Сага о Бельфлёрах - Оутс Джойс Кэрол

Прихрамывая, к ним подошел одетый в рабочую одежду Ноэль с мотыгой в руках, а вместе с ним явились сторож и несколько рабочих. Ноэль закричал, требуя прекратить драку, остальные глупо пялились на дерущихся, но двое мужчин (ведь Гарт тоже был мужчиной, почти не уступавший в весе дяде) не обращали на них внимания.

Гидеон оказался сверху и впечатал кулак Гарту в лицо, а в следующую секунду сверху оказался Гарт — он орал и снова пытался сомкнуть пальцы (они кровотичили) на дядином горле. Они снова и снова катались по сухим розовым кустам, не обращая внимания на шипы, на исцарапанные лица и ободранные руки.

— Принесите огнетушитель! Облейте их из огнетушителя! — кричала, высунувшись из верхнего окна, тетя Эвелин. — Быстрее! Быстрее, пока они друг друга не убили!

Прибежавший Вёрнон с всклокоченной бородой нечаянно оказался в опасной близости от дерущихся и внезапно его отбросило назад, а книга вылетела у него из рук. (Он свалился в одну из свежевырытых канав, где как раз прокладывали новые трубы, и вывихнул лодыжку, но в суматохе никто этого не заметил.) Сбежалось и несколько оголтело лающих собак.

— Где же Юэн?! — кричала, перегнувшись через перила, Лили. — Где Юэн? Только он может разнять их…

Но Юэна нигде не было. (Он забрал один из пикапов и укатил в деревню.) Лея тоже была в отъезде: они с Джермейн уехали на выходные в Вандерпол. Хайрам размахивал тростью и призывал к порядку — к порядку, или он вызовет шерифа! Но дерущимся, разумеется, было не до него, и, когда они покатились в его направлении, наверняка сбили бы старика с ног, не отскочи он в сторону.

— Помогите же, недоумки! — кричал он рабочим, ухватив Гидеона за волосы, но рабочие подойти не осмеливались, поэтому вскоре Ноэль разжал пальцы и ослабил хватку. Задыхаясь, он отступил назад и прижал руку к груди. (Корнелия закричала: «Эй вы, там, внизу, присмотрите за старым дураком — не подпускайте его к этим двоим!») Собаки лаяли, рычали и поскуливали, прижав уши и подпрыгивая вокруг сцепившихся мужчин.

На балконе, прямо на осколках стекла, стояла Золотко — прижав кулачок к губам, она смотрела на дерущихся, а на ее побледневшем лице застыла маска ужаса: светлые изогнутые брови сведены вместе, бесчисленные веснушки, казалось, потемнели, пшеничные волосы растрепались. Зрители — особенно находившиеся внизу, у розовой клумбы, должно быть, отметили ее особенную красоту в тот момент — красоту рано повзрослевшей девушки, длинноногой, с маленькой грудью и тонкой талией.

— О, нет-нет-нет-нет-нет! — закричала она, но мужчины и ее не замечали.

Задыхаясь. Гарт лежал на земле, и Гидеон поднялся на ноги. Из носа у него текла кровь. Пять или шесть секунд они отдувались, а после Гидеон бросился на племянника, и они вновь сцепились, а женщины вновь закричали. Прибежал Альберт. И юный Джаспер. Хайрам, пытаясь образумить дерущихся, охаживал их тростью, вот только тщетно — к его ударам они оставались нечувствительны. Джаспер с Альбертом попробовали удержать Гарта, однако безуспешно; Ноэль снова протянул руку, чтобы схватить Гидеона за волосы, но кулак Гарта угодил ему прямо в губы (и сломал старику искусственную челюсть). В воздух взлетел ботинок — это был ботинок Гидеона, клочки рубашки Гарта и кровавые ошметки.

— Прекратите! Остановитесь! Хватит, говорю вам! — выкрикивала бабушка Корнелия в сбившемся набок парике.

Наконец они унялись — инстинктивно, неосознанно, просто почувствовав, что пора остановиться. Всхлипывая, Гарт отполз в сторону, Гидеон же лежал на боку, опершись о локоть. Возможно, Гарт отполз в сторону, потому что потерпел поражение (здесь большинство свидетелей расходились в мнениях), но ликования на вымазанном кровью лице Гидеона тоже не было.

Но с чего они вдруг сцепились? Что такого произошло?

Гарт закрылся в комнате и не отвечал, Гидеон, хоть и выглядел совершенно измотанным и с трудом передвигал ноги, залез в свой «астон-мартин» и укатил, не прислушиваясь к изумленным окликам родных.

С чего это они? Ведь Гарт всегда отлично ладил с дядей, разве нет? Что случилось? Почему они вдруг решили свести друг с другом счеты?

Домочадцы задавались вопросами, ответов на которые так и не последовало.

Столетний юбилей прабабушки Эльвиры

Накануне столетнего юбилея прабабушки Эльвиры, по случаю которого готовилось пышное торжество, Лея и еще несколько родных заметили, что Джермейн необычайно встревожена и постоянно капризничает — обычно жизнерадостная девочка отказывалась участвовать в общей суматохе (хотя большинство детей и многие взрослые в ожидании грядущего праздника буквально заходились от восторга — ведь стены усадьбы не видели подобного торжества со времен Рафаэля Бельфлёра): она сидела в детской, или в будуаре матери, или в гостиной Вайолет и беспокойно, с присущей взрослым сосредоточенностью смотрела в окно, на ноябрьское небо (совершенно безоблачное). Она так разнервничалась, что шагов за спиной, ласкового оклика или топота кошачьих лапок по полу было достаточно, чтобы она вскрикнула. Лея взывала к ней, опускалась на колени и обхватывала ладонями лицо девочки, пытаясь поймать ее блуждающий взгляд. «Что случилось, солнышко? Ты неважно себя чувствуешь?» — спрашивала она. Но девочка отвечала бессвязно и выворачивалась из материнских объятий. Небеса грязные, черные, говорила она, там грязь, в ней плавают угри. В подвале пахнет — пахнет резиной, и скунсом, и чем-то горелым из печи. По ногам ползают малюсенькие паучки — они кусаются.

— Она, похоже, заболела, — бабушка Корнелия подошла к малышке, но трогать ее не стала, — посмотри, у нее такие глаза…

— Джермейн, — Лея попробовала обнять дочь, — никакие пауки у тебя по ногам не ползают! Тебе это кажется! Это мурашки, ты просто замерзла, ты дрожишь и никак не согреешься, да? Ты заболела? Живот болит? Пожалуйста, скажи, солнышко.

Но та оттолкнула Лею и, бросившись к окну, уперлась подбородком в форточку и снова встревоженно уставилась вдаль. На лбу девочки залегли глубокие морщины, побелевшие губы она прикусила, и лицо сморщилось в некрасивой гримаске.

— Какой странный ребенок, — прошептала Корнелия и вздрогнула.

— Джермейн, ты простудилась? Пожалуйста, не молчи. Хотя бы взгляни на меня. Что ты там такое увидела?! — выкрикнула Лея. Она опять притянула к себе Джермейн и, на этот раз довольно грубо, обхватила ладонями ее лицо. — Прекрати болтать всякую чушь! Слышишь? Не желаю этого слышать, и остальные тоже не желают. Особенно завтра, когда гости приедут. Угри в небе, скунсы в подвале, пауки — что за нелепица!

— Лея, ты пугаешь ее, — одернула ее Корнелия.

Но Лея не замечала свекровь. Она сжимала ладонями подрагивающую голову дочери. Глаза у девочки расширились, кожа была бледная и липкая, от девочки пахло — чем? — чем-то влажным, промозглым, мрачным, солоноватым. Наконец, нарушив долгое молчание, Лея проговорила:

— Что-то случится, да? Что-то пойдет наперекосяк, хотя я так старалась… — а потом с досадой выкрикнула: — Но ты же не всегда знаешь! Не всегда знаешь все наперед.

Она оттолкнула Джермейн, выпрямилась и, повернувшись к свекрови, испуганно, чуть не плача, проговорила:

— Она же не всегда знает, правда?

Изначально торжество по случаю столетнего юбилея прабабки Эльвиры готовилось как чисто семейный праздник, но позже Лее пришла в голову идея пригласить Бельфлёров из других городов и даже штатов (зараженные ее энтузиазмом, Корнелия и Эвелин принялись составлять списки имен. Иногда в них попадали Бельфлёры, которых никто не видел десятилетиями, жившие в таких отдаленных уголках, как Нью-Мехико, Британская Колумбия, Аляска и даже Бразилия), после чего Хайрам решил не ограничиваться родственниками, потому что в усадьбу давно не наведывались важные, влиятельные гости, и, разумеется, Лея с восторгом подхватила его предложение. Мелдромы… Зандерты… Шаффы… Медикки… Сандаски… Фэйны… Скруны… Доддеры… Паи… Фиддленеки… Бонсеты… Уолполы… Синкфойлы… Филари… Крокеты… Моббы… Пайки… Брагги… Хэллеки… Випплы… Пеппереллы… Кокеры… Ярроу… Милфойлы… Фёры (хотя эти, скорее всего, даже приглашения не примут)… Вервейны… Радбеки… Губернатор Гроунсел с семьей… Вице-губернатор Хорхаунд с семьей… Главный прокурор штата Слоун с семьей… Сенатор Таке… Конгрессмен Следж… Касвеллы, и Эбботы, и Ритчи, и… возможно, даже мистер Тирпиц (хотя он вряд ли нанесет им визит)…