Unknown Unknown - Сказание о Ёсицунэ (пер. А.Стругацкого)
– С каких это пор ямабуси должны платить на заставах и переправах? – изумился тот.
– Обыкновенно я не беру с ямабуси. Только с таких зловредных монахов, как ты.
– Ты с нами полегче! – пригрозил Бэнкэй. – В нынешнем и будущем году людям из ваших краёв не миновать ходить к нам в провинцию Дэва. А владетель земель, где переправа Саката, знаешь ли кто? Отец вот этого мальчика, господин Саката Дзиро! Он вам не забудет сегодняшнее!
Он ещё много чего наговорил паромщику, и в конце концов их перевезли.
Так достигли они переправы у храма Рокудо, и там Бэнкэй уцепился за рукав Ёсицунэ и сказал:
– До каких же пор, вступаясь за господина, вынужден буду я его избивать? Небо покарает меня за это страшной карой! Внемли мне, бодхисатва Хатиман, даруй мне прощенье твоё!
И с этими словами бесстрашный Бэнкэй разразился слезами. Все остальные тоже пролили слёзы.
Ночь провели они в храме Рокудо, а затем через переправу Ивасэ и Миядзаки достигли мыса Ивато. Остановились передохнуть в рыбацкой хижине. Госпожа кита-но ката, увидев, как возвращаются по домам сборщицы морских трав, произнесла такие стихи:
Ночь за ночью
Волна набегала,
Где ноги мои ступали,
Но впервые
Ныряльщиц я увидала.
Бэнкэю это не понравилось, и он возразил:
Ночь за ночью
Морские волны
Набегали на берег,
Но впервые
Увидел я свет надежды.
Покинувши мыс Ивато, они вступили в провинцию Этиго и, войдя в Наоэ-но цу, отправились помолиться Каннон в храм Ханадзоно. Храм этот был воздвигнут в честь победы над Абэ Садато, причём на благодарственные молитвы было пожертвовано тридцать полных доспехов.
О том, как в Наоэ-ноцу обыскивали алтари
Пока они возносили моления в этом храме, нагрянули туда две, а то и все три сотни человек придурковатых мужиков во главе со старостой деревни. Бэнкэй выскочил им навстречу и спросил:
– Вы что, обознались?
– Мы за Судьёй Ёсицунэ, – ответили ему.
– Экое неразумие, – сказал Бэнкэй. – Мы – ямабуси, возвращаемся из Кумано к себе в храм Хагуро. В этих вот алтарях у нас тридцать три изображения Каннон, несём их от столицы. В будущем поместим их в святилище нашего храма. А вы все нечисты, и если подойдёте к ним близко, то их оскверните. Если есть у вас что спросить, выйдем наружу и поговорим. И смотрите, – пригрозил он, – осквернённые изображения Каннон не примет!
Ему ответили:
– Судья Ёсицунэ одурачил власти во всех провинциях, это нам известно. Наш начальник вызван к Камакурскому Правителю, но это ничего, мы и без него маху не дадим. Ну-ка, дайте нам один из алтарей, поглядим, что там внутри!
– Ладно, – сказал Бэнкэй. – Только помните, что это святыня. Тому, кто от века не знал очищенья, опасно накладывать на неё руки. А впрочем, он ведает, что творит. Давайте глядите, ищите.
С этими словами он поставил перед ними один из алтарей.
Алтарь раскрыли, в нём оказались гребни и зеркала.
– Это что же – принадлежит ямабуси? – ехидно вопросил староста.
– С нами ученик, – ответил Бэнкэй. – Разве можно ему обойтись без этого?
Староста извлёк из алтаря женский пояс какэоби.
– А это что? – спросил он.
– Моя тётка – жрица божественного покровителя храма Хагуро, – ответил Бэнкэй. – Она попросила меня купить это, вот я и тащу домой, чтобы её порадовать.
– Понятное дело, – сказал староста. – А теперь подай ещё один алтарь.
В нём были шлемы и доспехи. Староста попытался открыть его, но в ночной темноте крышка ему не давалась. Бэнкэй заметил:
– Как раз в этом алтаре изображение божества. Если прикоснёшься нечистыми руками, то пропадёшь.
– Ежели там и воистину священные предметы, – сказал староста, – можно в этом удостовериться, не открывая.
Он ухватился за лямки алтаря и потряс, и доспехи в нём загремели. Тотчас все трусливо отпрянули.
– Возьмите обратно, – проговорил староста.
– Нет уж, – возразил Бэнкэй. – Вы осквернили святыню, и я этот алтарь теперь нипочём не возьму. Сперва надлежит его очистить.
Плохо дело, подумали все и кинулись кто куда. Остался один лишь староста. «Отменно», – подумал Бэнкэй и сказал:
– Очищай алтарь.
Староста безмолвствовал.
– Слушай, – сказал тогда Бэнкэй. – Деваться теперь тебе некуда, тащи священные изображения в дом твоего начальника. Мы сейчас уйдём к себе в храм Хагуро, а потом вернёмся. Соберёшь народ и устроишь нам встречу.
– Сколько вам нужно за очищение? – взмолился староста.
Бэнкэй ответил:
– Цена за очищение неисчислима, и, поскольку всё случилось по твоей вине, мне тебя жаль. Впрочем, ты можешь внести пожертвование. Три коку и три то белого риса. Сто танов белой ткани. И семь одномастных коней.
И староста, исполняя обычай, всё это дал, отчаянно трясясь. Бэнкэй, принимая дары, утешил его:
– Теперь я помолюсь, дабы гнев Каннон минул тебя.
Встав лицом к алтарю, в котором заключались доспехи, он пробормотал бессмыслицу и добавил:
– Онкоро-онкоро-хоти совака, Ханнясингё.
Затем он подвигал алтарь и сообщил старосте:
– Я всё свершил по правилам ямабуси. Оставляю тебе это добро на молитвословия. Алтарь отошлёшь в храм Хагуро.
На рассвете они отбыли из храма. В бухте обнаружилось судно с готовой оснасткой и без хозяина. Они в него погрузились и отчалили. Дуло со стороны Ёруямы, ветер был попутный. Катаока сказал:
– Ветер хорош, а как ослабеет, наляжем на вёсла.
И тут же ветер задул со стороны горы Хакусан и погнал судно назад к мысу Судзу, что в провинции Ното.
Все приуныли, подсунули под ножки алтарей бумажки с молитвословиями и воззвали:
– Наму, внемли нам, бодхисатва Хатиман! Избавь нас от беды, дай нам снова ступить на берег, а там поступай с нами как тебе заблагорассудится!
А Ёсицунэ извлёк из своего алтаря меч в изукрашенных серебром ножнах и, воскликнувши: «Драконам, Владыкам Воды!», бросил в море. Само собою, ветер переменился, задул от горы Юсуруги и погнал судно на восток, и по прошествии времени они пристали к берегам провинции Этиго в месте, именуемом Тэрадамари.
Господа и слуги обрадовались, сошли с корабля и двинулись дальше. Они прошли Сакурамати и Кугами, затем преодолели трудные места под названием Камбара и Сэнами и приблизились к заставе Нэдзу. Известно было, что на этой заставе проверяют весьма жестоко.
– Что будем делать? – спросил Ёсицунэ.
Бэнкэй ответил:
– Станете вы, господин, ямабуси-носильщиком.
С этими словами он взвалил на Ёсицунэ два алтаря и погнал вперёд, нещадно колотя посохом и приговаривая:
– Шагай веселей, монах!
Стража спросила:
– Что он сделал, что ты с ним так обращаешься?
– Мы – ямабуси из Кумано, – ответил Бэнкэй, – а этот вот ямабуси убил наследственного моего слугу. Милостью богов и будд я его изловил, и надлежит теперь мне обращаться с ним по-всякому и жестоко.
И он снова принялся усердно уязвлять Ёсицунэ своим посохом.
– Экий бессчастный ямабуси, ты бы его простил, – сказала стража, распахнула ворота и, делать нечего, пропустила их.
Так они без задержки вступили в провинцию Дэва, в пределах края Осю. Как положено, вознесли благодарственные молитвы Целителю Мисэну и остановились передохнуть на два или три дня. Между тем начальником этого уезда был некто по имени Тагава Дзиро Масафуса. Родил он тринадцать детей, но лишь один остался в живых. Да и этот ребёнок болел и пребывал между жизнью и смертью. Поскольку храм Хагуро был близко, ходили оттуда заклинатели-гэндзя, прилагали все силы и усердно молились, но втуне. Услыхав, что прибыли куманоские ямабуси, Тагава сказал домочадцам:
– Кумано-Гонгэн славится многими чудесами. Позовём этих ямабуси, пусть помолятся и сотворят заклинания.
– Я схожу за ними, – вызвался челядинец по имени Сайто, отправился в храм Целителя Мисэна и поведал им обо всём.
– Тотчас же явимся, – был ответ.
– Однако же, – произнёс Судья Ёсицунэ, – ведь здесь уже владения Хидэхиры, и этот Тагава, конечно, его вассал. Когда-нибудь позже мы непременно встретимся с ним. Как быть?
– Ничего тут такого, – успокоили его. – Встретимся и вместе посмеёмся, только и всего.
И они отправились.
Без всякого смущения взошли они к Тагаве Дзиро: Судья Ёсицунэ и с ним Хитатибо, Бэнкэй, Катаока и Канэфуса. Их сразу же приняли. Вывели к ним хворающего ребёнка в сопровождении кормилицы. В помощники-ёримаси дали им мальчика лет двенадцати. Бэнкэй выступил как гэндзя, являющий свою чудотворную силу, и едва люди вознесли моления, как все, одолеваемые мстительной обидой злых духов и духов смерти, вдруг заговорили ясно и быстро. Было обещано исполнить желания духов, и тогда они исчезли, и маленький больной исцелился сразу же, а ямабуси сделали вид, будто так оно и должно было быть. И всё преисполнились ещё более глубокой веры и прониклись почтением к ямабуси и в одночасье признали величие Кумано-Гонгэна.
