Иван ФИРСОВ - От Крыма до Рима(Во славу земли русской)
Две с лишком недели крейсировал отряд Сенявина вдоль турецкого побережья. Лихими налетами опустошал порты и базы неприятеля. В Трапезунде, Синопе, Бонне, Горесунде наделал переполоху. Прежде никогда и никто не осмеливался безнаказанно нападать в этих водах на турок. Десяток судов и транспортов уничтожали крейсера, громили береговые батареи, легли склады с провиантом. Пленили большой транспорт, но он затонул в штормовую погоду, по пути к Севастополю. Турки всполошились, отрядили для охраны побережья фрегаты.
За смелые действия и храбрость Сенявина удостоили ордена «Святого Георгия» 4-й степени.
Потемкин все-таки заставил Войновича вывести эскадру в море и направиться в сторону Лимана. Появление Севастопольской эскадры подействовало на капу-дан-пашу. В первых числах ноября турецкая эскадра покинула Лиман, и Очаков остался без прикрытия с моря.
Войска начали готовиться к штурму Очакова. Поначалу запорожские казаки на своих челнах атаковали крепость на острове Березань и с ходу взяли ее приступом. Теперь Очаков попал под перекрестный огонь. 6 декабря на штурм крепостных укреплений с разных сторон двинулись шесть войсковых колонн. После двухчасового ожесточенного штурма над крепостью взвился русский флаг.
В тот день турки потеряли безвозвратно больше шести тысяч, многие попали в плен. Редкий случай, в плен сдался командующий гарнизоном, трехбунчужный Хуссейн-паша. Достались богатые трофеи, триста двадцать три медные пушки, полторы сотни знамен. С начала осады под Очаковом полегло сорок тысяч янычар, турки потеряли сотню судов разных рангов. Но и россияне только во время штурма потеряли тысячу солдат, сотню офицеров, недосчитались двух генералов.
В Петербурге ликовали, императрица поздравила Потемкина, надеялась на скорый мирный исход. «Теперь мириться стало гораздо ловчее, и никаких не пропущу мер, чтоб к тому скорее достигнуть».
Но не всем пришлась по нутру победа россиян. Пруссия и Англия всячески подстрекали султана не идти на мировую с Россией.
В Константинополе султан гневался, отстранил Эс-ки-Хуссейна от флота, но жизни не лишил, заставил привести в порядок все корабли за свой счет.
Без особого восторга заканчивал кампанию верховод Черноморского Адмиралтейства контр-адмирал Мордвинов. Привыкший к пунктуальности, он не раз вступал в полемику с Потемкиным, который действовал без оглядки на Петербург и частенько «рубил с плеча».
«Я должен сказать, — извещал Мордвинов князя, — на будущий год не будет морской кампании. Все силы истощены, способов никаких нет к восстановлению… Севастопольский порт ничем не снабжен, мастеровые в Москве и Петербурге, леса на корне, железо в Сибири, припасы в дальних провинциях России, долгов бессчетно, артиллерии нет, доверенности нет нигде, а зима покрывает нашу степь».
По справедливости, старший член Черноморского Адмиралтейского правления был прав. Деньги и пушки, корабельный лес и канаты, прочие припасы в первую очередь поступали на Балтику. Шла война со Швецией, до столицы рукой подать, а Севастополь далече, авось перетерпят. К тому же и светлейший не любил тревожить императрицу по «пустякам», от которых зависела морская сила на юге. Мордвинов же настаивал на своем, дело доходило до перепалки с князем, и Мордвинов подал в отставку. Потемкин вздохнул с облегчением. Еще один строптивец не будет портить ему настроение. Получив рапорт Мордвинова, князь осуществил давно задуманное — развел в разные стороны Войновича и Ушакова.
Войнович получил назначение в Херсон вместо Мордвинова, но «с передачей прав по заведованию морской частью в Севастополе» Ушакову.
Вступив в должность, Ушаков прежде всего обошел все корабли эскадры, досконально обследовал их состояние, поближе познакомился с командирами. Раньше он общался с ними во время редких встреч на служебных совещаниях у Войновича и неплохо был осведомлен лишь о положении на фрегатах, приданных ему в подчинение на время походов Севастопольской эскадры как командиру авангарда. Теперь же в его подчинении находилось два десятка судов: три 60-пушечных и два 54-пушечных линейных корабля, восемь 40-пушечных фрегатов, репитичное судно, два крейсера, три брандера. Почти на всех судах остались недоделки со времен сражения у Фидониси. Как командир Севастопольского порта Ушаков проверил состояние и запасы на береговых складах-магазейнах. И там картина удручала. Запасы были на исходе, совсем отсутствовали парусина и канаты, якоря и железные поделки, не было ни одного лишнего орудийного ствола. Тревожило Ушакова и количество провизии. О всем этом он доносил в Адмиралтейское правление, в Херсон, но там помалкивали.
Время шло к весне, по ту сторону моря, встревоженные осенним рейдом Сенявина, турки выслали для охраны Анатолийского побережья шесть фрегатов. Другой отряд из шести фрегатов патрулировал западный берег до устья Дуная. Турецкие купцы побаивались выходить в море без сопровождения конвоя. В конце марта в Буюк-Дере, султанском дворце, сменился правитель Порты. Скончался прежний султан Абдул-Хамид, и его место занял наследник, сын султана Селим III. Молодой султан назначил Эски-Хуссейна командующим сухопутными войсками.
— Искупи свою вину, иди и отбей у неверных нашу крепость, Очаков.
Командовать флотом он поручил своему другу, сверстнику, капудан-паше Гуссейну.
— Твоя первейшая обязанность высадить на подмогу нашим братьям десант в Крыму. Невозможно оставлять гяурам наши прежние земли.
О замыслах султана проведал Потемкин и предупредил Войновича. «По доходящим сюда сведениям Порта спешит сильным вооружением; предприятие на Очаков будет, может быть, первым действием весны».
Войновичу вменялось срочно вооружить гребную флотилию для прикрытия Очакова со стороны моря. Матросов для галерного флота не хватало, раз-два — и обчелся. Вокнович посадил вместо них на весла егерей Лифляндского корпуса. На Очаковский рейд готовились перейти недавно спущенные на воду линейные корабли и фрегаты.
В Севастополе Ушаков разрывался между кораблями эскадры и берегом. Скоро понял, что без помощника ему не обойтись. Бывший флаг-офицер Войновича, Сенявин, находился в подчинении Потемкина, исполнял его поручения по переводу кораблей из Лимана в Севастополь. Ушаков востребовал своего верного сподвижника по прежней службе, капитан-лейтенанта Петра Данилова. Войнович не смог воспрепятствовать, но затаил каверзу.
Стремясь в очередной раз досадить Ушакову, направил в Севастополь расписание офицеров Черноморского флота по судам, где упомянул Ушакова просто как командира корабля «Святой Павел». Видимо, желал лишний раз подчеркнуть номинальность положения командующего флотом в Севастополе. Но не знал, не ведал Войнович, что днем позже подписан в Петербурге императрицей указ о производстве Ушакова в контр-адмиралы.
В середине мая об этом оповестил Черноморское Адмиралтейское правление князь Потемкин. «По именному высочайшему ее императорскому величества указу 14 день апреля сего мне данному всемилостивеише пожалован: состоящие во флоте Черноморском бригадир и капитан Федор Ушаков в контр-адмиралы…»
Отныне Федор Федорович становился на одну ступеньку по воинскому званию со своим начальником и недоброжелателем Марко Ивановичем.
Но Марко Иванович оставался верным своим прихотям. Следом за указом о присвоении высокого звания Ушакову последовал ордер Войновича. «Флота капитан Овцын, служивший прежде во флоте Черноморском, при настоящих военных обстоятельствах пожелал воспользоваться оным к изъявлению на самом деле ревностного своего к службе и ее императорского величия усердия от его светлости высоковелительного господина генерал-фельдмаршала и кавалера князя Гри-горья Александровича Потемкина Таврического прислан ко мне с предписанием употребить оного к вашему превосходительству: употребите себе в помощь флаг-капитаном».
Читал и перечитывал Ушаков очередное послание Войновича, и негодование захлестывало его душу. «Как он ловчит, прикрывается величествами и светлейшим. Но князь-то не велел определять Овцына ко мне. При мне состоит флаг-офицер Данилов. А на что мне сей капитан, в дядья мне годен, почитай, на десяток годов старше меня. Мне потребен офицер проворный, сметливый, меня с полуслова понимающий. К тому же Овцын, помнится, прославился в свое время в Херсоне, лихоимцев прикрывал, на всякое мошенничество взирал бесстрастно. Не бывать у меня такому подмогой!»
Невольно вспомнились передряги с Войновичем, его стремление в каждом удобном случае унизить достоинство его, Ушакова. «Вот и нынче надумал мои исконные права командующего эскадрою попрать».
Как никогда, в прошлые кампании, рано, Севастопольская эскадра в середине июня вытянулась на внешний рейд. Можно было бы и отправляться в крейсерство, но на кораблях запас провизии на исходе, на «Владимире» нет второго якоря, недостает двух кар-туальных единорога, на фрегате «Андрей» некомплект 24 пушек. Не раз напоминал о всех потребностях Вой-новичу, но ответа нет. Теперь решил Ушаков сноситься по этим делам с Потемкиным. На рейде каждый день на всех судах с утра до вечера слышались звуки барабанов, заливались свирелью боцманские дудки. Сновали по вантам и реям матросы, распускали и подбирали паруса, обтягивали снасти. Новый командующий эскадрой вводил свою систему обучения экипажей, по раз усвоенному им принципу в начале службы — каждый моряк, будь то офицер ли, низший ли чин, служитель, должен знать свое дело в совершенстве. Днем ли, ночью ли, в шторм или непогоду исправно и споро выполнять обязанности. Того требует весьма сложная морская служба. Море не суша, жди беды каждое мгновение. А тем паче ежели перед тобой неприятель. Выбора нет, или ты возьмешь верх, останешься на этом свете, или тебе амба. С особым тщанием следил новый флагман за обучением канониров. Среди них встречалось немало пришедших недавно пушкарей из сухопутных полков. Со времен Морского корпуса на всю жизнь флотскую запомнил Ушаков создателя флота российского постулат: «Вся оборона корабля от артиллерии зависит». Вещие слова Великого Петра претворял всюду, где служил.
