Юрий Борев - СТАЛИНИАДА
Ко времени окончания им курсов «Выстрел» Сталин умер, пришло новое руководство, и маршал не получил назначения.
Сталинская стратегия и тактика
На Зееловских высотах, прикрывавших Берлин, наши войска с большими трудностями и огромными потерями дрались, не продвигаясь вперед. По этому поводу Сталин позвонил Рокоссовскому:
— Не ожидал от вас, товарищ Рокоссовский.
— Я не руковожу этой операцией.
— А кто же?
— Командует Жуков.
— Он же руководит всей группой войск… Впрочем, поскольку он сосредоточился на вашей армии, пусть продолжает. Вам мы поручим другую армию.
Сталин решал сразу две задачи: сталкивание маршалов и фактическое понижение Жукова.
Сталин и разобщение маршалов
20 января 1989 года Мария Жукова опубликовала ранее никому не известный отрывок из воспоминаний ее отца — маршала Жукова. Этот ценный мемуарный материал был назван автором "Коротко о Сталине". В этих воспоминаниях отмечается, что Сталин при проведении крупнейших операций, когда они удавались, старался отвести в тень их организаторов, себя же выставлял на первое место, прибегая для этого к таким приемам: обзванивал по телефону командование и штабы фронтов, армий и порой корпусов и давал советы и указания. Так создавалась видимость того, что Верховный Главнокомандующий все держит в своих руках. Только под конец войны, точнее, после битвы на Курской дуге Сталин научился ориентироваться в военных вопросах. Когда наши войска перенесли военные действия за линию советской границы, Сталин ликвидировал институт представителей Ставки и переключил управление всеми фронтами непосредственно на Ставку. Василевскому при этом было приказано командовать 3-м Белорусским фронтом, Жукову — 1-м Белорусским (прямо выходившим на берлинское направление) вместо Рокоссовского, а последнему был дан 2-й Белорусский.
Рокоссовский при этом обиделся, особенно на Жукова. "С этого момента между Рокоссовским и мною, — говорит Жуков, — уже не было той сердечной, близкой, товарищеской дружбы, которая была между нами долгие годы. И чем ближе был конец войны, тем больше Сталин интриговал между маршалами, зачастую сталкивая их «лбами», сея рознь, зависть и подталкивая их к славе на нездоровой основе". Особенно многого добился Сталин в разобщении Жукова и Конева. Жуков рассказывает ряд подробностей, свидетельствующих об этом разобщении и даже о неблаговидных поступках Конева по отношению к Жукову, спровоцированных сталинскими интригами.
Эти подробности опубликованы в вышеупомянутой статье Жукова. В юности я приятельствовал с дочерью маршала Конева Майей, у нас была общая компания. Изредка бывал в доме Ивана Степановича Конева и немного разговаривал с ним. Не стану утверждать, что мои сведения почерпнуты из этого первоисточника, однако еще в те победные годы можно было услышать странные рассказы о разобщенности полководцев в конце войны. Картина получалась такая. В конце апреля 1945 года войска Конева и войска Жукова атаковали Берлин. Войска Конева успешней продвинулись к рейхстагу и даже начали его штурм. Жуков узнал об этом и, пользуясь более высоким должностным положением, с согласия Сталина приказал войскам Конева отступить и переориентироваться на пражское направление. Почти взятый, но отданный немцам рейхстаг Жуков приказал брать вновь своим войскам, чтобы честь взятия главной цитадели Третьего рейха принадлежала ему.
Как могло возникнуть такое невероятное предание? Видимо, дух соперничества, тщеславие, всегда мучившие душу Сталина, ему удалось привить и славнейшим из маршалов Великой Отечественной войны. Впрочем, перед войной Сталин добился еще большего успеха: одни маршалы судили и уничтожали других, а потом гибли сами.
Трофеи
В 1946 году Сталин созвал крупных военачальников и сказал: "Мне стало известно, что некоторые генералы и маршалы обогатились и нажились на войне, которая была трагедией для народа". Сказал и ушел. Все разошлись. Характерна была реакция военачальника Василия Ивановича Чуйкова. К утру он вывез из своей квартиры не только всю привезенную из Германии мебель и ценности, но и вообще всю мебель и все вещи и остался в пустой квартире.
Из шуток гения
Один общевойсковой генерал-полковник докладывал Сталину положение дел. Сталин остался очень доволен и даже раза два одобрительно кивнул. Окончив доклад, генерал-полковник смешался.
Сталин спросил:
— Вы хотите еще что-нибудь сказать, товарищ генерал-полковник?
— Да, у меня один личный вопрос.
— Говорите.
— В Германии я отобрал кое-какие интересующие меня вещи, но на контрольном пункте их задержали. Если можно, я просил бы вернуть их мне.
— Это можно. Напишите рапорт, я наложу резолюцию. Генерал- полковник вытащил из кармана на всякий случай заготовленный рапорт.
Сталин наложил резолюцию. Генерал-полковник, очень довольный, горячо поблагодарил Сталина.
— Не стоит благодарности.
Генерал-полковник прочел резолюцию: "Вернуть полковнику его барахло. И. Сталин".
— Тут описка, товарищ Сталин. Я не полковник, а генерал- полковник.
— Нет. Тут все правильно, товарищ полковник.
Лошадиная справедливость
Сталин сам хотел принимать Парад Победы. По его представлениям, этот парад следовало принимать на белой пощади.
Сталин попытался овладеть искусством верховой езды, но лошадь сбросила его. Пришлось Сталину поручить принимать Парад Победы маршалу Жукову. Так лошадь восстановила историческую справедливость. Интересно, казнили ли эту лошадь?
Слезы ярости
В конце войны Сталин уже видел себя владыкой мира.
Ему и его армиям ничего не стоило сделать бросок в Европу и Азию. Его надежды взорвались вместе с атомными бомбами, упавшими на Хиросиму и Нагасаки. Для Сталина эти бомбардировки прозвучали как предупреждение, и когда он узнал о них, он плакал. Не от жалости к жертвам атомного огня, как можно было подумать, а от бессильной ярости, гнева, крушения надежд. Так, "слабого слабей жестокий", как говорил Пушкин в "Пире во время чумы".
После атомной бомбардировки Сталин был груб.
Разговаривал на языке жестком и вульгарном, часто употреблял бранные слова. В 1945 году, после атомной бомбардировки Хиросимы Сталин вызвал президента АН СССР академика Сергея Ивановича Вавилова и спросил:
— Ну что, прозевали бомбу ваши ученые? (Сталин выразился грубее).
— Нет, товарищ Сталин, в очередях простояли.
Быть может, столь резкий ответ и спас тогда президента. А в результате в науку были брошены средства.
Запреты и портреты
В части, стоявшей под Берлином, к празднику понадобился портрет Сталина. Нарисовать его вызвался солдат Булгаков.
Нарисовал похоже, но с гусиными лапками у глаз, не как на официальных портретах. Портрет повесили, а тут приехал важный генерал, взглянул — какой-то не такой Сталин, — и приказал до дальнейшего выяснения посадить художника на гауптвахту. Сидит он долго, и никто не знает, что с ним делать дальше. Вскоре в часть с инспекцией приехал маршал. Поинтересовался арестованными.
Докладывают маршалу:
— Сидит солдат за портрет Сталина.
— Карикатура?
— Нет, портрет.
— Так почему сидит?
— Генералу не понравилось, как нарисовано.
— Дайте я посмотрю, все-таки я маршал и лучше генерала в портретах понимаю.
Принесли портрет. Маршалу понравилось. Тут его в Москву на доклад вызвали, и он взял с собой портрет. К слову пришлось, показал портрет Сталину. Сталин одобрил.
Солдата Булгакова тотчас вызвали в Москву. Дали студию, помощников, и стали они для улиц рисовать портреты Сталина, вернее авторские копии с того берлинского портрета.
Непоследние штаны
Нужно было подписать разрешение на выпуск фильма. Председатель Комитета по делам кинематографии Большаков подал Сталину авторучку. Авторучка не писала. Большаков виновато взял ее из рук вождя и встряхнул. Чернила выплеснулись на белые брюки генералиссимуса. Большаков замер.
Сталин вскинул голову и свирепо посмотрел на Большакова. Того охватил ужас. Довольный достигнутым впечатлением, Сталин сказал:
— Ну что, Большаков, испугался? Наверное, решил, что это у товарища Сталина последние штаны?
Стихи о мире
В 1945 году я искренне написал лживые стихи о мире, Вновь и вновь вспоминаю о моих заблуждениях с горечью и лишь для того, чтобы мой читатель понял, что собранные мной предания о Сталине, изобличающие его палачество, коллекционировались человеком, у которого изначально не было отрицательной и разоблачительной установки. Я был хорошо выработанным продуктом сталинизма, и только годы размышлений могли отвратить меня от сталинщины и сдвинуть с этой воистину мертвой точки духовной жизни. Вот эти стихи. Они назывались "Первая мирная ночь".
