протестантов и католиков, он мог начать настоящую войну против правительства, узнав, что гугенотов по-прежнему преследуют и убивают, что война в Нормандии закончилась их поражением и что его брат арестован.
Узнав об этом, Анри де Монморанси в приливе ярости хватил канделябром об пол и воскликнул:
— Я разнесу на клочки весь Париж, а самого короля арестую и заставлю пасти свиней или засажу в Бастилию, если они не освободят моего брата! Я подниму весь Лангедок, мне помогут немцы, Руа и Гиень, мы осадим Париж и возьмем его приступом! Горе тогда будет этим выродкам Валуа вместе с их мамочкой-отравительницей!
— Монсиньор, но король не в Париже, — подсказали ему его советники, — он в Венсене.
— Значит, разнесем Венсен, этот королевский замок смерти!
На приказание короля явиться ко двору Д'Амвиль ответил раскатистым хохотом, объявив, что он тотчас подпишет перемирие со всеми протестантами юга.
Ему сообщили, что Конде покинул Пикардию и сейчас в Германии, где отрекся от мессы и собирает войска союзников.
— Молодец Конде! Мы сообразуем наши действия и с двух сторон в кольцо возьмем Париж! Они узнают, как посягать на дом Монморанси! Я — король провинции Лангедок, и я возьму в плен короля Иль де Франс!
Глава 7
О том, как иногда бывает легче войти через дверь, чем выйти через нее
Марго в Париже не находила себе места. Мало того, что она была зла на мать, ибо не только всячески содействовала планам своего мужа, но и сама собиралась удрать вместе с ним, она еще и лишилась любовника, и теперь ее плоть яростно восстала, требуя свое. Принцесса Валуа и трех дней не могла прожить без мужчины, ее холодная постель казалась тюремным ложем, часы музицирования, вышивания и чтения стали надоедливы и скучны, вид благоухающего сада из окна совсем не радовал, а запахи, доносящиеся оттуда, вызывали теперь вместо умиления раздражение. Но кто ищет, тот всегда находит, если не сам, то с помощью друзей. Ее подруга Генриетта привела однажды некоего дворянина по имени Сен-Люк, и Маргарита, сразу же оценив ум, изящество и веселый нрав собеседника, быстро нашла с ним утешение. Впрочем, ненадолго, поскольку Сен-Люка вскоре сменил на посту наш знакомый Бюсси, о котором Марго много слышала и давно мечтала видеть в своей постели. Толчок к этому дал собственный муж, чрезвычайно расхваливший этого кавалера в присутствии супруги, а потом самолично устроивший им встречу, в ходе которой выяснилось, что Бюсси однажды помог наваррскому королю и чуть ли не спас ему жизнь. Такова была благодарность Генриха Бюсси; при этом он только выиграл в глазах собственной жены, которая отныне стала смотреть на него не только как на человека, щедро платившего долги, но и как на близкого товарища и союзника, которому она многим обязана и всегда готова помогать. Теперь она и сама желала ему скорейшего вызволения из плена, видя как ее мать всячески намеревается лишить его свободы, если не жизни.
Случай представился вскоре после того, как Алансона перевезли в Венсен по просьбе матери, желавшей, чтобы ее сын присутствовал при смерти брата, которому, и ей говорили об этом все придворные врачи, осталось уже недолго.
Этот эпизод упоминается во всех хрониках, мемуарах и воспоминаниях того времени, и было бы бессмысленно пересказывать его вновь на этих страницах, если бы не сюжетная линия повествования, требующая показать уважение и благосклонность юной наваррской королевы к супругу и ее желание способствовать побегу. Кстати, поглядим, каков из себя на самом деле герцог Алансонский.
Марго могла свободно въезжать в замок или выезжать из него в карете, причем стража никогда не заглядывала вглубь экипажа, а если это и случалось, то она не заставляла снимать маски с тех, кто в нем находился. Решив использовать это в целях освобождения Генриха, Марго предложила ему тщательно побриться, переодеться в женское платье, скрыть лицо под маской и сесть в ее карету, в которой она и вывезет его из замка. Но, дабы Алансон не поднял шума, узнав о бегстве кузена, а также надеясь на его благоразумие как союзника и подав ему надежду на скорейшее вызволение из плена, быть может, таким же способом, Марго рассказала об этом брату. Алансон помрачнел, сжал кулаки, но ничего не сказал. Впрочем, опомнившись, тонко улыбнулся и выразил надежду, что это предприятие удастся, поскольку и сам рассчитывал в дальнейшем бежать точно таким же способом.
— Я рад за Генриха, — прибавил он на прощание и улыбнулся еще шире.
Но, едва король Наваррский стал выходить из дверей, собираясь сесть в карету, где его уже ждала Марго, как нос к носу столкнулся с неизвестной женщиной, на лице которой была маска. Вглядевшись, он узнал в женщине герцога Алансонского.
— Как! Ты хочешь бежать один, без меня? — нагло воскликнул Алансон. — Не выйдет! Вождем гугенотов стану я, мы же договорились!
— Но я король Наварры и имею на это больше прав! — возразил Генрих, перед этим крепко выругавшись.
— Подумаешь, король! А я принц Валуа и твои гугеноты ждут меня.
Сын Жанны Д'Альбре попробовал договориться миром:
— Они ждут меня, брат, и мне надлежит бежать первым. Потом придет и твоя очередь, но вначале я должен объединить силы протестантов на юге!
— Это сделаю я и в карете ехать мне, а ты останешься здесь. Потом мы займемся и тобой, — запальчиво ответил юный принц.
— Нет, поеду я, а ты останешься здесь. Ты ее сын, и она тебе ничего не сделает.
— А ты ее зять, тебя она тоже не тронет.
— Она убьет меня!
— Пусть только попробует, я пойду на нее войной.
