Игорь Москвин - Петербургский сыск. 1874—1883
– Иван Дмитрич, так никого и не осталось, Пётр Фролов в Германии, сестра Александра, здесь вообще её исключить можно из списка, женщине такое совершить и притом перенести трупы не под силу, её сын студент, тот, – Жуков только махнул рукой, мол, с наследниками разобрались, остался только один и всё указывает на него – на Бориса.
– Как бы то ни было, проверяем Бориса, а вы, – Путилин обратился к Лерману, – соберите сведения по племяннику, – и заглянул в копию духовной, – Антонину Поплавскому.
Об Антонине отзывались, как о способном студенте, который ещё внесёт свою лепту в развитии юриспруденции в России. Ничего плохого добавить не могли. Усидчив, смекалист, вдумчив, то есть с такими характеристиками сразу на службу в какой—нибудь департамент и на высокий пост.
Дворник сказал только одно:
– Настоящий дворянин! – Видимо, в его устах это наивысшая похвала.
Сотоварищи по учению тоже ничего плохого сказать не могли, только один кинул вскользь фразу, мол, когда играет, через чур азартен, и тут же прикусил язык, мило улыбаясь. Видимо, жалел, что сболтнул лишнего.
Потом Лерман встретился и с самим предметом, о котором поручено собирать сведения. Сперва хотел познакомиться, как бы случайно, но потом отмёл вариант за излишнюю театральность.
Поплавский был среднего роста; но широкая грудь, необыкновенно саженные плечи, жилистые руки, каменное, мускулистое тело обличали в нем силача.
Лицо с правильными чертами, большие темно-голубые глаза, легко загоравшиеся гневом, но тихие и кроткие в часы душевного спокойствия, густые брови и русые волосы дополняли портрет студента.
– Не буду скрывать, что я – чиновник сыскной полиции, – сказал при встрече Пётр Павлович, – и у меня возникла необходимость с вами поговорить.
– Пожалуйста, я к вашим услугам.
– Вы слышали о преждевременной смерти ваших родственников?
– Мама мне говорила.
– Как вы отнеслись к их кончине?
– Извините, господин…
– Лерман, – подсказал сыскной агент.
– Господин Лерман, я очень редко их видел и их смерть для меня, словно чужих людей, вы извините за мою чёрствость, но я слишком мало их знал, чтобы рвать на себе волосы.
– Не скажите, как и где вы провели ночь три дня тому?
– Вы хотите меня спросить, имею ли я алиби на ночь убийства?
– Да.
– Значит, но мой счёт имеете подозрения? – Глаза Антонина потемнели и стали более звериными.
– Мы многих проверяем, – уклончиво ответил Лерман.
– Так вот, ночь убийства я провёл в собственной постели и подтвердить сможет сей факт только моя подушка и одеяло.
– Мне нравятся люди, умеющие ценить юмор.
– Я тоже, но не в восторге, что на меня падают подозрения в убийстве дядюшки и тётушки, которых я видел раза два в жизни.
– Тогда вам волноваться не о чем. Кстати вы знакомы с неким Семёновым?
– Семёновым? – Молодой человек пожал плечами. – Не говорите загадками, людей с такой фамилией пруд пруди.
– Семён Иудович Семёнов.
– Увы, не имел чести быть представленным.
– Вы, как будущий юрист, не хотите узнать, как были убиты ваши родственники?
– Господин Лерман, я повторюсь, но родственников видел раз—два в жизни, поэтому мне глубоко безразлично, как они умерли. Надеюсь, мои слова вы не сочтёте за простое равнодушие или, – на лице высветилась улыбка, – сочтёте за убийцу?
– Отнюдь, – Лерман внимательно смотрел на молодого человека, – убийца найден и, я думаю, вскорости будет арестован.
– И кто же он? – Неподдельный интерес блестел в глазах.
– Антонин, вы простите такое обращение, но вы сами юрист и должны понимать, что существует тайна следствия.
– Я же не настаиваю.
От беседы и даже присутствия молодого человека остался неприятный осадок, словно окунули Петра Павловича в не очень приятную на запах жидкость, поэтому он снова начал наводить справки о Поплавском и оказалось, что Антонин – заядлый игрок и не всегда остаётся в выигрыше.
– Вот недавно Тошка, – говорил о Поплавском один из приятелей, – полторы тысячи за вечер спустил. Зол был, в отчаянном положении.
– Заплатил карточный долг?
– Пока нет, да и срок пока не подошёл. Но говорит всё оплатит вовремя.
– Отлучался он в последние дни?
– Что вы имеете в виду?
– Поездку в другой город, – наобум произнёс Лерман.
– Да, – удивлённо сказал студент, – если не ошибаюсь, вчера ездил в Генсильфорс.
– Значит, говоришь, азартен.
– Ужасно, глаза дьявольским огнём горят, руки подрагивают, в общем в эту минуту его не узнать.
В самом деле, Антонин Поплавский утренним поездом вчерашним днём отбыл в столицу Финляндского Княжества и вернулся в довольно приподнятом настроении. Неприязнь к племяннику убитого усилилась и Лерман, вечерним поездом выехал в Гельсингфорс, имея список украденных драгоценностей из квартиры господина Фролова.
По приезде остановился в гостинице «Клейно», что располагалась на Торговой площади и с утра следующего дня занялся обходом ювелирных лавок и магазинов. Резонно рассудив, что человек впервые прибывший в город, не будет долго выискивать место, где можно продать ювелирные изделия, а выберет места, расположенные рядом с вокзалом. Ещё в Петербурге Пётр Павлович установил, что студент Поплавский ранее в Генсильфорсе не бывал. Только в пятой лавке ювелир бегло пробежал глазами по списку с акцентом, растягивая слова, произнёс:
– Совершенно верно, два дня тому человек лет двадцати пяти, мне предлагал некоторые изделия из списка, минутку, – и он вынес из соседней комнаты браслет, несколько цепочек и колец с большими камнями, – я никогда не переступал закон и мне показалось, что молодой человек вполне законопослушен. – И предвосхитив Лермана, произнёс, – вы должны выписать мне расписку на изъятые вещи.
– Непременно, скажите, вы сможете узнать молодого человека7
– Непременно, – с улыбкой сказал чухонец.
Через несколько часов в отяжелевшем кармане Петра Павловича оказались почти все вещи из списка.
– Значит вы, Пётр Павлович, на свой страх и риск направились в Гелсингфорс? – Спрашивал Путилин.
– Что—то кольнуло.
– Почему именно туда? Ведь Поплавский мог сказать одно, а поехать совсем в другой город?
– Здесь есть определённые резоны. Студент – будущий юрист, а значит, знает, что Финляндское правосудие не очень—то идёт навстречу российскому, хотя и входит в Империю, но имеет обширную автономию.
– Понятно, тогда вам и нужно арестовать господина Поплавского.
– Иван Дмитрич, не мало ли улик мы имеем против него?
– Ценные вещи, которые он продал в столице Финлядского Княжества, ювелирам, он должен объяснить, откуда они у него, потом я думаю, жена Семёнова в нём опознает человека, ошибшегося дверью, городовой, который видел, как с Семёновым он разговаривал, да и побеседовать хотелось бы с ним.
– Насколько я понимаю, – высокомерно произнёс Поплавский, обращаясь к Лерману, стоящему около путилинсткого стола, – вы нашли козла отпущения?
– О чём вы? – Спросил Иван Дмитриевич.
– Господин Поплавский в разговоре со мной намекал, что в деле убийства его дяди и тёти, мы стараемся всю вину свалить на него.
– Что ж, лучшее средство обороны – это нападение.
– А что лучше идти на заклание, как безгласая овца?
– Господин Поплавский, пофилософствуем мы с вами позже, а сейчас ответьте, где вы были в ночь убийства ваших родственников?
– Спал в собственной постели.
– Понятно, но не подскажите, почему вас видели входящим в дверь, ведущую из сада в дом вашего дяди, около часа пополуночи?
– Кто видел, мог ошибиться, – настороженно выдавил из себя Антонин.
– Сейчас несильно тёмные ночи, так что ошибка исключена, – спокойным тоном продолжал Иван Дмитриевич.
– Темно, не темно, меня там не было, – раздражённо сказал студент.
– Не были, так не были, делов—то, тогда скажите, где вы были два дня тому?
– Здесь, в городе.
– Скажите тогда, почему кондуктор опознал в вас пассажира второго класса, едущего до Гельсингфорса. Опять опознался? Кстати и кондуктор обратного поезда вас тоже опознал, как и опознали ювелиры, – Путилин перечислил имена и адреса лавок, – которым вы продали это, – и начальник сыскной полиции высыпал на стол похищенные драгоценности из дома убитых. Поплавский вскочил с дикими глазами, перевернул стул, словно перед ним раскрыла смертелную пасть и капюшон. – Скажите, что они тоже ошиблись?
– Неправда, никто не мог меня опознать, никто, слышите никто.
– Но опознали, тем более о вас рассказал унтер—офицер Семёнов…
– Неправда, он не мог, – хрипел молодой человек, ему явно не хватало воздуха.
– Мог, – спокойным тоном продолжал Путилин, – до того, как вы лишили Семёна Иудовича жизни, я имел с ним обстоятельный разговор.
