Садриддин Айни - Рабы
— Ведь сумели же они сжечь железнодорожный мост между Гиждуваном и Кызыл-Тепе! — подтвердил слова командира Сафар-Гулам, пришедший с партизанским отрядом.
— Главное: нам нельзя терять время. Напасть мы должны до рассвета. Если басмачи увидят, что нас мало, наше положение ухудшится.
— Как это нас мало? Нас двести пятьдесят человек.
— Их около четырех тысяч.
— Все равно, мы пойдем на них.
— Нам бесполезная смерть не нужна.
— Но мы погибнем, чтобы предотвратить гибель Бухарской народной республики! — воскликнул один из добровольцев отряда.
— Откуда вы взяли, что Бухарская народная республика гибнет? Она даже не в опасности. Теперь, когда весь трудовой народ Бухары понял правду, никакие басмаческие шайки не одолеют целого народа. С нами рабочие и крестьяне Ташкента и Самарканда. Бухарская народная республика станет социалистической, она будет развиваться в единой семье с Россией, со всеми социалистическими республиками.
— Однако действия некоторых членов правительства вызывают сомнения, — ответил тот же голос.
— Вы о том, что военный министр Арифов сбежал к басмачам? И о том, что Усман-ходжа изменил народу? Так знайте, что все эти усман-ходжи и арифовы — это лишь грязь, прилипшая к здоровому телу. Чем скорее она отвалится, тем чище станет тело. Теперь у нас глаза открылись, мы стали зорче, бдительнее. Мы проводим чистку всех партийных и государственных органов. Мы освобождаемся от всего гнилого, нездорового, мы уже оздоровили наши ряды. Надо действовать. Сейчас наш план таков: воспользоваться темнотой, перейти реку вброд и напасть на басмачей врасплох.
Сафар-Гулам попросил слова.
— Есть у меня такой план: я хочу одно дело сделать.
— Самовольно?
— Нет, с вашего разрешения.
— Что именно?
— Вниз по течению есть хороший брод. Я со своим отрядом перейду там реку. На том берегу есть деревня Ширин. Мне хорошо знакомы эти места. Выйдя к этой деревне, мы окажемся у басмачей в тылу. Если мы нападем на них одновременно с двух сторон, темной ночью, то им останется только бежать.
— Если мы их всех не уничтожим, они разбегутся, а потом опять соберутся и снова выступят против нас. Надо придумать такой план, чтобы их уничтожить сразу всех, — перебил его доброволец.
— Если мы их всех не можем уничтожить сразу, значит, нам надо отказаться от борьбы? — сдерживая раздражение, спросил командир отряда.
— Я не досказал еще! — продолжал Сафар-Гулам.
— Сколько человек пойдет с вами, Сафар-Гулам?
— Двадцать. Если мы отгоним басмачей от моста, мы спокойно перевезем на тот берег наше снаряжение. И на том берегу отряд наш обрастет трудовым народом Вабкента, Пирмаста, Шафрикана и Гиждувана. Силы наши там удесятерятся.
— План ваш годится. Но только нужно в него внести уточнения. А именно: перейдя реку, надо обойти басмачей, не вступая с ними в соприкосновение. Занять исходное положение и дать сигнал. По этому сигналу мы пойдем в атаку. Через пятнадцать минут после сигнала ваш отряд начнет нападение. Ваш удар по времени совпадает с нашим подходом к басмачам. Понятно?
Не теряя времени, принялись приводить в исполнение решение командира отряда.
Сафар-Гулам со своим отрядом перешел реку и подошел к деревне Ширин.
Из деревни неслись крики и вопли.
Все жители деревни, от стара до мала, человек двести, залезли на крыши и оттуда звали на помощь.
Подъехав к крайнему дому, Сафар-Гулам негромко спросил жителей:
— В чем дело? Почему такой крик?
Хозяин дома тихо подошел к краю крыши и посмотрел вниз. Вместо ответа он, увидев вооруженных людей завопил:
— Басмачи! И с этой стороны басмачи! Шум и крики возросли.
— Э, братья! — крикнул Сафар-Гулам. — Где басмачи? Мы от властей. Мы их ловим. Где они?
— Если ты от властей, бери их! Они вон там, на том конце деревни.
— Пусть один из вас слезет с крыши и покажет, в каком доме.
— Нет. Мы с крыши не сойдем. Если умирать, так уж лучше в своем доме, у своего имущества. Если ты от властей, сам ищи басмачей, сам их и лови.
Сафар-Гулам махнул на них рукой. Об этой деревне, уединенно расположенной в стороне от больших дорог, много ходило разных смешных историй. Жители ее сохраняли нравы и обычаи каких-то давних времен. Темные и невежественные, они слепо слушались советов своего деревенского «мудреца», мудрость которого породила множество веселых рассказов.
В непроглядной тьме, на узкой кривой улице, не прекращались жалобы и крики, как в курятнике, куда забрался ястреб.
Этот шум помог Сафар-Гуламу незаметно для басмачей почти наткнуться на них.
— Вот они! — шепнул Сафар-Гулам, соскакивая с седла возле стоявших на привязи нескольких басмаческих лошадей.
Отведя лошадей в тупичок между домами, Сафар-Гулам оставил двух партизан на карауле, а с остальными прокрался к дому, где во дворе только что раздался выстрел.
Вскоре они заметили двух басмачей, стоявших у своей коновязи.
— Не стрелять! — скомандовал Сафар-Гулам. — Только мы с Юсуфом стреляем в этих двоих.
Двумя выстрелами они уложили обоих басмачей. Проскочив мимо испуганных лошадей, партизаны добежали до ворот дома и заперли их. Трое басмачей выскочили из дома. Двоих уложили двумя выстрелами. Третий кинулся обратно в дом.
Часть отряда осталась охранять выход из внутреннего двора во внешний, а остальные, подставив друг другу спину, поднялись на крышу.
Еще двоих басмачей свалили, когда они пытались по крыше курятника уйти из дома.
Четверо остальных отстреливались, бегая по двору и не видя в темноте противника, сами же они были освещены тлеющим очагом кухни. В этом дворе они и нашли свой конец.
Во дворе и в доме затихло, но еще больше шума подняли ширинцы на своих крышах.
Сафар-Гулам спустился со стены во двор. Двое из басмачей, тяжело раненные, еще жили.
— Давайте прикончим, — обратился молодой боец к Сафар-Гуламу.
— Нет, был приказ пленных и раненых не убивать. Пусть лежат. Если доживут до утра, отправим их к врачу, — ответил Сафар-Гулам.
Во дворе, среди разбросанных одеял, подушек и всякого скарба, лежало тело человека и валялся убитый баран.
— Что-то он не похож на басмача, — присмотрелся Сафар-Гулам, — он бос, и на нем один лишь рваный халат.
— Это мой муж! — раздался робкий, испуганный женский голос.
— Не бойся, тетя. Мы не басмачи, мы от властей. За что убили твоего мужа?
— Да будет твоя тетка жертвой за тебя,[136] — начала женщина. — Нам сказали, что басмачи взяли Вабкент и ездят по деревням, грабя крестьянские пожитки. Мы испугались, позвали нашего мудреца и попросили совета: «Они находят закопанное в земле. Что ж нам делать?» Мудрец сказал: «Если басмачи придут, вы все свои вещи поднимите на крышу. И там спрячьте». Мы так и сделали и сами с мужем спрятались там же. А басмачи, когда в доме у нас ничего не нашли, вышли во двор и увидели мужа. Муж стоял на крыше и все время кричал: «Басмачи пришли!» А басмачи ему велели сбросить с крыши вещи. Но муж смелый человек, он не испугался и не захотел бросить вещи, а только крикнул: «Я своими руками свои вещи не сброшу. Если хотите — лезьте сами и забирайте». «Тогда мы тебя самого сбросим!» — ответили басмачи и выстрелили. Он упал вниз. Потом мне крикнули: «Сбрось вещи!» Я побросала им вещи, а потом полезла и сама вниз, раз уж муж был внизу, подумав: «Если он мертв, заверну его, если жив — завяжу раны».
