Сергей Мосияш - Салтыков. Семи царей слуга
Бедному Севке не до «народа» было, голова трещала, во рту была сушь, однако начал расталкивать ближних:
— Ребяты, вставай… Амвросий нашелся.
— Где? Где? — один за другим вскакивали мужики.
И вот уж зашевелилось сонное царство, заперекликалось: «Амвросий… Амвросий сыскался, змей!»
Мигом вспомнили, зачем сюда припожаловали. Вчерась гульнули. Хорошо. Пора и к делу. Севка, несмотря на трещавшую голову, бегал, торопил:
— Скорей, скорей, братцы, а то ускользнет.
Севка вдохновлял, мохнатоголовый детина возглавлял:
— На Донской, братцы! Бегим на Крымскую дорогу. Ты, поп, проследи, чтоб никто не остался.
— Прослежу, — согласился Севка.
— За мной, робяты! — Детина поднял над головой рогатину.
Севка стоял у монастырских ворот, наблюдая, как вытекает вольница, мысленно подсчитывая, сколько их. Насчитал где-то около трехсот, дважды сбивался. Но управился. И когда последний человек с дубинкой выбежал за ворота, Севка не последовал за ним, а, помедлив, направился к подвалу, бормоча под нос: «Тут на десятерых Амвросиев достанет… А мне… Мне полечиться надо, башка раскалывается».
Трудно было Севке, даже немыслимо уйти просто так от винного подвала. Мстительная злость на архиепископа, вчера клокотавшая в его груди, за ночь повыветрилась. Манил винный погреб, он переважил.
Еще 15 сентября вечером к Еропкину на Остоженку явился племянник архиепископа Николай Бантыш-Каменский. Там уже находились обер-полицмейстер Бахметев, гвардии капитан Волоцкий, игумен Чудского монастыря и архитектор Баженов[90].
— Ваше превосходительство, владыка Амвросий просит у вас билета на выезд из Москвы. Его ищут, грозятся убить.
— Да, да, я знаю. Билет будет, более того. — Еропкин обернулся к гвардейцу: — Капитан Волоцкий, выделите, пожалуйста, гвардейца для сопровождения владыки.
— Хорошо. Утром он будет в Донском.
— Пожалуйста, пораньше. И пусть владыка переоденется в мирское платье. Господин Бахметев, вы бы не могли ночью накрыть бунтовщиков в Чудовом монастыре?
— С кем накрывать, Петр Дмитриевич? У меня три калеки, на солдат я не надежен.
— Да, да, — поддакнул Баженов. — Я сам видел из модельного дома, как караульщики вместе с бунтовщиками грабили в монастыре.
— Надо вызывать полк, — сказал Бахметев.
— Полк должен вызывать генерал-губернатор, я послал к Петру Семеновичу с просьбой о вызове. Думаю, завтра к вечеру полк придет.
— Для чего его так далеко держали? — спросил игумен.
— Из-за чумы же, отче. По неделе по пятьдесят человек от него дежурили. А теперь вот весь потребен, иначе бунт не погасить.
— Торопиться надо, — сказал Бахметев, — как бы на докторов не кинулись. Им тоже грозятся.
— Необходимо и гражданских привлекать на свою сторону.
— С них пользы. Я вон днем привлек здоровяка рыжего со товарищи, повязали одного баламута, оставил в будке охранять до моего возвращения. И что? Воротился, я там баламута нет, а мой рыжий помощник сидит покалеченный. Арестованный сбежал и ему глаз выбил.
— Плохо связали, значит.
— Связали хорошо. Да он попросился по нужде развязать. Пожалели, развязали, а он покалечил и рыжего, и его обоих помощников.
— Сколько вы собрали сейчас под ружье?
— Если гвардейцы присоединятся, человек сто тридцать наберется, — сказал Бахметев.
— С утра надо очистить Кремль от бунтовщиков. Возьмите с собой пару пушек и действуйте.
— Слушаюсь, ваше превосходительство, — вздохнул обер-полицмейстер, и Еропкин вполне посочувствовал его вздоху: с сотней ненадежных солдат выходить против разъяренной толпы — дело весьма, весьма рискованное.
— И пожалуйста, постарайтесь взять за караул самых отъявленных — и в железы их.
— Это само собой, Петр Дмитриевич.
— Как только полк явится, я сам возьму над ним команду и приду вам на помощь.
Гвардеец Михеев в зеленом Преображенском мундире, при шпаге и двух пистолетах приехал на коне в Донской монастырь. Слез с коня, нашел архиепископа, доложил:
— По приказанию генерал-поручика Еропкина прибыл в ваше распоряжение, владыка.
— Вот и славно, сын мой, — отвечал Амвросий, осеняя крестом гвардейца.
— Велено выезжать, владыка. Я буду провожать вас до села Хорошево.
— В Воскресенский монастырь, значит?
— Да.
— Ну что ж, Еропкину видней.
— Только торопиться надо, торопиться, владыка.
— Да уж и так поспешаем. Я послал племянника за мирским платьем, велел запрягать. Принесут, переоденусь — и тронемся.
— Тогда, чтоб здесь мне на камне коня не томить, я проеду за сад Трубецкого, там и ждать вас буду. Пусть коняшка хоть травку пощипает.
— Пусть, пусть, сын мой, пощиплет.
Михеев вышел во двор, взглянул на солнце, не очень ласковое, прошел к коновязи, отвязал коня, вскочил в седло, привычно проверил пару кобур с пистолетами — на месте ли? И тронул коня к воротам.
Приворотный служка приоткрыл правую створку скрипучих ворот. Гвардеец проехал в створ, посоветовал старику:
— Ты б хоть петли смазал, отец. За версту слышно.
— И-и, батюшка, — отвечал привратник добродушно, — пущай их, хош воров отгоняють.
По выезде гвардейца старик закрыл ворота и, заложив в проушины жердь, пробормотал:
— Эдак вот. — И поплелся в свою сторожку.
У конюшни два монаха, выкатив крытую коляску, запрягали в нее пару гнедых лошадей. Кучер возился с облучком, прилаживая рассохшуюся обвязку, отскочившую с места.
После того как лошади были запряжены, а обвязка излажена, кучер взобрался на облучок, разобрал вожжи.
— Подъезжай к дому игумна, — сказал монах.
— Знамо, — отвечал кучер и, шевельнув вожжами, тронул коней. Подъехал к домику настоятеля.
Поскольку в монастыре уже знали, кто будет отъезжать от них, явилось еще несколько монахов, дабы пособить в чем, если потребуется. От поварни прибежал повар, принес архипастырю в дорогу свежих пирожков в узелке.
Наконец из домика вышел Амвросий в сопровождении игумна. И хотя он был в мирском — в кафтане и епанче,-а на голове вместо митры надел шляпу, монахи дружно поклонились ему. И некоторые подходили, тянулась губами поцеловать руку преосвященного:
— Благослови, владыка.
Амвросий был недоволен такими проводами, тихо сказал игумну:
— Почему не на молитве?
— Из уважения к вам, святый отче. Отъедете, все будут в храме.
И вот уж Амвросий, придерживая епанчу, полез в коляску, как вдруг в ворота посыпался град гулких ударов и истошные крики:
— От-творяй!
Испуганный привратник выскочил из сторожки, взглянул растерянно на игумна. Тот отрицательно мотнул головой: не отворяй.
Настоятель не велел открывать и другие ворота с хоздвора, туда тоже стучали.
Амвросий прикрыл глаза, откинулся на спинку сиденья экипажа, подумал: «Все. Надо было не ждать платья, а сразу ехать с гвардейцем. Теперь поздно». Он открыл глаза, стал слезать с тележки на землю и увидел, что из всех, кто только что окружал его, остался лишь кучер на облучке. Все разбежались.
— Ховайся, владыка, — сказал кучер и стал заворачивать к конюшне. — Приехали.
А за воротами шумела толпа и уже били не дубинками по воротам, а чем-то тяжелым, — видимо, бревном, — и доски полотен уже трещали.
Старик привратник, полагая, что ему достанется первому, когда толпа вломится во двор, рысцой побежал к амбарам, прятаться.
Гордый Амвросий не мог позволить себе ни рысцы, ни амбара или сарая. Он не спеша, как и полагается архиепископу, направился в церковь, где шла служба, на крыльце снял шляпу, перекрестился трижды и вошел.
А от ворот уже летели щепки. В образовавшиеся дыры тянулись руки, хватались за запорную жердь, пытаясь вытянуть ее из проушин. И сыпались угрозы с отборной руганью:
— Отворяй, суки долгогривые!
— Иерей, служивший в церкви и не выпускавший из виду входную дверь, увидев Амвросия, не останавливая молитвы, кивнул ему головой вверх, что значило одно: «Поднимайтесь на хоры».
Затрещали, разваливаясь, ворота, орущая, обозленная толпа ворвалась в ограду Донского монастыря.
— Он здесь! Он здесь, злыдень!
— Ищите, ищите!
— Я видел через дыру, он в церкву пошел.
— Давай туда.
— Тащи его на круг, робята!
Гурьбой ввалились в церковь, не снимая шапок, не крестя лбов. Служивший иерей, бледнея, срывающимся голосом пытался урезонить:
— Шапки, шапки…
Никто ничего не услышал в пьяном оре озверевших мужиков:
— Где он! Где он?!
Молившиеся монахи пали ниц, не оборачиваются, не хотят видеть богохульников, говорить с ними: боятся их смертельно. Это видно по их согбенным спинам.
