Алексей Гатапов - Тэмуджин. Книга 1
– Ха-ха-ха, показали мы им, кто старший в племени.
– Запомнят наше поученье.
– Ждите от блудливых собак, – хрипло кричал Сача Беки, перекрывая голоса других. – Запомните, что я скажу: года не пройдет, как снова придется их учить.
– Давно ли наши братья так же колотили их, а толку никакого, – соглашался с ним Хучар. – Ума у этих сонидов никак не прибавится…
– Раньше они, может, и не вразумлялись, а сейчас-то мы им надолго вложили, – раздавались довольные голоса в рядах. – Должны запомнить.
– Для человека нет хуже зла, говорят, чем плохая память.
– Ну и правильно говорят, ведь все время приходится за одно и то же по новой получать.
– Ха-ха-ха…
Тяжелый плеск воды, взбурлившей под копытами полусотни лошадей, приглушал звуки голосов.
– Одного, кажется, мы убили, – услышал Тэмуджин сзади, выбираясь на берег, и, выехав на ровное место, натянул поводья, чтобы посмотреть, кто это сказал.
– Зажали с двух сторон, – рассказывал плотный крепыш без шапки, со стянутыми назад длинными волосами, и Тэмуджин узнал саврасого коня под ним. – Били его, били, а он не падает, собака, будто зубами в гриву вцепился. Потом я со всего размаха стукнул ему по затылку вот этим, – он поднял над головой увесистый прут. – Тогда он только и слетел с седла. Потом мы подъехали, смотрим, а он уже не дышит.
– Ну и убили, чего в драке не бывает.
– Зато другие теперь надолго запомнят.
– Будут знать, как должны со старшими разговаривать.
Тэмуджин отозвал своих. Полтора его десятка оторвались от толпы, встали в один ряд перед ним.
– Все живы? – шутливо улыбнулся он, оглядывая парней.
– От чего бы нам умереть? – в тон ему бойко отозвался высокий парень напротив него, тот, что перед дракой поднимался на холм посмотреть сонидов. – Они и драться-то по-человечески не умеют.
– Вдесятером на одного храбрые.
– Только языками пугать умеют.
– Кто их не знает, может и испугаться.
– Теперь знаем: если враги придут, сонидов надо вперед выставлять.
– Ха-ха-ха…
– Сегодня вы все хорошо держались, – похвалил их Тэмуджин. – Теперь надо, чтобы свои ничего не узнали. В курень въедете с западной стороны, без шума.
– Не беспокойтесь, – за всех ответил высокий. – Тише восточных духов пройдем.
– Собаки не залают.
– Если спросят, где были, говорите, что к генигесам на игры ездили, – сказал напоследок Тэмуджин.
Толпа порысила в обход.
Тэмуджин и Бэктэр, оставшись одни, дождались, когда те скроются за бугром, и шагом тронулись к смутно темневшим в ночи юртам.
– Ну как, тебе не досталось? – спросил Тэмуджин, чтобы заговорить с Бэктэром.
– А что, если и досталось?
У Тэмуджина пропала охота разговаривать.
Молча проехали в свой айл, молча расседлали коней и разошлись по своим юртам.
IV
– Тэмуджин, вставай!
С трудом приходя в себя от сонного забытья, Тэмуджин почувствовал в голосе матери непривычный холодок.
– Что случилось? – он через силу оторвал голову от кожаной подушки, туго набитой овечьей шерстью, и сквозь смеженные ресницы посмотрел на сереющий круг дымохода. Мигали последние звезды. – Рано еще.
– Разбуди Хасара с Хачиуном, – мать была чем-то недовольна.
Тэмуджин окончательно пробудился от сна и лежал с закрытыми глазами, досадливо гадая, что нужно ей в такую рань. Вставать не хотелось.
Вдруг его словно шилом кольнула догадка: «Про вчерашнее узнала! Ведь сонида убили…» Тэмуджин сел, перебирая в уме, что и как она могла узнать.
Подумав, он стал успокаиваться. В курене тихо, значит, от сонидов никого не было. «Да неужели от удара прутом человек может умереть? – рассуждал он про себя, натягивая на голову рубаху. – Оглушился или, всего вернее, притворился, хитрить сониды умеют».
Следующие слова матери окончательно успокоили его.
– Днями и ночами носишься по чужим куреням, значит, сил у тебя в избытке, – она сидела за красным китайским столиком у очага, со стуком расставляла чашки. По юрте шел резкий запах перебродившего айрака. – А раз некуда девать силы, будешь работать.
– А что нужно сделать? – под длинным зевком Тэмуджин скрыл облегченный вздох и тут же вспомнил про стрижку овец. Другие айлы еще позавчера начали стричь, а они задержались с выделкой шкур.
– Оказывается, он даже не знает о том, что дома делается! – мать возмущенно повысила голос. – Носится по степи как безродный разбойник, а чтобы вспомнить о доме, у него и в мыслях нет. Это в такие-то годы, а что дальше от такого начала будет? – В утренних сумерках смуглое лицо ее почти сливалось с темнотой юрты, и Тэмуджин не видел его выражения, но по голосу понял, что скоро мать остынет: не так уж сильно она рассержена, просто хочет выговорить за ночную поездку. – Овец наших кто будет стричь, может быть, восточные духи придут и помогут нам?
Оправившись от первого испуга, Тэмуджин снова прилег и начал впадать в мягкую дремоту. Сонно спросил:
– А почему так рано? – сказал и тут же пожалел: если мать задумала какое-нибудь дело, отговаривать ее – что говорить со степным ветром. Мягкая и добрая, но упрямая – как уросливая кобыла.
Оэлун обошла вопрос без ответа:
– Пока не острижем всех овец до последней, будешь дома помогать. Друзья твои уж как-нибудь без тебя обойдутся.
Тэмуджин считал стрижку овец самым нудным из всех дел, которые он знал. Целыми днями сидеть на одном месте, как на привязи, без привычной воли в седле, в степи – это быстро утомляло и надоедало ему.
Вздохнув, он потянулся к гутулам, валявшимся в ногах.
– Начнем пораньше и в два дня управимся, – голос матери как будто немного смягчился. – Скоро подойдут женщины, нужно успеть все приготовить, – она вываливала творог из большого туеса в корытце, искоса взглядывая на него. – Вчера вы поздно приехали?
– Поздновато было.
– Что у них там, ехор, наверно, был?
– У кого? – не понял Тэмуджин.
– А к кому вы ездили, ведь к генигесам, сказали мне.
– А, и ехор был, и боролись, – опомнился Тэмуджин. Торопливо натянув гутулы, он обернулся к посапывающему за спиной Хасару, толкнул:
– Вставай.
Тот проснулся сразу, будто ждал, что разбудят.
– Брат! Приехал?
– Хачиуна разбуди.
– Зачем?
– Ты почему задаешь вопросы, когда тебе старший брат приказывает? – прикрикнула Оэлун. – Когда ты научишься вести себя по-человечески?
Недоуменно переводя взгляд с брата на мать, Хасар почесал в затылке, кулаками протер глаза и, понуро сопя, взялся за гутулы.
– Ешьте побыстрее и выходите, а я пойду людей подниму, – Оэлун, подпоясав старый, со свежими заплатами на локтях, халат волосяной веревкой, вышла.
Сидя натянув рубаху, Хасар толкнул ногой лежавшего ничком Хачиуна:
– Вставай, весь праздник проспишь!
– А? Какой праздник? – Хачиун, встрепенувшись со сна, ошалело смотрел на него.
– Овец будем стричь, забыл, что мать говорила?
– А-а…
Хасар сел к столу рядом с Тэмуджином, набросился на еду. Густо смешав свежий, мягкий творог со сметаной, он начал полными ложками запихивать его в рот, едва успевая проглатывать. Вдруг он, вспомнив, остановился и с возбужденным лицом повернулся к Тэмуджину:
– Как вчера съездили, брат? Набили им горбы? Я ждал-ждал вас, да не выдержал и заснул.
Глядя в лицо ему, он перестал ворочать скулами, выжидая с набитым ртом ответа.
– Ты что, безрогий баран, болтаешь? – поперхнувшись от неожиданности, побагровел Тэмуджин. – Ты еще при людях скажи… Я тебе что вчера говорил?
Хасар смущенно посмотрел в сторону Хачиуна, уткнулся в стол, стал жевать.
– А кому вы горбы набили, а? – быстро привстал на голые колени Хачиун, возбужденно глядя на братьев.
– Никому ничего не набили, просто ему, видно, сон приснился, – сказал Тэмуджин, не сводя с Хасара негодующего взгляда. – Глупые сны обычно баранам снятся, а еще нашему Хасару.
– А разве бараны тоже сны видят? – пораженный Хачиун, округлив глаза, размазывал по щеке налипшую сметану. – Точно так же, как люди?
– У людей сны разные бывают, а баранам одно и то же снится, будто им набивают горбы и они превращаются в верблюдов. Понял? И нашему Хасару такое же снится. Ты не верь ему, когда он начинает всякое болтать, у него мозги бараньи. Только ты никому не говори об этом, а то люди узнают и будут все над нашим родом смеяться.
– А-а… – Хачиун медленно жевал, приподняв грязное лицо кверху, на дымоход и, озадаченно моргая, пытался понять услышанное.
Тэмуджин, вставая, еще раз повторил Хасару:
– А ты смотри, больше не распускай свой пестрый язык. Запомнил, наконец, что тебе говорю?
– Запомнил, – глухо проговорил тот, пряча в сторону побуревшее лицо.
Дождавшись, когда за Тэмуджином закроется полог, Хачиун быстро повернулся к Хасару, сочувственно оглядывая его мрачное лицо, спросил:
– А у тебя часто такие сны бывают?
Отрешенное в тяжелой думе лицо Хасара дрогнуло, снова стало наливаться бурым цветом. Некоторое время он внимательно смотрел на Хачиуна: смеется или от глупости болтает? На всякий случай шмякнул его тяжелой ладонью по щеке.
