Юрий Борев - СТАЛИНИАДА
Это была абсолютная ложь, потому что сразу после войны Сталин склонился над списками новых жертв: политика и здесь опережала экономику, и эта политика была репрессивна.
Послевоенные судьбы
В 1945 году в Литературный институт имени Горького пришел худощавый человек лет тридцати. Он вернулся из плена.
Помню несколько строк из стихов, написанных им в фашистском лагере.
Стремясь к Советскому Союзу
Навольный свет из царства тьмы,
Пока не закатился в лузу —
Вподвалы Бохумской тюрьмы.
Здесь поучительней карают
И, возбудив в себе азарт,
Эсэсовцы шутя играют
В живой, кричащий билиард…
Больше стихов не помню. Фамилию поэта тоже не помню. Его приняли в институт, а вскоре арестовали. Выжил ли он? Сталин не доверял тем, кто по вине его бездарной политики и военной стратегии оказался в плену. Многие из гитлеровского лагеря перекочевывали в сталинский. Некоторым бывшим фа шистским узникам, вернувшимся на родину, посчастливилось остаться на свободе, как, например, адъютанту командира подпольного сопротивления в одном из крупнейших фашистских лагерей Юрию Пиляру. Подпольщикам удалось разоружить фашистскую охрану лагеря и освободить себя. Заключенные встретили советские войска уже свободными людьми, готовыми дальше бороться с фашистами.
Пиляра не посадили, но многие годы, до смерти Сталина, он был без работы. Чтобы не умереть с голоду, он — молодой писатель — работал на любой поденной работе — то грузчиком, то раздельщиком туш на мясокомбинате.
Победитель
В первый период войны — период отступлений — не выпячивалось военное руководство Сталина. Во второй период подчеркивалось, что Сталин — главнокомандующий, великий стратег, гениальный полководец, генералиссимус. Пропагандистский лозунг военных и послевоенных лет: "Там, где Сталин — там победа", — скорее должен звучать так: "Где победа — там Сталин". Это, конечно, тоже талант — уметь примазаться к успеху, но талант особого рода.
Статистика потерь
Узнав о том, что немецкие потери в войну составили около 7 миллионов солдат, Сталин приказал назвать такую же цифру потерь советской армии.
По поводу военных потерь Сталин сказал:
— Когда гибнет один человек — это трагедия. Когда гибнут тысячи — это статистика.
Во все времена борьбы за власть, властвования и особенно в годы войны Сталин предпочитал такую статистику такой трагедии.
* * *Про войны говорят — вранье,
Но знает правду воронье.
VIII. 1945–1953. ГЛАВНЫЙ ЗАКЛЮЧЕННЫЙ, ПРАВЯЩИЙ ВЕЛИКОЙ ДЕРЖАВОЙ
СОВЕТСКАЯ КУЛЬТУРА НА "ПОДЪЕМЕ"
ГЕНЕРАЛИССИМУС КУЛЬТУРЫ И ЕГО МАРШАЛЫ
Рабство принижает людей до любви к нему.
Высказывание Вовенгура, выписанное
Л.Толстым в "Мысли на каждый день"Поэзия, смирно!
Джафар Багиров был азербайджанским воплощением сталинского стиля руководства. Он не любил поэта Самеда Вургуна и на встрече с писателями пригрозил ему: "если будешь нас беспокоить, мы тебя превратим в лагерную пыль". За собрата по перу заступился поэт Павел Антокольский: "Джафар Джафарович, Самед Вургун очень хороший поэт". Вмешательство в руководство вверенной ему Сталиным республикой привело Багирова в бешенство. Он закричал:
— Антокольский, встать!
Антокольский встал.
— Антокольский, сесть!
Антокольский сел.
— Антокольский, встать!
Антокольский встал…
Каждая из команд повторялась трижды и трижды была исполнена.
Когда потом у Антокольского спросили, почему он исполнил эти унизительные команды, он ответил:
— Ну… во-первых, я член партии, а во-вторых, я испугался.
Было чего пугаться. Художник мог сохранять свое достоинство лишь ценой мучительной смерти, постигшей Николая Гумилева, Осипа Мандельштама, Тициана Табидзе, Егише Чаренца и многих других, или мучительной жизни, прожитой Пастернаком, Ахматовой, Платоновым, Булгаковым. Трудно требовать от поэта такую цену даже за сохранение своего «я». И все же высокая поэзия рождается в деспотическом обществе только через самоотверженное сопротивление тирании.
Тост
Антракт. Сталин и члены Политбюро сидят в комнате отдыха при правительственной ложе Большого театра. Выпивают.
Сталин предложил тост за Молотова и пригубил рюмочку коньяку. В свою очередь Молотов поднял бокал за Сталина. Потом Сталин поочередно выпил за Ворошилова, Берия, Микояна и других соратников, круг которых завершал Щербаков. Рядом с ним сидел Храпченко, принимавший руководителей страны в Большом театре как председатель Комитета по делам искусств. Сталин провозгласил тост "За Храпченко как такового". Тут же, ревниво пресекая распространение сталинской благосклонности на Храпченко, который хотя и высокий руководитель, но для столь высокого внимания чином не вышел, Берия предупредил о злоумышлении:
— А он наши разговоры записывает.
Храпченко вздрогнул от неожиданности и ужаса. А Сталин повторил будто ничего не слыша:
— За Храпченко как такового.
Кто-то из соратников, подыгрывая Берия, пожаловался, употребив при этом некое загадочное, однако честной компании знакомое слово:
— А он лавлирует.
То, что это слово означает «недопивает», «уклоняется», стало ясно и Храпченко, когда Щербаков, несмотря на симпатии к нему, налил ему полный фужер коньяку. Храпченко лихо выпил. Микоян одобрительно сказал:
— А мы думали, Храпченко интеллигент.
Так Храпченко вовремя сумел снять с себя позорный ярлык интеллигента. И прежде чем его сознание отключилось от сильного опьянения, он успел понять, что опасность миновала.
Указание вождя выполнено
Невеста одного правдиста танцевала в ансамбле, которым руководил известный хореограф. Этот журналист собрался попросить хореографа отпустить невесту в свадебное путешествие.
Чтобы ему не отказали, он решил обратиться со своей просьбой в особо престижной обстановке — во время правительственного концерта в Большом театре. После первого отделения жених отправился за кулисы, однако обстановка оказалась неподходящей.
Председатель Комитета по делам искусств Храпченко строго отчитывал хореографа:
— Я же просил не ставить этот номер в программу.
— Но ведь все прошло хорошо. Товарищ Сталин аплодировал — я сам видел.
— Да, товарищ Сталин хлопал. Однако раз на раз не приходится и я требую, чтобы в дальнейшем вы не нарушали моих указаний. Это может плохо кончиться…
Журналист терпеливо ожидал конца этого неприятного для собеседников разговора. Вдруг он увидел, что к спорящим почти неслышно идет Сталин. Понимая, что он не должен находиться в таком высоком обществе, журналист благоговейно отошел на почтительное расстояние и увидел странную картину. Сталин приблизился к спорящим, что-то сказал им и удалился. А Храпченко и хореограф, которые только что почти ругались, вдруг обняли друг друга и в полной тишине стали вальсировать. Единственным случайным зрителем этого редкостного танца оказался перепуганный жених, которому так и не удалось поговорить с хореографом.
Звонки возвестили начало второго отделения. Журналист не столько смотрел на сцену, сколько гадал, что же сказал товарищ Сталин.
После концерта он вновь разыскал хореографа, получил у него разрешение на отпуск своей невесты и затем поинтересовался, что сказал Сталин. Оказалось, что, проходя, тот бросил реплику:
— Все о делах, о делах, потанцевали бы…
Указание вождя было выполнено.
Терпение
Храпченко отдыхал в Гаграх. В это время на озеро Рица приехал Сталин. Узнав, что Храпченко неподалеку, он пригласил его к себе на обед.
Во время обеда, где присутствовали многие члены Политбюро, в комнату влетела пчела и начала виться вокруг Сталина. Когда она села на скатерть, он взял вилку и ударил по пчеле. Промахнулся, недовольно поморщился и, подняв вилку, стал караулить надоеду.
Ударил второй раз, снова промахнулся, опять занес вилку и сказал:
— Она не знает, что я терпеливый.
С этими словами он метким ударом убил пчелу.
После оперы
Заместитель председателя Комитета по делам искусств Иван Иванович Анисимов оказался пусковой пружиной Постановления ЦК партии об опере Вано Мурадели "Великая дружба".
Анисимов написал письмо Сталину, в котором обвинял своего начальника Храпченко в поддержке этой оперы, где Орджоникидзе якобы противопоставлен Сталину. Члены Политбюро во главе со Сталиным посетили Большой театр. Ревнитель собственного величия, Сталин воспринял оперу в духе анисимовского послания и пришел в ярость. Он грозил пальцем перед носом Храпченко и кричал:
