Антон Хижняк - Даниил Галицкий
— Отец шутит? Правда, Лелюк? — всхлипывая, спрашивала его мать.
— Не плачьте, мамо! — тихим шепотом ответил Лелюк.
Ольга обрадованно посмотрела на него, вытерла слезы.
— Я уже не плачу, сынок.
Лелюк виновато посмотрел на отца. Тот, не поднимая головы, возился с мечом, подгонял его к ножнам.
— Мамо! — с трудом промолвил Лелюк. — Я… иду.
Ольга выпустила Лелюка из объятий и подбежала к мужу, схватила его за плечи.
— Сиротами нас делаешь! Иванку убили, и вы оба идете… Что мы будем делать с Роксаной?
Твердохлеб не отвечал. Лучше было помолчать. Какие тяжелые эти последние часы прощания, как горько на сердце! Он нежно обнял Ольгу, приголубил ее.
— Не плачь! Тебе и Лелюк говорил: «Не плачь». Что я теперь сотскому скажу? Пойду просить: «Не берите Лелюка, мать не пускает»?
— Я сама скажу. Я сама побегу к сотскому…
Твердохлеб поднялся со скамьи.
— Не делай этого, Ольга! Что о нас подумают? Смеяться будут, скажут: «Твердохлебы похода испугались!» Не было еще такого в нашем роду! Дед умер в бою, а внук возле старух останется?
— Мамо! — дрожащим голосом произнес Лелюк. — Не ходите никуда! Я сам согласился, я уже взрослый. Как я выйду на улицу? Воины в походе, а я дома. Что тебе женщины скажут?
Ольга бессильно опустилась на скамью. «Что женщины скажут? — подумала она. — Скажут: «Трусы Твердохлебы». Но как разлучиться с единственным сыном?»
Все трое молчали.
— Дядя Твердохлеб дома? — послышался в сенях голос Петра, сына Людомира.
Открыв дверь, мальчик быстро переступил порог и бросился к Твердохлебу.
— И я с вами иду! В вашем десятке буду, я к сотскому ходил!
Вслед за Петром в комнату вошла его мать.
— Мир дому вашему! — поклонилась она и села возле Ольги.
— И вам счастья желаю, — поздоровался с ней Твердохлеб.
— А я к тебе, Ольга. Узнала, что ваш Лелюк идет, и Петра благословила, просился он. Бирич сказал: «Нет княжьего повеления маленьких брать». А разве Петр маленький? Шестнадцать лет с половиною. А Петро говорит: «Дядя Твердохлеб отцовский меч мне готовит».
— Приготовил! — подошел к Петру Твердохлеб. — Бери, готов. — Он протянул ему меч. — Я ходил к Смеливцу, и в кузнице твой меч закалили.
Ольга обескураженно смотрела на всех. Значит, не пошел бы Лелюк, так и Петро остался бы. И к ней уже обращается Людомириха как к матери воина. Ольга смирилась. Не к лицу ей перечить, когда соседка, вдова Людомириха, с таким чистым сердцем снаряжает своего сына.
Твердохлеб тайком смотрел на Ольгу — Ольга спокойно слушала Людомириху.
А Людомириха не умолкала:
— Как ты, Ольга? Я пошила мешок Петру, только боюсь, не длинны ли концы приметала. Дай посмотрю на твой.
Ольга подала мешок, и та сосредоточенно стала примерять.
Людомириха ушла так же внезапно, как и пришла. Много лет прошло после смерти Людомира. Без мужа и двор не двор. Осталась она с кучей детей, тяжело ей было поднимать их на ноги. А вот подрос, выровнялся Петро — весь в отца, высокий, стройный. Уже и у нее в доме есть защита, уже Петрика за взрослого считают, ежели в войско берут.
Ничего не сказала Ольга после того, как вышла Людомириха. Крепко сжала губы, подошла к Лелюку.
— Стань вот так. — Примерила мешок и тихо бросила: — Еще один мешок нужно шить.
Лелюк, надев новые штаны, пошел к своим товарищам — побыть с ними последний день.
Ольга сказала мужу:
— Только кликнули, а ты уже и сына потащил. Они, проклятые, Иванку погубили, а ты бежишь воевать за них!
Твердохлеб спокойно ответил:
— Не для них иду, не для бояр да князей, а с людьми иду землю Русскую защищать.
5Самым длинным для галичан был путь до Киева. Как ни торопились Мстислав и Даниил, а прибыли последними. На княжьем подворье их встретил хан Котян, который за два дня до этого приехал из Галича и нетерпеливо ожидал их приезда. Забыв о своих годах, он, как молодой, побежал им навстречу.
— Приехали! — обрадованно крикнул он и прикоснулся щекой к щеке Мстислава. Это было высшим проявлением уважения. — Все уже здесь. Я думал: «Не приехали вчера — сегодня будут. Не приедут сегодня — завтра будут». А вы — сегодня!
На подворье прибывшие князья ходили со своими боярами, сидели в тени у клетей. Необычным был этот съезд. Давно уже не собирались русские князья. Каждый княжил в своей волости и не хотел признавать другого. Когда-то Киев держал всех в единой державе. А теперь у матери городов русских осталась только былая слава. Незримо витал здесь дух славных времен Святослава, Ярослава Мудрого, Владимира Мономаха. Может, и не приехали бы князья, но нижайше просили их гонцы от имени киевского Мстислава Романовича да галицкого Мстислава Мстиславича Удалого, рассказывая о нашествии страшного врага.
Котян шепнул Мстиславу:
— Хорошо сделал ты, приехал вовремя. Злятся князья русские, друг друга ругают, не хотят идти в поход. Подумай!
Не хотелось бы Мстиславу слышать такие слова. Видел — время недоброе, а согласия нет, но что можно сделать? Он наклонился к Котяну.
— Не за половецкую землю буду звать драться, а Русскую землю оборонять.
На подворье шум затих. Кое-кто из князей и бояр никогда ранее не видел князя Мстислава Удалого и теперь с интересом к нему присматривался. Мстислав, отряхнув дорожную пыль, стоял стройный, как юноша, в красном корзне, в сверкающем шеломе.
— Где же хозяин? Не вижу! — громким голосом произнес он. — Разве гостей встречают так неприветливо?
Котян пожал плечами.
— Не выходил еще. Гости собрались, на подворье сидят, а он в гриднице закрылся. У нас не так, у нас для гостя всё.
— Ничего, выйдет. Ждет, пока все соберутся. Не приезжали твои люди, хан? Есть новые вести?
— Приезжали. Татары в степи, далеко за Днепром. Видно, отдыхают, к Днепру еще не дошли.
Мстислав Романович сидел в гриднице и не хотел выходить на подворье. К нему то и дело прибегали отроки и рассказывали, как на подворье ссорятся князья, как ругают и киевского князя, и галицкого за то, что понапрасну позвали их сюда.
Когда отроки известили, что прибыл Мстислав Удалой, хозяин велел позвать всех в гридницу.
Никто не решался идти первым — не хотели кланяться киевскому Мстиславу. Пускай не думает, что ему покорятся. Мстислав Удалой, оглядев всех, позвал хана Котяна и первым шагнул на крыльцо, а за ним тронулись остальные. Входили тихо, еле-еле здоровались и молча рассаживались по скамьям. Мстислав Удалой подошел к Мстиславу Романовичу и трижды с ним поцеловался.
Хозяин осмотрел прибывших — двадцать три князя сидели тут. Незаметно окинул взором всех и Мстислав Удалой. Был тут и Мстислав Святославович Козельский, и молодой ростовский князь Василий Константинович, и князь Курский Олег, и молодые князья Даниил Романович, Михаил Всеволодович и Всеволод Мстиславович, сын киевского князя, князья черниговский, переяславский… Не приехал только владимиро-суздальский великий князь Юрий Всеволодович. Он считал, что ему, человеку с титулом великого князя, не к лицу ехать в потерявший былую славу Киев, да и не любил он Мстислава Удалого, своего давнего недруга. Не забыл он о боях новгородцев с владимиро-суздальцами. Княжеские ссоры были выше чувства опасности, нависшей над Русской землей. А это только приносило страдания простому люду, несчастному смерду. Не захотел Юрий Всеволодович встречаться с князьями. Куда они зовут великого князя? В Киев, в тот город, который давно перестал быть стольным? Подробно рассказал гонец все, что знал про татар, и князь Юрий велел ростовскому князю Василию Константиновичу поехать в Киев со своей дружиной.
Мстислав Романович чувствовал себя неловко, он понимал, что князья не захотят его слушать. К тому Же и речь шла о войне, а он не был воином; тихий, смирный, он был больше похож на игумена, чем на князя. Бородка жиденькая, голос простуженный, хриплый, глаза маленькие, невыразительные.
Вышло так, что говорить начал Мстислав Удалой:
— Благодарим вас всех. Кликали вас сюда Мстислав Романович и я, просили приехать в наш древний Киев. Поелику он во главе всех княжеств стоял, то и уважать надо его за славу былую.
— А почто ты нам про эту славу речешь, голову забиваешь? — раздались голоса.
— А я думаю, как я уважаю Киев, так и каждый князь русский уважать должен, — сдерживая волнение, продолжал Мстислав Удалой.
— Ты про половцев рассказывай, — снова перебили его.
— Я про все скажу, только дольше говорить буду, ежели Мне мешать будут.
Хотя князь Мстислав Удалой и просил спокойно сидеть, но его не послушали, и он так и продолжал при шуме:
— Я и про половцев скажу. Да что о них говорить, вы и сами все знаете. Разве мы приехали сюда про половцев говорить? Про нашу землю слово надобно сказать. Землю Русскую от врага неведомого защищать надобно.