Сара Дюнан - Лукреция Борджиа. Три свадьбы, одна любовь
И далеко не последнюю.
* * *В августе, через пять лет после того, как Александр бессовестно принудил коллегию кардиналов даровать своему сыну сан кардинала, он принудил их отпустить его из лона церкви. Перво-наперво нужно было собрать достаточно членов коллегии в зале и заставить их проголосовать нужным образом. Летом в Риме вовсю гуляла лихорадка, и у них был идеальный повод не прийти, но Александр никогда не принимал подобных отказов.
– Это касается благополучия церкви и всего христианского мира, – так охарактеризовал он предстоящее собрание.
Один из них предпочел умереть, лишь бы не являться, но в конце концов в консистории собралось необходимое количество кардиналов, оставивших свою совесть дома.
Когда кардинал Валенсии встал перед ними в последний раз, он неожиданно понял, что волнуется. Руки, в которых Чезаре держал документы, слегка дрожали. По странной иронии часть подготовленной им речи и правда лилась из самого сердца:
– Сегодня я пришел к вам с непростой просьбой, но хочу, чтобы вы помнили, что речь идет не только о чести нашей святой церкви, но и о моей душе. Меня отдали в священники в глубокой юности. Это был не мой выбор. Клятвы, которые я произносил в то время, лились из моего рта, но не из сердца. Хоть я и пытался изо всех сил подстроиться под требования церкви, я никогда не имел склонности к религиозной жизни и потому сейчас прошу вашего разрешения отречься от моих клятв и, ради спасения моей души, вернуться к мирянам. Если моя просьба будет исполнена, я посвящу жизнь служению церкви иным образом. Первое, что я сделаю, – поеду к королю Франции, чтобы предотвратить отправку его армии в Италию. В будущем я сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить интересы папства.
Наступила недолгая тишина, но не загремел над головой гром, не сверкнула молния, а из-под земли не поднялись демоны, чтобы вонзить вилы в его рясу. Кардиналы проголосовали (никогда еще они не мямлили свое «да» так поспешно) и передали дело на рассмотрение папе. Час спустя Чезаре покинул консисторию мирянином. Он отправился прямиком на встречу с французским дипломатом, который прибыл тем же утром с грамотой о пожаловании теперь уже бывшему кардиналу Валенсии титула герцога Валанса, а также сорока тысяч франков золотом в год, и тайно посулил войска – копьеносцев и кавалерию – в любой момент, когда бы и где бы они ни понадобились.
Итак, Валенсия превратилась в Валентинуа, оба слова звучали на итальянском так похоже! И явился на свет герцог Валентино.
* * *Для празднеств времени не было. Им обоим, и королю Людовику, и Чезаре, не терпелось жениться. Карлотта, находившаяся при французском дворе, по-прежнему не давала согласия на предстоящий брак, но ведь она еще не познакомилась с герцогом Валентино лично. На случай если его природного обаяния в этот раз будет недостаточно, он подготовил дорогие подарки. Таких крупных покупок Рим не видел с тех пор, как его брат Хуан уезжал в Испанию. Но сам он больше всего радовался новому, изготовленному на заказ парадному мечу. На нем красовались тщательно выгравированный герб Борджиа и сцены из истории Рима, и он был просто создан для великих дел. А римская история – это история Юлия Цезаря. Чезаре и Цезарь. Как похожи их имена! Река Рубикон, которую Цезарь пересек по дороге в Галлию против воли римского сената, но во имя собственной славы, все так же течет в восточной части Италии – но теперь это папская территория, где умный воин может основать новую империю, естественно, при поддержке папы и армии.
«Жребий брошен»: девиз, достойный их обоих.
Чезаре с нетерпением смотрел в будущее. Тем обиднее ему было за неделю до предполагаемого отъезда снова проснуться со спазмами в ногах и язвами на коже. На этот раз прыщиков не было, только пятна, как россыпь малиновых родинок по всему лицу.
– Приведите ко мне Тореллу!
Доктора подняли из постели, и через несколько минут он был уже в спальне Чезаре.
– Ты, кажется, сказал, что все прошло. Что я исцелен.
Гаспар Торелла, который на протяжении всего последнего года вплотную занимался этой болезнью, ведя активную переписку и исчеркав не одну тетрадь, лишь покачал головой.
– Я надеялся, что так и есть, сеньор, но это новая болезнь, и мы еще не понимаем, как она движется по телу человека. Поначалу она появилась в городах, где побывала французская армия, хотя другие говорят, что первыми принесли ее те, кто был на службе у Христофора Колумба в Новой Испании. Я серьезно изучаю ее и…
– Не надо подробностей, – перебил Чезаре. – Как мне избавиться от нее?
– Она приходит в несколько этапов. Первый – открытые язвы, второй – эти яркие пятна. Паровые ванны и ртуть показали себя эффективными средствами. Я изготовил новые травяные настойки разной концентрации.
– А что потом?
– Этого мы точно не знаем. У некоторых все совсем проходит.
– Тогда мне надо оказаться одним из них. А ты принеси мазь.
– Все не так плохо, господин, – ободряюще сказал доктор, – По крайней мере, на вашей коже не остается следов.
– Не так плохо! Ноги ломит, будто я в аду, а мне скоро предстоит ублажать жену. Ты бы лег в постель с женщиной с таким лицом?
– Могу ли я поинтересоваться, есть ли пятна на других участках тела?
– Боже всемогущий, Торелла, просто вылечи меня!
– Сделаю все, что в моих силах.
– Сколько это продлится?
Доктор замялся. Всегда тяжело найти золотую середину между сроком болезни, который жаждет услышать больной, и ее реальным протяжением.
– Когда вы собираетесь отбыть во Францию, ваша светлость?
– Через неделю.
– Это нельзя отложить?
– Ха! Уж лучше я явлюсь туда в маске!
* * *Он прислонил к откосу окна зеркало с ручкой из слоновой кости. Черный бархат покрывал лицо нежно, словно вторая кожа. Глаза ярко блестели на этом фоне: глаза молодого человека, жаждущего жить. Маска смотрелась на нем неплохо, придавая ему не только загадочный, но и высокомерный вид. Во время карнавала он мог бы заполучить любую. Но сейчас не время для карнавала.
Он снял маску и снова посмотрел в зеркало. Как же живется уродам? Вспомнился Микелетто. Когда тот идет по улице, люди расступаются перед ним. Но он, Чезаре, обладает иной властью. И лицо всегда было его главным оружием. «Только посмотрите на меня, – было написано на нем. – Я именно такой, каким вы видите меня: красивый, изящный, богатый – ведь красота не врет». А теперь? Что они теперь о нем скажут? Даже если это не Божья кара, все знают, откуда происходит эта болезнь. Человек с таким лицом не вызывает доверия. Человек с таким лицом – не самый желанный муж на свете, за которого добрый король захочет отдать свое дитя. Человек с таким лицом не нравится даже самому себе.
Что ж, все это однажды пройдет. Морское путешествие займет почти две недели, потом ему предстоит поездка из Марселя на встречу с королем. Если этого времени для выздоровления не хватит, то можно нацепить на себя побольше драгоценностей, чтобы отвлечь внимание. Он решил не думать о Хуане и не вспоминать, что подобное поведение всегда ассоциируется с высокомерием.
А Гаспар Торелла в своей комнате быстро царапал пером по бумаге.
«Вторая стадия. Боли вернулись. Появилась россыпь багровых пятен».
Ведение записей необходимо для изучения болезни: что, когда, как долго и насколько эффективно лечение. Он писал трактат об этой новой эпидемии и переписывался с докторами и учеными из Феррары и Болоньи, в университетах которых трудились лучшие умы Европы. Инфекция распространялась все дальше и быстрее, чем когда-либо, почти как «черный мор». Оказалось, что она передается половым путем и поражает чаще мужчин, чем женщин. Поговаривали, что в Неаполь ее принесли евреи, кое-кто считал, что она занесена из Новой Испании, а были и такие, кто думал, что это Божья кара за долгие годы прелюбодеяния. Впрочем, один ученый отыскал схожие симптомы в работах Гиппократа, а другой зафиксировал, что ею страдают также девственницы и престарелые мужчины, не ведущие половой жизни. Многие рекомендовали кровопускание или прикладывание горячего чугуна к задней части головы. Сам Торелла полагал, что от кровопускания прока нет, и советовал ртуть, но в малых количествах. Переборщишь, и лечение навредит хуже болезни. Действенных средств не знал никто. Некоторые больные умирали быстро, после нескольких месяцев мучительных болей и высыпаний, пока мозг не вскипал и они не теряли рассудок. Другие держались долго, по меньшей мере пока велись о них записи.
Прошел год с тех пор, как Чезаре Борджиа впервые заболел. До этого первого приступа болезни Торелла не встречал более здорового и сильного человека. Его словно сторонились любые хвори. С такой конституцией и при должном уходе он мог бы умереть в своей кровати в окружении внуков. Теперь же… что ж, не ему об этом судить. Торелла был ученым, но одновременно и священнослужителем. В аду Данте были доктора, которые паслись вместе с богомолами, их головы развернуты таким образом, что они идут в вечность задом наперед, и горькие слезы падают в щель их задниц. Пути Господни неисповедимы.