Игорь Москвин - Петербургский сыск. 1874—1883
По дороге Путилин размышлял, если проведёт обыск без прокурорской бумаги, то это будет самоуправство. Конечно, и ранее приходилось так поступать, когда необходимо принимать скорейшее решение, а здесь вроде бы и спешки нет, но хотелось убедиться в одном предположении. Уж больно оно запало в голову.
Жена Семёнова, худенькая женщина с улыбкой на бескровных губах, смотрела выцвевшими старушечьими глазами, хотя Иван Дмитриевич знал, что Дарье всего двадцать один год. Она мяла фартук и не смела ничего спросить, видимо, унтер так вышколил жену, что она только с его разрешения могла открыть рот.
– Дарья, скажи—ка, – женщина встрепенулась и в глазах мелькнул огонёк интереса, Путилин продолжил, – где Семён Иудович?
– На службе, – несмело произнесла она.
– Который день?
– Третий.
– Часто такое бывает?
– Почти каждую неделю.
– Гости бывали у Семёнова?
– Нет.
– Вы не против, если мы произведём в квартире обыск.
– Семён Иудович будет против, – сказала женщина, и в голосе послышались нотки страха.
– Вы можете пригласить его?
– Нет.
– Тогда позволь нам выполнять свою работу.
В маленькой прихожей на полке, предназначенной для головных уборов, был найден завязанный узлом мужской носовой платок, в котором обнаружены несколько золотых с зелёными и красными камнями, толстая цепочка, серьги и некоторая сумма денег.
– Это Семёна?
– Нет, не его. В спальне шкатулка, в которой он хранит драгоценные вещи и деньги. Семён Иудович никогда не стал хранить так ценности.
– За последние дни не спрашивал ли кто Семёнова?
– Нет, никто.
– Припомни, не заходил ли кто чужой?
– Нет, вчера только квартирой ошибся мужчина и больше никого не было.
– Можешь описать мужчину.
– Лет тридцати, светлые волосы, усы, борода.
– Какие—нибудь особые приматы, шрам там, родинка на лице?
– Не припомню, вот, у него брови темнее волос и больше ничего.
Ничего подозрительного найдено не было, только в шкатулке, стоявшей подле кровати, крупная сумма денег, которую околоточному не получить в виде жалования за десять лет беспорочной службы.
В сыскной части на столе перед агентами лежали найденные вещи у Семёнова. Путилин стоял у окна.
– Что на это скажите, господа чиновники по поручениям?
– Не верится, что унтер преступник, – неуверенно сказал Ивневич.
– Очень уж вовремя Семёнов сбежал, – вставил Иванов.
– Странно, – только и сумел произнести Жуков.
– Договаривай, если начал, -Путилин отвернулся от окна и теперь стоял к нему спиной.
– Странно, – пожевал Миша ус, – мне кажется, что нам настоящий преступник пытается вместо себя подсунуть козла отпущения.
Иван Дмитриевич подошёл к столу и тяжело опустился в кресло.
– Продолжай свою мысль.
– Вот это, – помощник указал рукой на драгоценности, – не составляет и двадцатой части от похищенного и перед нами лежат самые дешёвые вещицы, украденные у Фролова, а это значит, что настоящий преступник разбирается в цене на ювелирные украшения…
– Или попросту знает их цену, потому что в семье Фроловых близкий знакомый или родственник, – перебил Мишу Лерман.
– Вы правы, – подхватил мысль Путилин, – близкий знакомый или родственник, которого Фроловы не испугались, когда вернулись домой и он должен обладать сведениями о том, где бывают Фроловы и когда намерены отпустить на вечер слуг
– Мы вновь возвращаемся к завещанию.
– Да, вновь наследство остаётся основным мотивом.
– Получается, что Михаил Фролов и Анастасия Кочкурова не имеют никакого отношения к убийству, они сами обладают достаточным капиталом, – продолжал Жуков, – вот Борис…
– Что с ним не так?
– Он не числится среди приезжих в столицу, значит, не хочет, чтобы его имя хотя бы косвенно связали с убийствами. Если, как говорит Анастасия Алексеевна, Борис помирился в отцом, ему не зачем скрываться.
– Верно, но может быть, есть иная причина, – пожал плечами Путилин.
– Я таковой не вижу, – категорически сказал Жуков.
– Хорошо, далее.
– Семёнов имеет в лице Софьи Лисуновой хорошего свидетеля, да и дворник его видел, тогда зачем наш унтер бежал? Причины не понятны, тем более против него нет определённых улик.
– А это? – Указал рукой на драгоценности Иванов.
– Подброшены, это такая же инсценировка, как и та, на месте убийства.
– Некий смысл в твоих словах есть.
– По поводу драгоценностей, будь Семёнов преступником, он не стал бы бросать такие козыри в руки полицейских, забрал бы всё.
– Тоже верно.
– Мне кажется, что унтера мы больше в живых не увидим.
– Почему? – С удивлением спросил Иванов.
– Он видел убийцу, видимо, тот заплатил городовому, чтобы он оставил на ночь пост. Преступник был уверен, что унтер не признается в нарушении и будет молчать в первый день, а последующие делают Семёнова соучастником убийства, ведь кто поверит, что полицейский с таким послужным формуляром сразу же расскажет, что ушёл ночевать к любовнице.
– Тоже верно, – Путилин достал из папки копию духовного завещания, – поэтому со счетов не будем убирать Бориса, – и прочитал один из пунктов, – «Из наличных домашних моих денежных средств завещаю брату моему Петру Сергеевичу сто тысяч рублей, сестре Александре пятьдесят тысяч рублей, племяннику Антонину Поплавскому, племяннице Вере Петровне Колесниковой по двадцати пяти тысяч, племянникам Василию Саранчину, Михаилу Соболеву и Владимиру Поплавскому, каждому и каждой по десяти тысяч рублей»
– Таким образом из упомянутых наследников больше привлекают внимание брат убитого Пётр и сестра Александра.
– А племянники?
– Сумма очень уж невелика.
– Пожалуй, ты, Миша, прав. Уделите, господа чиновники, внимание в каком состоянии находятся денежные дела каждого из упомянутых наследников, и не упускайте из виду, что нам необходимо найти Бориса, – добавил, – если он не уехал из столицы и, конечно же, Сеиёнова.
К концу дня картина прояснилась и оказалось, что Борис Фролов никуда не скрывался и жил под собственным именем, но не в столице, а в Царском Селе, которое относилось к уездным властям, поэтому младший сын убитого не мог заполнять прописной лист в столице.
Выяснил это обстоятельство Миша Жуков и чисто случайно, по делу об ограблении купца Соломонова отъехал в Царское Село и решил проверить прописные листы, вот там и обнаружил Бориса Фролова.
Путилин принял решение установить за младшим сыном убитого слежку. Сомнение вызывало, что прошло три дня, а наследник не объявился ни у сестры, ни брата.
Проверка установила, что Пётр Алексеевич Фролов, родной брат убитого, владелец трёх речных пароходов, курсирующих по Волге, имеет несколько имений в Екатеринославской губернии, поэтому в деньгах не нуждается и в настоящее время находится на излечении в Германии.
А вот сестра Александра, воспитывающая двух сыновей, жила в стеснённых условиях и нуждалась в средствах. К братьям обращалась изредка, считая ниже своего достоинства вы прашивать деньги не только на проживание, но и на учёбу сыновей. Младший был пристроен в кадетское училище, где за казённый счёт получал образование, старший же Антонин, двадцати трёх лет, слушал юридический курс в Санкт—Петербургском Университете.
Не смотря на летний сезон, Борис снял для себя на несколько месяцев мансарду в доме одного давнего приятеля, так кстати встреченного около Знаменской площади по самом приезде. Тогда Фролов—младший не стремился к особому комфорту, главное есть крыша над головой и стол.
Выяснилось, что последние три дня Борис не выходил из дому, ссылаясь на плохое самочувствие и ждал письма от отца. Окружающие подтвердили, что в ночь убийства Фролов—младший вернулся из столицы только под утро. Подозрение начало перерастать в уверенность.
– Вот и искомый преступник, – потирал руки Жуков.
– Не совсем так, – возразил ему Лерман, – если Борис не выходил из дому в течении трёх дней, то как он мог…
– Договаривайте, Пётр Павлович, убить Семёнова?
– Да.
– Ну, труп Семёнова мы не нашли, а значит он, может быть, жив…
– Не может, – перебил Мишу Лерман, – при убийстве взята не слишком уж значительная сумма, больше мы обнаружили на квартире унтера.
– А драгоценности?
– Сомнительно, чтобы из—за этого сбежал Семёнов, слишком мелкий повод.
– Но ведь мог Борис незаметно отлучиться, встретиться с городовым не в столице, а где—нибудь в другом месте? Ведь мог?
– Да, имел такую возможность, но…
– Вот именно «но».
– Проверить надо Бориса до полной уверенности либо в его виновности, либо непричастности к делу, – подвёл итог Иван Дмитриевич, – нельзя сбрасывать со счётов других наследников.
