Фаина Гримберг - Примула. Виктория
И каждый городок, каждую высоту, отбитую у буров, лондонцы встречали шумными толпами. Свистульки гудели пищаще, хлопушки хлопали. Громко топали ноги, обутые в дешёвые ботинки. Крики радости сливались в один сплошной рёв. Потомки фабричных рабочих, некогда (давно уже это было!) бесправных, шагали по улицам и площадям как хозяева...
Но конечно же, самое печальное для англичан в англо-бурской войне было — огромное и очень даже чёрное пятно на репутации. Пятно было посажено, разумеется, бойкими писаками журналистского толка; такими, к примеру, как тот же Буссенар. Но один писатель и врач, и участник англо-бурской войны, твёрдо решился возразить всем, всем, кто пытался посягнуть на репутацию викторианцев. Этого решительного человека звали Артуром Конан Дойлом. Был он в англо-бурскую войну главным хирургом в полевом госпитале. Оттуда он писал матери: «...мне кажется, я имею сильное влияние на молодых людей, особенно на молодых, атлетически развитых, спортивных людей (как и Киплинг). И коль скоро это действительно так, чрезвычайно важно, чтобы именно я подал им пример. Вопрос не в моих сорока годах, хотя я совершенно здоров, как всегда, но в том воздействии, какое я могу иметь на эту молодёжь».
Конан Дойл написал о событиях англо-бурской войны две книги, из которых наиболее интересна вторая, вышедшая в 1902 году. «Война в Южной Африке; её суть и события». Конан Дойл решительно опроверг все домыслы о якобы жестокости англичан в отношении мирного населения. Эти две, написанные по горячим следам англо-бурской войны книги, принесли Конан Дойлу два прозвища — «Патриот» и «Беспримерно жестокий колонизатор». Вполне возможно предположить, что ни одно из этих прозвищ не говорит правду о Конан-Дойле, равно как и об англо-бурской войне.
Слово «Киплинг» уже написано Конан Дойлом в письме к матери. И время, стало быть, великому викторианскому барду снова появиться в нашем повествовании!
Стихотворение называется как раз так, как надо: «Южная Африка»!
Чудо-женщина жила
(Господи, прости ей!),
Не добра, и не мила,
Но краса её влекла
Джентльменов без числа
Дьявольской стихией.
Джентльменов без числа
От Дувра до Хольспая,
Африкой она была,
Южной Африкой была,
Нашей Африкой была,
Африкой без края.
В жажде жизнь её страны,
Жизнь страны в разрухе.
Кровь и меч вошли в дома,
И зараза, и чума,
Саранчи нависла тьма,
Падал скот, как мухи.
Правда, слишком правда то,
Что она такая!
Африкой её зовут,
Южной Африкой зовут,
Нашей Африкой зовут,
Африкой без края.
Не было страшней труда
И позорней платы
Для влюблённых и рабов;
Был навоз им вместо дров,
Грязная вода из рвов,
Дыры и заплаты.
Жгла она им рты в пыли,
Кости — в лихорадке;
Ночи им лгала и дни,
Их терзала искони,
И клялись бежать они
Прочь и без оглядки.
Поднимали паруса
В ярости суровой, —
Вскоре, многого скорей,
Забывали горечь дней,
Злость и ложь прощали ей,
Возвращались снова.
Чтили милости её
Больше небосвода,
За её глаза и рот
Забывали племя, род,
И могила их встаёт,
Как Алтарь Народа.
Кровью куплена она,
Возродилась в дыме
И звала к оружью тех,
Для кого была их грех, —
Женщина прекрасней всех,
Всех боготворимей.
На ноги, пусть слышат все:
Вот она какая!
Африкой её зовут,
Южной Африкой зовут,
Нашей Африкой зовут,
Африкой без края.
И вот уже весь мир пленяли, забирали без боя в плен созданные звонкими стихами викторианского барда викторианские воины, сильные, прежде всего, своим благородством, прекрасной широтой души, способностью пожать руку достойному противнику, тем самым викторианским рыцарством, своеобразным рыцарством, о котором много говорил Дизраэли. Но в этом неорыцарстве своего рода нет ничего напыщенного, никакой аристократической спеси; это, в сущности, демократичное викторианское рыцарство; рыцарство запылённого солдата, дружески хлопающего по плечу противника, чернокожего, желтокожего, но мужественного и сильного, такого, с каким встанешь у края земли!
Стихотворение 1890 года называется «Фуззи-Вуззи» и имеет подзаголовок: «(Суданские экспедиционные части)»...
Знавали мы врага на всякий вкус:
Кто похрабрей, кто хлипок, как на грех,
Но был не трус афганец и зулус,
А Фуззи-Вуззи — этот стоил всех!
Он не желал сдаваться, хоть убей,
Он часовых косил без передышки,
Засев в чащобе, портил лошадей
И с армией играл, как в кошки-мышки.
За твоё здоровье, Фуззи, за Судан, страну твою,
Первоклассным, нехристь голый, был ты воином в бою!
Билет солдатский для тебя мы выправим путём,
А хочешь поразмяться, так распишемся на нём!
Вгонял нас в пот Хайберский перевал,
Нас дуриком, за милю, шлёпал бур,
Мороз под солнцем Бирмы пробирал,
Лихой зулус ощипывал, как кур,
Но Фуззи был по всем статьям мастак,
И сколько ни долдонили в газетах:
— Бойцы не отступают ни на шаг! —
Он колошматил нас и так и этак.
За твоё здоровье, Фуззи, за супругу и ребят!
Был приказ с тобой покончить, мы успели в аккурат.
Винтовку против лука честной не назвать игрой,
Но все козыри побил ты и прорвал британский строй!
Газеты не видал он никогда,
Медалями побед не отмечал.
Так мы расскажем, до чего удал
Удар его двуручного меча!
Он из кустиков на голову кувырк
Со щитом, навроде крышки гробовой, -
Всего денёк весёлый этот цирк,
И год бедняга Томми сам не свой.
За твоё здоровье, Фуззи, в память тех, с кем ты дружил,
Мы б оплакали их вместе, да своих не счесть могил.
Но ровен счёт — мы присягнём, хоть Библию раскрой;
Пусть потерял ты больше нас, ты смял британский строй!
Ударим залпом, и пошёл бедлам:
Он ныряет в дым и с тылу мельтешит.
Это прямо порох с перцем пополам,
И притворщик, если мёртвый он лежит.
Он — ягнёночек, он — мирный голубок,
Попрыгунчик, соскочивший со шнурка,
И плевать ему, куда теперь пролёг
Путь Британского Пехотного Полка!
За твоё здоровье, Фуззи, за Судан, страну твою,
Первоклассным, нехристь голый, был ты воином в бою!
За здоровье Фуззи-Вуззи, чья башка копна копной:
Чёртов чёрный голодранец, ты прорвал британский строй!
Вот такое удалое, немного даже и простецкое, очень викторианское рыцарство! Выражения типа «нехристь» оставляем, впрочем, на совести переводчика[112].
Но всё же и всё же — главное лицо, вокруг которого выстраивается, создаётся мужской мир Киплинга, это — Женщина, великая Женщина, Королева, Виктория, Королева-Победа! Её Бард, он может и ворчать на неё порой и даже чувствовать, что его мужское достоинство несколько поколеблено её женской властью, но всё равно она остаётся Королевой. И вокруг маленькой, толстой старой женщины, английской матери, становятся стеной новые английские рыцари, её запылённые пылью Востока солдаты, как стояли вкруг старухи Бэсс Тюдор пираты и военачальники. Потому что красота Королевы — не в её внешности, а просто... в умении быть Королевой!..
Викторианский бард говорит о солдатах Виктории...
При чуме и холере себя береги,
Минуй болота и кабаки.
Холера и трезвость — всегда враги,
А кто пьян, тот, ей-богу, скверный солдат.
Скверный, скверный, скверный солдат, солдат
Королевы!
Если сволочь сержант до точки довёл,
Не ворчи, как баба, не злись, как осёл,
Будь любезным и ловким, — и вот ты нашёл,
Что наше спасенье в терпенье, солдат,
В терпенье, в терпенье, в терпенье солдат, солдат
Королевы!
Если жена твоя шьётся с другим,
Не стоит стреляться, застав её с ним.
Отдай ему бабу — и мы отомстим,
Он будет с ней проклят, этот солдат,
Проклят, проклят, проклят солдат, солдат
Королевы!
Если ты под огнём удрать захотел,
Глаза оторви от лежащих тел
И будь счастлив, что ты ещё жив и цел,
И маршируй вперёд, как солдат,
Вперёд, вперёд, вперёд, как солдат, солдат
Королевы!
Если мажут снаряды над их головой,
Не ругай свою пушку сукой кривой,
А лучше с ней потолкуй, как с живой,
И ты будешь доволен ею, солдат,
Доволен, доволен, доволен, солдат, солдат
Королевы!
Пусть кругом все убиты, — а ты держись!
Приложись и ударь, и опять приложись.
Как можно дороже продай свою жизнь.
И жди помощи Англии, как солдат,
Жди её, жди её, жди её, как солдат, солдат
Королевы!
Но если ты ранен и брошен в песках
И женщины бродят с ножами в руках,
Дотянись до курка и нажми впотьмах
И к солдатскому Богу ступай, как солдат,
Ступай, ступай, ступай, как солдат, солдат
Королевы!
И англо-бурскую войну, в конце концов, выиграли англичане, потому что её выиграли... стихи викторианского барда! Со стороны буров никто не написал подобной роскошной классики!..
