Джойс Оутс - Блондинка. том I
Обзор книги Джойс Оутс - Блондинка. том I
Джойс Кэрол Оутс
Блондинка
Посвящается Элеанор Бергштейн и Майклу Голдмену
От автора
«Блондинка» — это радикально дистиллированная «жизнь» в форме прозы, и, несмотря на внушительный объем романа, принцип соответствия реальности держится здесь на синекдохе[1]. Так, к примеру, вместо многочисленных домов, где некогда жила и воспитывалась ребенком Норма Джин, в «Блондинке» описан лишь один, вымышленный. Вместо многочисленных любовников, проблем со здоровьем, абортов, попыток самоубийства, ролей в кино в «Блондинке» упоминаются лишь некоторые, избранные, часто символические.
Реальная Мэрилин Монро действительно вела нечто вроде дневника и действительно писала стихи, точнее — фрагменты, отрывки в стихотворной форме. Из них в последнюю главу («Помогите, помогите!») включены лишь две строчки; все остальные стихотворения сочинены автором. Ряд фраз из главы «Собрание сочинений Мэрилин Монро» взяты из интервью с ней, остальные придуманы; строки, приведенные в конце этой главы, завершают труд Чарлза Дарвина «Происхождение видов». Не следует искать в книге биографических фактов из жизни Мэрилин Монро. «Блондинка» изначально создавалась не как исторический документ, но как биографический роман на тему. (При этом автор использовала следующую литературу: «Легенда: жизнь и смерть Мэрилин Монро» Фреда Гайлза, 1985; «Богиня: тайные жизни Мэрилин Монро» Энтони Саммерса, 1986; и «Мэрилин Монро: жизнь актрисы» Карла Э. Роллинсона-младшего, 1986. Более субъективными произведениями на ту же тему, рисующими Мэрилин Монро как некую мифическую фигуру, являются: «Мэрилин Монро» Грэхема Макканна, 1987, и «Мэрилин» Нормана Майлера, 1973.) Из книг, описывающих жизнь Голливуда в сороковые и пятидесятые, наиболее полезной оказалась «Называя по именам» Виктора Нейваски. Из книг по актерскому мастерству, на которые ссылается или цитирует автор, наиболее искренними и ценными ей показались: «Думающее тело» Мейбл Тодд, «К актеру» Михаила Чехова, а также «Работа актера над собой» и «Моя жизнь в искусстве» Константина Станиславского. А вот «Настольная книга актера» и «Жизнь актера», а также «Парадоксы актерского мастерства» создают впечатление некой искусственности, надуманности. То же можно сказать и о «Книге американского патриота». Дважды цитируется в «Блондинке» отрывок из послесловия Г. Дж. Уэллса к роману «Машина времени» (в главах «Колибри», «И все мы ушли в мир света»). Строки из Эмили Дикинсон появляются в главах под названиями «Ванная», «Сирота», «Пора замуж». Отрывок из Артура Шопенгауэра «Мир как воля и представление» цитируется в главе «Смерть Румпельштильсхена[2]». Отрывок из труда Зигмунда Фрейда «Цивилизация и чувство неудовлетворенности» приводится в перефразированном виде в главе «Снайпер». Отрывки из «Размышлений» Блеза Паскаля цитируются в «Рослин 1961».
Стоит очутиться в световом кругу при полной темноте, и тотчас почувствуешь себя изолированным от всех. Там, в световом кругу… забываешь о том, что из темноты со всех сторон наблюдает за твоей жизнью много посторонних глаз… то состояние, которое вы испытываете… называется… «публичное одиночество». На спектакле, на глазах тысячной толпы, вы всегда можете замкнуться в одиночество, как улитка в раковину.
Вы можете носить с собой малый круг внимания не только на сцене, но и в самой жизни.
Константин Станиславский «Работа актера над собой»[3]Сцена действия — место священное… Здесь актер умереть не может.
Майкл Голдмен «Свобода актера»Гений — это вовсе не дар. Это выход, который изобретает человек в отчаянном положении.
Жан Поль СартрПРОЛОГ
3 августа 1962 г.
И пришла Смерть, просвистела, промчалась по бульвару в блекнущем коричневатом свете.
И пришла Смерть, летящая, как в детских мультфильмах, на громоздком, незамысловатом велосипеде рассыльного.
И пришла Смерть, верно, неумолимо. Не желающая слышать никаких отговорок. Поспешная. Яростно жмущая на педали. Смерть с посылкой в плетеной проволочной корзинке, закрепленной за сиденьем. На посылке надпись «СПЕЦИАЛЬНАЯ ДОСТАВКА. ОБРАЩАТЬСЯ С ОСТОРОЖНОСТЬЮ».
И явилась Смерть, уверенно ведущая свой нескладный велосипед по дороге, среди машин, через перекресток Уилшир и Ла-Бри. Где из-за дорожно-ремонтных работ две полосы движения на Уилшир слились в одну.
Смерть так стремительна! Смерть, лишь ковыряющая в носу в ответ на яростные гудки пожилых водителей. Смерть, хохочущая: «Да в гробу я тебя видала, приятель! И тебя, и тебя тоже!» Смерть, пролетающая мимо лоснящихся, сверкающих капотов дорогих автомобилей последних моделей, обгоняющая их, как Багз Банни[4].
И явилась Смерть, которую не отвращает ни вонь выхлопных газов, ни загрязненный воздух Лос-Анджелеса. Ни теплый радиоактивный воздух южной Калифорнии, где родилась сама Смерть.
Да, я видела Смерть. Мне снилась Смерть накануне ночью. И еще много раз, по ночам. И я ее не боялась.
И явилась Смерть, так буднично, так невзначай. Примчалась, крепко держась за проржавевшие ручки неуклюжего, но надежного велосипеда. Явилась Смерть — в футболке с надписью «Cal Tech», выстиранных, но не отглаженных шортах цвета хаки, в тапочках, но без носков. Смерть с мускулистыми икрами и волосатыми ногами. С круто изогнутым костистым позвоночником. Юношескими прыщиками на физиономии. Смерть взвинченная, заведенная до Предела, ослепленная солнечными бликами, режущими глаз, что отражались от ветровых стекол и хромированных панелей.
Дружное завывание гудков и клаксонов приветствовало это торжественное появление Смерти. Смерти с модной стрижкой ежиком. Смерти, энергично жующей жвачку.
Смерти такой заурядной, такой рутинной — пять дней в неделю плюс еще по субботам и воскресеньям за дополнительную плату. «Голливуд, услуги по доставке на дом». Смерти, доставляющей свои, особые посылки.
И пришла Смерть в Брентвуд, где ее совсем не ждали. Смерть летала по узким, почти пустынным в августе улочкам Брентвуда. О, этот Брентвуд с его трогательно ухоженными садиками и лужайками, мимо которых, торопливо крутя педали, пролетала Смерть. Торопливо и так обыденно. Альта-Виста, Кампо, Джакумба, Брайдман, Лос-Оливос. И дальше, дальше, на Пятую Хелена-драйв, улицу-тупик. Пальмы, бугенвиллеи, красные вьющиеся розы. Запах гниющих лепестков. Запах спаленной солнцем травы. Живые изгороди. Глицинии. Закругляющиеся асфальтовые дорожки. Шторы на окнах плотно задернуты — защищают от солнца.
Смерть доставляет посылку, на которой нет обратного адреса.
ММ ПРОЖИВАЮЩЕЙ
2305 ПЯТАЯ ХЕЛЕНА-ДРАЙВ
БРЕНТВУД КАЛИФОРНИЯ
США
ПЛАНЕТА ЗЕМЛЯ
Оказавшись на Пятой Хелена-драйв, Смерть крутит педали уже медленнее. И, сощурившись, вглядывается в номера домов. Смерть и не думает оглядываться на посылку со столь странным адресом. Коробочку, завернутую в полосатую белорозовую блестящую бумагу, в которую, если как следует присмотреться, уже заворачивали что-то раньше. Украшал эту коробочку готовый белый шелковый бант, приклеенный прозрачным скотчем.
И размером коробочка совсем невелика: восемь на восемь и десять дюймов. И весит каких-то несколько унций. Может, пустая? Или набита тонкой оберточной бумагой?..
Нет. Если потрясти, сразу становится ясно — там, внутри, что-то есть. Что-то такое мягкое, с закругленными краями, возможно, некий предмет, сделанный из ткани.
Смерть явилась в начале вечера, 3 августа 1962 года, и позвонила в звонок дома под номером 12305 по Пятой Хелена-драйв. Отерла вспотевший лоб бейсбольной кепкой. Продолжала нетерпеливо и энергично жевать жвачку. Шагов внутри слышно не было. Но нельзя же оставить этот чертов пакет на ступеньках, надо, чтобы расписались, что посылка доставлена по адресу.
Из-за двери доносился лишь приглушенный шум кондиционера. А может, радио? Небольшой домик в испанском стиле, «гасиенда» всего в один этаж. Стены под необожженный кирпич, лоснящаяся оранжевая черепичная крыша, окна с опущенными жалюзи. На всем следы пыли. Тесный и миниатюрный, точно кукольный домик, самый что ни на есть заурядный, в Брентвуде таких полно. Смерть позвонила еще раз, сильнее нажимая кнопку. На этот раз дверь отворилась.
Из рук Смерти я приняла этот дар. Мне кажется, я знала, что там, в коробке. И от кого. Увидев имя и адрес, рассмеялась, а потом расписалась в получении.
РЕБЕНОК
1932–1938
Поцелуй
Этот фильм я смотрю всю жизнь. Но так ни разу и не досмотрела до конца.
