Всеволод Соловьев - Последние Горбатовы
Ей показалось, что произошло убийство. Она слышала крик и взвизгиванья Кокушки. Теперь он не подает голоса… Отец в таком виде…
— Господи! — простонала она. — Что случилось? Вы его… убили?!
— Дура! — гаркнул князь. — Ты вот и себя, и меня убиваешь!.. Ведь он убежал, убежал из дому… что ты наделала!..
— Убежал! Слава богу! — выговорила она.
Он схватил ее за плечи и, сам не помня уже что делает, стал трясти ее изо всей силы.
— Да что ты… что ты?! — задыхаясь, хрипел он. — Зачем же ты соглашалась?.. Зачем ты венчалась, если намерена была так поступать?.. Зачем ты целый день вчера и сегодня, вот теперь, его не впустила?.. Ну сказала бы ему несколько слов, уговорила его… и он бы успокоился… остался… Что ты теперь наделала?..
— Ну, так что же! Ну, убейте меня!
Он оставил ее плечи.
— Сиди теперь и не выходи из дому, — сказал он, несколько утихая. — Я должен сейчас же ехать к священнику, взять свидетельство. Ты без меня не впускай никого, не выходи — слышишь?!
— Куда же я выйду? — закрыв лицо руками, прошептала она. Мне и из этой комнаты выйти совестно…
И она зарыдала.
Князь, хлопнув дверью, поспешно оделся и уехал.
Когда Николай Владимирович звонил у его квартиры, он еще не возвращался. Отворивший двери хохол, увидя незнакомое лицо, сразу, не дожидаясь вопроса, объявил, что никого нет дома. Он уже хотел без всяких объяснений захлопнуть дверь, но вдруг, сам не понимая как, от нее отшатнулся, и незнакомый бледный господин вошел в переднюю.
— Да ведь я же говорю — дома никого нет! — почему-то совсем растерявшись, чего с ним вообще никогда не бывало, воскликнул хохол.
— Я буду ждать! — сказал Николай Владимирович. — Запри дверь!
Хохол, как бы удивляясь сам на себя, машинально запер дверь.
— Возьми, повесь мою шубу! — также спокойно приказал ему Николай Владимирович, а сам вошел в гостиную.
Хохол повесил шубу и остался в передней.
Николай Владимирович остановился на несколько секунд среди гостиной, потом, будто у себя дома, без всякого стеснения, заглянул в столовую, в кабинет… Потом он опять вернулся в столовую и остановился перед запертою дверью. Эта дверь была в спальню Елены.
Почему он остановился перед этой дверью, опять-таки, если б его спросить, он ответил бы: «Потому что — за этой дверью есть кто-то и этот кто-то, конечно, она, та самая, которую мне надо».
Он стоял и глядел пристально на дверь. Несколько раз поднялись и опустились его руки.
Елена в это время лежала на кровати, вся как бы разбитая, совсем измученная. Мысли беспорядочно и неясно бродили в голове ее. Она глубоко, всем существом своим раскаивалась в том, что сдалась, подчиняясь увещаниям отца, а главное, она без отвращения не могла теперь подумать о Кокушке. После венчания, после того как она стала его законной женою, отрезвясь, она почувствовала к нему именно то непреодолимое физическое отвращение, которое заставляло ее содрогаться всеми нервами при одной о нем мысли.
Она совсем не понимала и не могла себе представить, что же теперь будет? То ей хотелось убежать скорей отсюда, в Москву, к тетке. Но разве та примет ее после такого поступка? Нужно бежать… бежать за границу, подальше… Но как же это сделать?.. Ведь ей никто не поможет, не даст совета… да и на какие средства бежать?.. О Кокушкиных деньгах она не подумала… И снова страшная мысль мелькнула в голове ее: да ведь он все же законный муж, он имеет на нее право!
Она совсем путалась, терялась, ничего не понимала. Она не слышала, как в передней звонили, не слышала шагов Николая Владимировича в столовой.
Но вдруг она вздрогнула всем телом, подняла голову с подушки, потом спустила ноги на пол… села на кровать… Через минуту, не отдавая себе отчета в том, что делает, она подошла к двери, отперла ее и вошла в столовую. Увидя перед собою незнакомого человека, она хотела сейчас опять скрыться, уже сделала было движение назад, но потом, оставив дверную ручку, пошла к этому незнакомому человеку… Он пристально глядел на нее блестящими глазами… Быстрым движением он поставил ей стул, на который она упала.
Между ними не было произнесено ни слова. Она продолжала глядеть на него, только выражение ее глаз изменилось.
Он подошел к ней, подняв руку, приложил ее ей ко лбу, она оставалась неподвижной — ни изумления, ни страха, ни смущения не изобразилось на лице ее;
Он быстро сделал перед нею несколько движений руками, затем взял другой стул, сел на него и заговорил:
— Вы меня видите?
— Вижу! — отвечала она.
— Слышите?
— Слышу.
— Можете отвечать на мои вопросы?
— Да, могу.
— Вы знаете, кто я?
— Нет еще.
— Но ведь вы меня не боитесь?..
— Нет, нисколько! — твердо, но не своим, а каким-то странным голосом, будто произнося заученные слова, ответила она.
— Елена, зачем вы согласились… вы раскаиваетесь в этом?
— Да, о как я раскаиваюсь! Как я мучаюсь!
Она стала дрожать всем телом. Он положил ей руку на плечо и произнес:
— Успокойтесь!
Ее дрожь мгновенно прекратилась.
— Знаете ли вы, о чем я хочу спросить вас?
Она отвечала не сразу, прошло несколько секунд. Но вот губы ее с усилием шевельнулись, и она едва слышно произнесла:
— Знаю. Вы хотите знать, где деньги и бумаги… здесь ли они… Они здесь.
— А завтра утром здесь будут?
— Да.
Он подошел к дверям столовой, заглянул — никого нет, хохол продолжал сидеть в передней. Тогда он тихо притворил за собою дверь и вернулся к Елене.
— Где эти деньги?
— У отца в кабинете…
Он подумал несколько мгновений и потом едва заметно улыбнулся.
«Нет, пусть лучше так, все равно не пропадут…» Затем он опять обратился к Елене, наклонился над нею и шепотом, почти у самого ее уха, медленно сказал:
— Сегодня ночью вы возьмете эти деньги и завтра, ровно в одиннадцать часов, будете с ними у меня, на Мойке, в доме Горбатовых, в моей библиотеке. Вы сделаете это непременно!
— Непременно сделаю! — произнесла она.
— А теперь забудьте все, что сейчас было.
— Хорошо, — прошептали ее губы.
Он дунул ей в лицо. Она подняла свои опустившиеся веки…
Что это? Она в столовой… перед нею незнакомый человек. Скорей, скорей назад! Она быстро вернулась к себе в спальню и заперла за собою дверь.
Все время — от того мгновения, когда она выглянула из спальни, и до того, как она в нее вернулась, — для нее не существовало.
В передней раздался звонок. Николай Владимирович быстро перешел в гостиную и когда спешной походкой из передней в нее влетел князь, он уже сидел на диване, в позе ожидающего человека. Он приподнялся и поклонился князю.
— С кем имею удовольствие? — сердитым тоном спросил тот.
— Николай Владимирович Горбатов!
Князь уже успел во время своей поездки к венчавшему Кокушку священнику и обратно совсем успокоиться, все обдумать и решить. Но все же он несколько опешил. Взгляд Николая Владимировича производил на него неприятное впечатление.
Однако он справился с собою, даже вызвал на своем лице улыбку и пробасил:
— Очень приятно познакомиться, прошу вас, садитесь, Николай Владимирович.
Тот сел и заговорил спокойным, ровным голосом.
— Князь, я приехал просить вас объяснить мне, что такое случилось с моим племянником? Он пропал из дома на двое суток, перепугал нас всех ужасно… теперь вернулся и говорит, что женился на вашей дочери. Правда ли это?
— Истинная правда! — без запинки и, по-видимому, совсем хладнокровно отвечал князь.
— В таком случае я спрошу вас: разве этого нельзя было сделать несколько иначе?
Князь не ожидал такого вопроса и такого невозмутимого спокойного тона.
— Со слов Николая Сергеевича, насколько я понимаю его положение в семье, иначе было нельзя: вы бы не допустили этого. Но он совершеннолетний, правоспособный и мог поступать, как ему вздумается… Насильно никто его не мог заставить венчаться, все произошло самым законным порядком… Если его выбор вам не нравится — очень жаль… но я не судья в этом…
Николай Владимирович улыбнулся…
— Зачем мы будем так говорить? — произнес он. — Я приехал вовсе не для того, чтобы с вами пререкаться… Я приехал с ваших слов проверить рассказ племянника, а затем решить с вами сообща все, что требует решения. С вашей дочерью я еще не знаком; но я о ней слышал и ничего не могу иметь против выбора моего племянника… Да и, наконец, вы сами сказали, что он совершеннолетний и правоспособный… Его отец, и мой брат, за границей, так, так что я… я — сторона… а главное — они обвенчаны.
Князь окончательно стал успокаиваться.
«Вот он каким тоном говорит!.. Очень благоразумный… а ведь его помешанным считают… Любопытно, знает ли он про деньги? Ведь, наверно, знает, тот, я думаю, это прежде всего сказал…»
