Птичка польку танцевала - Батлер Ольга Владимировна
Но для нее это был не довод. В главный для себя вечер она желала быть примадонной.
Анна подарила Сирвину свою самую кроткую улыбку.
– Без маникюра не могу выйти.
– Я тебя убью, – нежно пообещал он перед тем, как хлопнуть дверью.
Наконец два помощника повели под руки, вернее, понесли к зрителям разодетую в пух и прах виновницу торжества.
– Не смажьте мне лак! – капризно повторяла она.
Сирвин, дожидаясь ее на сцене, развлекал народ.
– Лет через сто про меня будут спрашивать – это тот, который вел бенефис Пекарской?
Он всегда играл одну и ту же роль – самого себя, но она оказывалась оригинальнее того, что могли бы придумать лучшие режиссеры или сценаристы.
– А теперь встречаем виновницу торжества и поздравляем ее с незначительной датой!
Зрители и выстроившаяся на сцене труппа зааплодировали, любуясь девяностолетней красавицей в длинном серебристом платье. Хороша! Такая и в вечность уйдет на высоких каблуках. Анна раскланялась, села в приготовленное ей кресло. Начались поздравления, а Сирвин, улучив момент, злопамятно прошипел ей в ухо:
– Ну сколько можно было тебя ждать?
Пекарская, с царственной улыбкой кивая очередному поздравителю, показала Сирвину свой ярко-красный маникюр и заговорщицки прошептала:
– Очень долго высыхал.
Когда имениннице передали микрофон, она объявила:
– Вы сейчас видите перед собой давно уцененный товар! Я очень благодарна всем, кто пришел сюда. Поскольку это мой последний юбилейный вечер, я хочу признаться, что я вас очень люблю, люблю всех зрителей и надеюсь, что… – тут в ее голосе зазвучало знакомое лукавство, – что еще что-нибудь сыграю!
А пока что она пела и танцевала под мелодии своей молодости. Она была знаменитостью Парижа, ее держал за руки танцовщик кабаре, и обнимал мулат в красном фраке. Их страсть выглядела до смешного преувеличенной, и зал откликался аплодисментами и хохотом.
Чтобы дать Пекарской передышку, зрителей отвлекли на варьете. Сирвин снова оказался рядом с Анной.
– Ну что, все идет замечательно, моя девочка?
Она улыбнулась. Ее глаза светились счастьем.
– Ты испортил мне весь праздник, паршивец.
В доэлектрические времена, когда театральное действо происходило при свечах, каждый акт равнялся времени горения свечи. Занавес опускали, свечи меняли, действо продолжалось. Акты, аплодисменты, антракты, смена свечей, очередные акты. И вот финальная сцена. Свечи пока горят, но тяжелый бархат уже опускается, пряча от глаз волшебное пространство, где только что кипели страсти, проливались слезы и кровь. Именно на этом месте драматург написал последнее слово. Все, пьеса сыграна.
На прощание Анна спела свой «Уругвай». Она поклонилась зрителям и, прикоснувшись кончиками пальцев к губам, послала всем поцелуй – энергию вечной женственности. Луч света не отпускал ее, он стал тоннелем, по которому уходил вдаль танцующий силуэт актрисы. Она ушла, а песенка все звучала и звучала.
Актриса театра и кино, звезда тридцатых годов.
Родилась в Одессе 3 февраля 1906 года.
Работала в Московском мюзик-холле вместе с Сергеем Мартинсоном, Риной Зеленой, Марией Мироновой, Борисом Тениным. После закрытия мюзик-холла стала артисткой Театра сатиры.
Осенью 1941-го в составе фронтовой концертной бригады выехала на фронт. Попав в окружение, вместе с несколькими уцелевшими артистами оказалась на оккупированной территории. Чтобы выжить, участвовала в концертах. За это в конце 1945-го года была приговорена к четырем годам лагерей и почти восемь лет отслужила в Воркутинском лагерном театре.
После возвращения в родной Театр сатиры играла в основном эпизодические роли. Дружила с Татьяной Пельтцер, Ольгой Аросевой, Александром Ширвиндтом. В 1993 году была удостоена звания народной артистки Российской Федерации.
Скончалась 30 сентября 1996-го. Похоронена в колумбарии Нового Донского кладбища в Москве рядом со своей верной помощницей Раисой Белозеровой.
