Иван ФИРСОВ - От Крыма до Рима(Во славу земли русской)
Только Храповицкий собрался уехать, как к воротам дворца подъехала запыленная коляска. Из нее выпрыгнул офицер в морском мундире. «С реляцией о виктории флота Черного моря от князя Потемкина», — доложил он, и Храповицкий вернулся с ним во дворец.
Дела под Очаковом шли неважно, известий от Потемкина давно не было; и поэтому Екатерина, выслушав камердинера Зотова о том, что прибыл курьер от князя, нетерпеливо проговорила:
— Проси немедля.
В дверях показался стройный, моложавый, симпатичный офицер. Преклонив колено, он звонко отрапортовал:
— Флота капитан-лейтенант Сенявин, ваше величество, — и вынул из обшлага мундира пакет, — с реляцией его сиятельства, главнокомандующего флота Черноморского, князя Григория Александровича Потемкина.
«Каков красавец, — залюбовалась императрица, — ох, князюшка, друг сердешный, знает, чем порадовать меня может».
Взяв пакет, Екатерина отошла к распахнутому окну, поближе к свету и свежему воздуху. По мере чтения ее стареющее лицо все больше озарялось улыбкой.
— Право, господин Сенявин, сия новость нам радостна. Какая виктория славная, — воскликнула она невольно, обращаясь к Храповицкому, — ныне, Александр Васильевич, флот наш Севастопольский взял верх над турецкой эскадрой подле острова Фидониси.
Неприятель при этом потерял шебеку и ретировался с места битвы. При всем том капитан-паша превосходство имел в кораблях немалое.
Екатерина передала реляцию секретарю, опустилась в кресло и протянула руку Сенявину. Тот быстро подошел, встал на колено и поцеловал ее.
— Мы безмерно рады доставленной вами реляции и благосклонным вниманием вас непременно удостоим.
Тут же она велела принести табакерку, усыпанную бриллиантами, и в нее положила двести червонцев. Вручив награду, Екатерина милостиво отпустила Сеня-вина, сказав:
— Послезавтра вам вручат наше письмо светлейшему князю с нашим изъявлением благодарности и наградами победителям сей славной битвы.
Отоспавшись, Сенявин спустя два дня покинул столицу.
Лагерь под Очаковом встретил его встревоженным шумом. Сновали ординарцы и посыльные. Куда-то тащили осадные орудия. В сторону крепости промчался эскадрон драгун. Оттуда временами доносились глухие раскаты пушечной пальбы.
Как объяснил адъютант князя, осада крепости сильно затянулась. Князь вначале предполагал овладеть крепостью без особых хлопот. Достаточно, мол, в ней запереть турок. Но не получилось. Который месяц сидели янычары в осажденной крепости и, кажется, не испытывали особых хлопот. Со стороны Лимана, под прикрытием сильной эскадры Эски-Хуссейна, крепость постоянно снабжалась всеми припасами и подкреплениями войск. Потемкин противился общему штурму, а Суворов, наоборот, предлагал решительным приступом брать Очаков. «Одним глядением крепость на возьмешь», — дерзко высказался он на днях светлейшему, хотя тот был не в настроении.
Сенявина князь принял без проволочек. Молча, грызя, по старой привычке, ногти, прочитал письмо императрицы. Вяло расспросил о столичных сплетнях, знанием которых Сенявин не мог похвалиться.
Тяжело вздохнув, Потемкин махнул рукой и позвал своего секретаря, Василия Попова.
— Подай указ на Сенявина, — буркнул он.
Попов принес, и Потемкин передал документ Сенявину.
— Читай.
Сенявин, смущаясь, зарделся. Указ главнокомандующего объявлял о присвоении ему, Сенявину, звания капитана 2-го ранга и назначении генеральс-адъю-тантом Потемкина.
— Ну что, доволен? — спросил князь с усмешкой. Приглядевшись за два года к Сенявину, он понял, что лучшего помощника по морскому делу не сыскать.
— Безмерно рад, ваша светлость, — ответил еще непришедший в себя Сенявин…
— Стало быть, и отпразднуем твое производство сего же дня, ввечеру, — перебил Сенявина повеселевший князь.
Вечером в шатре собралось десятка два человек. Сенявина князь посадил рядом с собой.
Слыхал Сенявин не однажды о разгульных кутежах у светлейшего. В этот раз собравшиеся довольно скоро захмелели, Потемкин вызвал певчих для поднятия настроения. Неожиданно для себя Сенявин начал удачно подпевать.
— Да ты, никак, еще и голосист, будто соловей, — удивился князь.
Сенявин, захмелев, собрался с духом, высказал сокровенное:
— Ваша светлость, простите, который год я в адъютантах пробавляюсь. По мне, лучше службы корабельной не сыскать.
Все вокруг примолкли, зная, что светлейший не переносит какие-либо просьбы во время застолья.
Сейчас Потемкин будто не слыхал Сенявина, глянул на него с усмешкой.
— А ну-ка, новоиспеченный флота капитан, спой-ка нам что-либо развеселое, — махнул платком певчим, и застолье продолжалось как ни в чем не бывало. Закончилось оно под утро.
Солнце только-только взошло, а Сенявина разбудили. Князь требовал его к себе. Быстро собравшись, он чуть не бегом поспешил к шатру. Вошел и поразился. Потемкин, словно и не было ночного пиршества, сидел за столиком, деловито перебирал бумаги, делал пометки.
— Ты давеча о службе корабельной пекся, — откинувшись на спинку кресла, начал он, — так помни. Я взял тебя не для прислуги, а советы мне по делам флотским сказывать, когда в том нужда будет. Морское ремесло хитрое, сие я давно уразумел. Потому ты мне потребен. Особливо ежели в море случится плавать. — Князь встал, поманил Сенявина к карте и продолжал: — А то, что в море просишься, похвально. И тут я тебе случай припас.
Все это время Сенявин не проронил ни слова. Остатки хмельного давно улетучились, и он внимательно слушал князя.
— Турки нынче в Очакове крепко сидят, Порта морем туда все припасы доставляет, капитан-паша запер Лиман, а Мордвинов со своей эскадрой ныне слабак. Да и твой Войнович в схватку не рвется, второй месяц канючит в Севастополе, то да се.
Потемкин провел ладонью по южному берегу Черного моря.
— Задумку имею, как бы капитан-пашу от Очакова отвлечь. Для того диверсию к берегам анатолийским учинить. Гляди, — он ткнул пальцем в турецкий берег, — здесь пристани у них знатные, Синоп, Трапезунд. В них какие ни есть, а суда содержатся.
Князь перевел взгляд на Сенявина, словно спрашивая его мнение.
— Так разумею, ваша светлость, в те места надобно набежать, суда те изничтожить или пленить.
Потемкин одобрительно кивнул:
— Турки должны переполошиться и, глядишь, кинутся от Очакова к Анатолии.
Довольный Потемкин ухмыльнулся: «Стервец, мои задумки споро хватает». Но Сенявин не знал еще главного.
— Диверсией будешь начальствовать ты, — сказал князь. — Возьмешь у Войновича пяток греческих корсаров, которые к нам на службу определились, и айда в море.
Сенявин мгновенно расправил плечи, вытянулся стрункой:
— Ваша светлость, живот положу, а без виктории не возвернусь.
— Твой живот еще отечеству потребен, ты еще молокосос и холост, — деланно хмурясь, прервал его Потемкин. — Однако викторию добудь. Русский флаг ныне впервой к анатолийским берегам наведается, не посрами его.
В тот же день Сенявин помчался в Севастополь, с собой он вез не только рескрипт Потемкина о своем назначении, но и указ императрицы о наградах для участников сражения при Фидониси. Ушакову пожаловали орден «Святого Георгия» 4-й степени.
Войнович, узнав о назначении Сенявина, всполошился: «Как же я теперь без него обходиться буду?» Только что он получил депешу от Потемкина.
«Пребывание флота… в гавани не принесет никакой пользы в службе ее императорского величества. Флот неприятельский и крепость разделяют мое внимание, а капитан-паша спокоен со стороны моря, вместо того чтобы ваше явление должно было бы его озаботить и сею диверсиею уничтожить делаемое от него затруднение в моих предприятиях. Вы сами из того видеть можете, какой должно ожидать пользы от флота Севастопольского, искусно и храбро предводимого».
Разлад с Ушаковым и полученное предписание Потемкина наводили на грустные размышления Войновича. Скрепя сердце он отдал приказание готовить эскадру к выходу в море. В конце августа один за другим потянулись на внешний рейд корабли эскадры. Построив эскадру в кильватерную колонну, флагман обозначил на фалах курс — «Вест». Не получив перед выходом каких-либо указаний, командиры недоумевали, что задумал Войнович. Отойдя десятка три миль на запад, флагман развернул эскадру на обратный галс к Херсо-несу. Два дня бесцельно блуждала эскадра на видимости Севастополя. На третий день с севера задул штормовой ветер, развело волну, и Войнович приказал вернуться в Севастополь по причине «противного ветра».
Сенявину крепкий ветер оказался на руку. В середине сентября он повел отряд быстроходных крейсеров к турецким берегам.
Две с лишком недели крейсировал отряд Сенявина вдоль турецкого побережья. Лихими налетами опустошал порты и базы неприятеля. В Трапезунде, Синопе, Бонне, Горесунде наделал переполоху. Прежде никогда и никто не осмеливался безнаказанно нападать в этих водах на турок. Десяток судов и транспортов уничтожали крейсера, громили береговые батареи, легли склады с провиантом. Пленили большой транспорт, но он затонул в штормовую погоду, по пути к Севастополю. Турки всполошились, отрядили для охраны побережья фрегаты.
