Золото Кёльна - Шир Петра

— О чем это он говорит?

Алейдис печально развела руками.

— Следуй за мной. И вы, господин Эвальд, тоже. Полагаю, лишние свидетели нам не помешают.

— Свидетели чего? — спросил Андреа, поспешив за ними во двор.

Винценц уже стучал в двери главного корпуса. Ему открыла старая нищенка. Он спросил, где найти Катрейн.

— На заднем дворе у ограды есть садик. Госпожа Катрейн там, — старуха указала на полукруглый арочный проем между главным корпусом и курятником. — Пропалывает свои травки, которые добавляет в мази и отвары, благослови ее Господь.

Алейдис и Винценц переглянулись. Прежде чем они пошли дальше, она коснулась рукой его плеча.

— Позвольте мне, пожалуйста. Боюсь, что она испугается.

— Боишься! Что вы хотите сделать? О чем речь? — подал голос все еще недоумевающий Андреа, переводя взгляд то на судью, то на невестку.

— Замолчите, — не терпящим возражения голосом скомандовал Винценц. — Идите, госпожа Алейдис, но будьте осторожны. Мы не знаем, что могло двигать Катрейн. И мы будем рядом, чтобы слышать каждое слово.

Склонив голову, Алейдис шагнула в арку с тревожным ощущением в животе. Тут же ее окружили ароматы сотен трав, произраставших на грядках, и цветов, что тянулись к свету с клумб и пышных кустарников. От внешнего мира садик отгораживала каменная стена высотой в человеческий рост. Прямо у стены, на последней грядке стояла на коленях Катрейн, орудуя маленькой лопаткой и серпом. Рядом с ней стояла овальная деревянная чаша, из которой торчали корни трав, ожидавших пересадки на новое место. Услышав шаги на посыпанной гравием дорожке, она обернулась и задумчиво поднялась.

Алейдис глянула через плечо. Винценц, Андреа и нотариус шли за ней, но замерли на почтительном расстоянии. Катрейн проследила за ней ничего не выражавшим взглядом.

— Не думаю, что ты пришла извиниться.

Алейдис остановилась в двух шагах от подруги.

— Я здесь, чтобы задать тебе вопрос, Катрейн.

— Вопрос, на который ты, очевидно, уже знаешь ответ, иначе зачем бы тебе приводить с собой полномочного судью и двух свидетелей?

Неприятный холодок пробежал по спине Алейдис.

— Почему, Катрейн? Почему ты хотела, чтобы я унаследовала дело твоего отца?

Подруга осторожно положила серп, которым только что срезала травы, на землю рядом с чашей, и ответила до жути спокойным голосом.

— Потому что ты такая же умная, как мама. Отец никогда не давал мне возможности достичь чего-то в этой жизни. Он не хотел, чтобы я вмешивалась в его дела. Он говорил, что хочет защитить меня, но совершенно не обращал внимания на то, что на самом деле предназначалось для меня матерью. Она была сильной женщиной, Алейдис, как и ты. А я была настолько глупа, что в пятнадцать лет влюбилась в мужчину и думала, что проживу с ним счастливо до конца дней. И посмотри, что мне это дало. Я живу одна в бегинаже, потому что не могу больше выносить общество мужчин. Предупреди своих спутников, что я буду царапаться, кусаться и кричать, если они подойдут ко мне слишком близко. Скажи им это!

В голосе Катрейн прорезались истеричные интонации. Алейдис снова оглянулась. Никто из мужчин не тронулся с места.

— Они не причинят тебе вреда. Я не понимаю одного, Катрейн. Это ты ходила к Бальтазару и дала ему денег на то…

— Чтобы он убил отца? — Катрейн сложила руки на животе. — Я не в восторге от этого поступка. Это была самая ужасная прогулка в моей жизни. И не только потому, что я чуть не умерла от страха. Я любила отца.

— И он любил тебя. Почему же ты захотела его смерти?

Ее голос отдался эхом в голове.

— Да, он любил меня и хотел защитить. Но не защитил. Много лет подряд он вынуждал меня жить с Якобом. Я умоляла его прекратить мои страдания, но он этого не сделал. Он избил Якоба однажды. Всего один раз! Я хотела, чтобы он убил его, но он сказал, что его душа и так уже проклята и он не хочет отягощать ее еще и убийством. Скажи мне, Алейдис, кто, как не отец, должен был вырвать меня из лап жестокого мужа? Он хотел забрать меня у Якоба, но это было не так просто, и ничего не двигалось с места, пока… Если бы мама была жива, до этого бы не дошло. Она без колебаний подослала бы к Якобу какого-нибудь головореза. А так мне пришлось сделать это самой, Алейдис. Я должна была избавиться от него.

— Ты убила своего мужа?

Алейдис уставилась на тихо плачущую женщину, не веря своим ушам.

— У меня бы на это не хватило сил, — ответила Катрейн, вытирая слезы, — но в Бонне тоже есть люди вроде Бальтазара.

— Ты наняла кого-то из них.

— У меня не оставалось выбора. Отец хотел мне помочь, я уверена, что хотел, но не помог. Все это тянулось слишком медленно, и уж конечно, он не решился бы на убийство. — Катрейн на мгновение замолчала. — Он был против того, чтобы посвящать тебя в свои секреты. Он хотел защитить и тебя, так он сказал. Ты была слишком милой и доброй для его теневого мира. Я убеждала его, но он вел себя как старый упрямый осел. Тогда-то я и поняла, что он стал нерешительным и мягким. Возможно, он всегда таким был. Я только сейчас понимаю, что движущей силой для него была мама.

Пораженная, Алейдис опустила глаза, — Он не желал, чтобы ты стала похожа на мать, Катрейн, как ты этого не понимаешь?

Та ничего на это не ответила и продолжила ровным голосом:

— Когда он женился на тебе, снова появилась надежда, Алейдис. Ты всегда была такой умной и способной. Ты бы понравилась маме. Когда отец доверил тебе вести книги, я поняла, что ты станешь большим приобретением для нашей семьи. Только подумай, как хорошо мы с тобой ладили, Алейдис. Как сестры. Сначала отец боялся, что я буду ревновать тебя, но нет, я никогда не ревновала. Я с самого начала надеялась, что ты займешь место матери, во многих отношениях. — Она разжала ладони и разгладила подол. — И почему он отказывался выполнить мое желание? Я была так зла, Алейдис. Зла и разочарована. Он просто не понимал, что потеряет, если не послушает меня. Почему он никогда меня не слушал? Никогда не поступал так, как я его просила?

— Катрейн?

Гримаса боли на лице подруги, ее дрожащий голос развеяли последние сомнения в страшной правде.

Значит, ты пошла к Бальтазару и заплатила ему, чтобы он убил отца?

— Да, — голос Катрейн прозвучал как замогильное эхо. — Отныне моя душа проклята навеки. Я очень скорблю по отцу, потому что, несмотря ни на что, я его очень любила. Он всегда был добрым, хорошим отцом. Впрочем, героем он никогда не был. — Катрейн тяжело вздохнула. — Вот почему все должно было выглядеть так, как будто он… Он должен был предстать таким же слабым, каким он казался мне.

— Ты хочешь сказать, все должно было выглядеть так, будто он покончил с собой? Катрейн, но этим ты могла навлечь беду на всю нашу семью! Даже на девочек.

Катрейн кивнула и снова протерла глаза.

— Я сожалею о том, что сотворила, Алейдис, ибо это смертный грех. Но в то же время я рада, что отец выполнил мою просьбу. Он назначил главной наследницей тебя, Алейдис. Таково было мое желание. Но почему он об этом умолчал? Все было бы совершенно иначе.

Испустив гневный вопль, Андреа бросился вперед. Катрейн подняла голову и, издав приглушенный писк, попятилась. Но Андреа в два счета оказался возле нее, схватил за плечи и грубо встряхнул.

— Ты, коварная душегубка! Как ты могла убить собственного отца! Мой брат мертв, потому что его погубила собственная плоть и кровь! Я сверну тебе шею, мерзкая тварь!

Андреа попытался схватить ее за шею, но Катрейн, пронзительно завизжав, принялась колотить кулаками и ногами, а ее белые зубы впились дяде в руку. Винценц подбежал к Андреа и попытался оттащить его от охваченной паникой женщины.

— Катрейн! Катрейн! — звала ее Алейдис, но тщетно, подруга ее не слышала.

Во дворе и у арки уже стали собираться первые любопытные. Госпожа Йоната выбежала из главного корпуса, чтобы прогнать их прочь, а когда ее слова не возымели действия, она просто растолкала их и побежала в сад.