Золото Кёльна - Шир Петра

Озадаченная резким тоном подруги, Алейдис попыталась ее успокоить.

— Я не отказываюсь ни от тебя, ни от твоего отца. Пойми, я просто хочу дать всем ясно понять, что вместе с Николаи умерло и его подпольное королевство, и мне будет проще это сделать, если на каждом углу не будут трепать мое имя. Потому что чем больше людей слышат его, тем больше обвинений и лжи выливается на нашу семью.

— Те же люди будут надсмехаться и поносить тебя, если ты вдруг вернешь себе девичью фамилию:

— Возможно, так оно и будет. Но этот шаг — послание. Если я и дальше буду именоваться вдовой Голатти, люди подумают, что все, боже упаси, осталось по-прежнему.

— Может, подумают, а может, и нет. Но ты опозоришь наш род, если отречешься от него.

— Нет, Катрейн, это не так, — возразила Алейдис, глубоко вздохнув, и замолчала, пытаясь разобраться в собственных мыслях. — Как бы мне ни было больно говорить, но это сам Николаи опорочил имя Голатти. Это была его воля и его решение создать себе подпольное королевство, причинять боль и страдания хорошим людям, чтобы умножить собственное богатство и влияние. Я никогда не смогу понять, как он дошел до такого и как эта темная сторона его натуры могла оставаться Для меня тайной. Ты знала об этом, но ничего мне не сказала. И все же ты никогда не сомневалась, что творимое им шло вразрез с законом человеческим и Божьим. И даже если я когда-нибудь смогу простить Николаи за это, то, продолжив вести дела под его фамилией, я не смогу примириться с собственной совестью.

Катрейн оскорбленно отвернулась.

— По-твоему, отец был злым жестоким чудовищем? Но он делал немало добра, помогал беднякам и приютам, жертвовал церквям. И он был добр и щедр к тебе, Алейдис.

— Это так, Катрейн, и я буду всегда об этом помнить. Но много из этого, похоже, было всего лишь ширмой. Откуда мне знать, что из этого он делал от всего сердца, а что — для отвода глаз, чтобы люди не узнали, каков он на самом деле. И если мне это трудно понять, каково должно быть жителям Кельна!

Сказав это, Алейдис поняла, сколько горькой правды было в ее словах.

— Если бы ты действительно любила его, ты бы боролась за то, чтобы очистить его имя! — Катрейн рывком поднялась и направилась к дверям. В дверном проеме она обернулась. — А я так надеялась! Это я упросила отца сделать тебя наследницей, потому что знала, что ты достаточно умна и сильна, чтобы справиться с этим. И вот как ты меня отблагодарила. Отвернулась от нас и отреклась от фамилии отца! — Отрывистым движением она вытерла слезу в уголке глаза. — Я очень разочарована, Алейдис, я была о тебе лучшего мнения.

— Катрейн!

Алейдис тоже поднялась, чтобы остановить подругу, но та уже вышла из кабинета, захлопнув за собой дверь. Преодолев секундное замешательство, Алейдис последовала за ней, но, распахнув входную дверь, отпрянула. Прямо перед ней стоял Винценц ван Клеве, который уже поднял руку, собираясь постучать. Он взглянул на нее, и в его и без того мрачном взгляде появилось что-то угрожающее.

— Госпожа Алейдис, — он прошел в дом, не дожидаясь приглашения. — Мне нужно с вами поговорить.

Удивленная его тоном и все еще не пришедшая в себя от обвинений Катрейн, она закрыла дверь на засов и повернулась к Винценцу, который замер посреди меняльной конторы. Сердце ее готово было выпрыгнуть из груди, а в горле застрял комок.

— Ну, говорите! Зачем пожаловали? Тоже хотите обвинить меня в ненадлежащем поведении? Сегодня вы в этом не одиноки, так что можете не сдерживать себя.

Брови ван Клеве поползли вверх.

— Понятия не имею, о чем это вы. Просто хочу задать несколько вопросов и ожидаю, что вы ответите на них правдиво.

И все же его взгляд был настолько грозен, что Алейдис невольно сделала полшага назад.

— Когда это я отвечала вам неправдиво?

— Надеюсь, ради вашего блага, что никогда, госпожа Алейдис. Однако сегодня я узнал кое-что, что может поставить под сомнение все, что когда-либо было сказано между нами. Поэтому вы окажете себе услугу, если немедленно расскажете правду.

— Госпожа, что-то случилось?

В дверях задних покоев, видимо, привлеченный гневным голосом судьи, появился Зимон. За его спиной маячил Вардо, взиравший на гостя с той же озабоченностью и настороженностью.

— Вы двое, стойте на месте! — повелительно крикнул Винценц слугам, подняв руку, и вновь обратился к Алейдис. — Имеется ли у вас коричневое или черное платье и чепчик того же цвета?

Она посмотрела на него ничего не понимающим взглядом.

— У меня есть платья и чепчики всех возможных цветов.

— Надевали ли вы одно из них, когда три или четыре недели назад искали Бальтазара, чтобы заказать ему убийство мужа?

— Эй, да как ты смеешь! — Вардо выскочил из-за спины Зимона и бросился к Алейдис, но тут же отпрянул назад, когда Винценц выхватил короткий меч.

— Назад, я сказал! Госпожа Голатти, отвечайте!

Алейдис пораженно перевела взгляд с оружия на лицо Винценца. Он впился в нее глазами, и ни один мускул на его лице не выдавал того, что им движет.

— Я заказала Бальтазару убийство мужа? Как вы себе это представляете, во mg всего святого? Я никогда не встречала этого человека и даже не подозревала о его существовании. Вы из ума выжили! — Ее голос дрожал от изумления и гнева.

— Значит, это не вы та женщина со светлыми волосами, которая вручила ему кошелёк с серебряными монетами и пообещала еще, после чего он хвастался среди дружков, что скоро разбогатеет?

— Нет же, я этого не делала, — ответила она, обхватив щеки ладонями. — И кто вам только сказал такое?!

Винценц, казалось, был тронут ее реакцией и немного смягчил тон.

— Сегодня я узнал, что три или четыре недели назад с Бальтазаром была замечена блондинка прелестной наружности и в дорогой одежде. Она была одна, но при себе держала довольно большой мясницкий нож, вероятно, для защиты. На тех, кто это наблюдал, зрелище произвело неизгладимое впечатление, настолько разительным был контраст между миниатюрной фигурой и огромным ножом. Вряд ли вы станете отрицать, что эта женщина вполне подходит под ваше описание, госпожа Алейдис.

Она возмущенно вскинула голову.

— В Кельне сотни, а может быть, тысячи женщин, которые подходят под это описание. Вы дейст, вительно верите, что я способна на такой ужасный поступок?

— Во что я верю или не верю, здесь не обсуждается. Я должен основывать свое расследование на доказательствах и свидетельских показаниях.

Она тяжело перевела дух.

— Вы говорите так, как будто вам очень хочется доказать, что я виновна в смерти Николаи.

Повисла долгая, неловкая пауза, которую прервал шумный вздох ван Клеве.

— Нет, это не так, госпожа Алейдис. Наоборот. Мне… мне было бы очень жаль так ошибиться на ваш счет.

Его взгляд потеплел, а вот она, напротив, почувствовала легкое подташнивание.

— Я не нанимала Бальтазара убить Николаи. Я была счастлива рядом с мужем. Он был добр ко мне, и даже если это означало, что я пребывала в иллюзии, мне жилось в ней намного счастливее, чем сейчас. Я никогда не желала его смерти. Она не принесла мне никакой пользы, а только море проблем, которые я могу разрешить, лишь принимая решения, которые могут пойти во вред моей семье и добрым друзьям.

Она вытерла глаза тыльной стороной ладони, но не смогла удержать несколько слезинок, которые скатились по щекам. Со слоновьей грацией ван Клеве взял ее за руку и провел к скамье, стоявшей у меняльного стола.

— Сядьте, вы вся дрожите.

— А вы удивлены? — Она стряхнула его руку. — Думаю, будет лучше, если вы покинете этот дом прямо сейчас.

— Я бы так и сделал, если бы нам не нужно было искать убийцу.

Не спрашивая разрешения, он уселся рядом с ней, и тут же оба слуги подошли к ним поближе, бросая настороженные взгляды на судью. Но поскольку он сел в некотором отдалении, они, вероятна не увидели причины вмешиваться. Винценц прислонился к стене и некоторое время смотрел в потолок.

— Откуда вам вообще стало известно о таинственной женщине, которая искала Бальтазара? — прервала молчание Алейдис.