Ступников Юрьевич - Всё к лучшему
И знакомый джип, набитый охраной, облегченно сопроводил нас от кованых колониальных ворот до заплечной свободы отставшего города.
Было почти четыре часа, когда мы, наконец, вышли на дорогу в сторону Иерусалима. Я пересел на заднее сиденье, чтобы по ходу отобрать на камере нужные для отправки фрагменты, перевести кусочки интервью и написать на коленях текст. Все, как обычно.
Но день еще не закончился.
Мы оба почти вздохнули, увидев впереди израильский блокпост. Выдыхать пришлось уже на настоящем сермяжном русском языке.
Иногда медленно проходящую машину вообще не останавливают – просто смотрят на лицо. Или тормозят и проверяют удостоверение.
– Документы, – солдатик казался таким родным, почти домашним.
Он зыркнул на камеру, по салону, забрал журналистские удостоверения и отнес их куда-то в будку за бетонными блоками,
– Эй, иди сюда, – вскоре лениво и по-хамски махнул рукой второй солдат, ровесник моей дочери.
Парень сидел, глубоко откинувшись на стуле, словно выставляя яйца, чтобы померятся с проезжавшими здесь арабами, и на его широко расставленных ногах так же вальяжно лежал «М-16».
– В чем дело?
– Я сказал, иди сюда… Вы снимали блокпост, – он даже не приподнялся. – У вас будут неприятности. Дайте-ка ваши израильские удостоверения и покажите, что вы снимали…
Это была неправда. Но до спутника оставалось менее часа.
Они заставили включить камеру и не спеша просмотрели последние пару минут Рамаллы, потом еще раз, развлекаясь незнакомой игрушкой и властью выданной им формы.
– Ждите…
И отвернулись, словно забыв о нас напрочь.
– Стоим, как два поца, – я занервничал по-настоящему. Пятнадцатиминутный канал по спутнику стоил компании более шестисот долларов. И работа срывалась. Бездарно, как глаза недоумка, который на наше несчастье не захотел откосить от армии.
– Да? – пропел оператор.
– Кэн,- передразил я, и мы засмеялись.
И оба знали, почему.
– Ваши журналистские удостоверения, – наконец через губу тот же солдат отдал нам «корочки».
– А удостоверения личности?
– Какие?
– Как какие? Наши внутренние паспорта. Ты же их брал…
– Я вам их отдал, смотрите у себя, – он почти смеялся нам в лицо.
Еще пара ребят, смуглых, из восточных евреев, откровенно ржали рядом.
Нас явно и унизительно воспитывали, чтоб неповадно было ездить и снимать палестинцев.
К телецентру машина подскочила за четыре минуты до спутника. Подключив к камере выносной микрофон, я начитал текст в салоне, и мы рванули в аппаратную…
– У тебя получился двухминутный сюжет, – сказали из Москвы. – Мы можем дать в эфир только минуту сорок.
– Что сегодня делал папа? – спросила жена, когда я, уже вечером, ввалился домой и с ходу прильнул к холодильнику.
– Снимал праздник города. Массовки там, девки гламурные, марокканская экзотика с танцами. Все, как у людей.
– Везет же некоторым, – хмыкнула жена. – Оттянулся…
Иногда мне кажется, что происходящее случается не со мной.
Наверное, человек, умирая, думает: «Неужели это все? А ведь ничего еще и не было…».
При случае обязательно проверю.
РУССКИЙ ФАКТОР
Позвонили из канцелярии премьер-министра Израиля.
– Саша, Шарон хочет дать тебе интервью о «Дельфинариуме». Он считает, что обязан донести свое мнение до русских репатриантов.
Этот день, 1 июня, но 2001 года, я запомнил навсегда.
И потому что это была трагедия. И поскольку сделал больше, чем можно было сделать. И, наконец, почти полный провал этой, во всех отношениях, успешной работы.
Так бывает только с русскими и «русскими».
Накануне, с пятницы на субботу, после полуночи, в ночь на первое июня, звонок от старшей дочери из Тель-Авива застал меня на берегу моря, где мы доедали шашлыки по случаю предстоящего выходного. Обычная в Израиле история.
– Ты только не волнуйся, – сказала дочь. – Со мной все в порядке.
– А я и не волнуюсь…
Но взрыв в «Дельфинариуме» на русской дискотеке у моря между Тель-Авивом и Яффо уже прогремел.
В Израиле, как во всем нормальном мире, буквально через десять-пятнадцать минут после трагических событий начинают идти прямые трансляции по всем каналам, а люди срочно звонят друг другу: «Где ты? Как ты?».
На многих дискотеках страны, куда приходят подростки и молодежь, было правило: после полуночи, когда, собственно, и начинались «скачки», девочек пускали бесплатно. В тот вечер в очереди на вход «Дельфинариума» они в основном и стояли.
Террорист-смертник, встав вместе с ними, взорвал себя.
Погиб 21 подросток, из них 19 – русские. Несколько десятков были ранены, в том числе и тяжело. Самому младшему погибшему было 14 лет.
Впервые арабские террористы откровенно организовали убийство именно детей репатриантов.
Оператора за полночь на связи не оказалось. Спал. Я поехал на место теракта, но без камеры полиция никого близко не подпускала. Работали саперы и специалисты.
Телефон в ту ночь я смог отложить только на несколько часов, до утра…
К началу десятого того же дня мы с оператором уже были у здания Министерства обороны, где группа спонтанных демонстрантов с плакатами требовала решительных мер против палестинцев. Записали.
Потом, по наводке, рванули в школу, русскую школу, откуда, как оказалось, было большинство погибших подростков. Записали «с колес» учеников и учителей.
После полудня мне сообщили, что толпа осадила центральную мечеть, расположенную почти напротив «Дельфинариума». Бросили машину «под штраф» и ахнули.
В основном марокканские мужики, из восточных евреев, обложили мечеть и забрасывали ее камнями. Полиция предотвратила штурм и самосуд, предупредила о последствиях и стояла несколько в стороне и у входа.
Арабы забаррикодировались в мечети, и оттуда во все стороны тоже летели булыжники.
Мы сунулись поближе снять, как бросают камни – и те, и эти. Я всегда в таких случаях держусь позади оператора. Чтобы прикрыть его спину и защитить. У него же весь мир в эти секунды – в видоискателе. В горячих ситуациях оператор – главное лицо. То самое, которое не показывают потом, но который делает несколько секунд самой главной работы.
Непонятно, как, но мы оказались в кольце отмороженных парней. В голову не пришло, что в центре страны опасность может исходить от израильтян.
– Ты зачем снимаешь? Наши лица тебе нужны? – начал распаляться один из них.
– На полицию работаешь? – тут же базарно, по-восточному, заорали другие.
Опасность в воздухе даже не зависла – она упала. Резко, как обморок. И как мой оператор. Уже опустивший камеру и стоящий отрешенно, ничего и никого не видя вокруг.
Еще через секунду я увидел, как кто-то издевательски начал лить ему воду из бутылки на голову. В такие минуты уже не думаешь. Просто понимаешь, что в следующеее мгновение начнут топтать, если не хуже…
Я резко схватил его за руку. Ту, что с камерой. И, отрывысто закричав матом по-русски, начал выдавливать из толпы. Напором. Только что орущие парни, прислушиваясь, расступились.
Всего пять-семь метров и все. Другой мир. На нас косились в спину. Но то – в спину.
С другой стороны мечети толпы не было, но летели камни. Недолет, перелет, слева, справа. Прямо как при столкновениях израильской полиции с палестинцами.
– Записывай, – я встал спиной к мечети, стараясь не думать о затылке. – Мы находимся…
– Не получилось. Камера дрогнула, боюсь…- в конце сказал оператор.
– И я боюсь. Ну и что? Давай по новой…
Мы вернулись в офис, чтобы сбросить кассеты и охладиться. Тут-то и застал меня звонок от премьера. Договорились об интервью в Иерусалиме, в его резиденции, назавтра днем.
– Из русских только вам, – сказали от Шарона. – Премьер хорошо к вам относится…
В Москве пояснили, что на понедельник в зарубежном вещании дадут для этого десять минут.
К вечеру на месте трагедии у «Дельфинариума» начали собираться люди с цветами, свечами и фотографиями погибших. Снова рванули туда. Такой страшной трагедии репатрианты еще не знали. Да и число погибших и узувеченных детей было зашкаливающим. Большинству 16-18 лет…
Я позвонил в Москву Евгению Кисилеву. В его программу «Итоги».
Моя еженедельная передача будет только в следующую субботу, и потому вся оперативная работа летела насмарку. Сказали, что возьмут до четырех минут эфира.
Было не очень понятно, как отреагирует на террор Израиль. Ожидалось специальное заседание Комитета безопасности. Помощник одного из министров правительства доверительно слил мнение, что Израиль может в ответ пойти на широкомасштабные военные действия против Палестинской автономии. Ночью или утром.
Позвонил ведущей новостей в Москве Тане Митковой, предупредил, что могут быть серьезные события.
– Я отслежу.
Поздно вечером все той же субботы наконец начал разбирать материал. Пока отсмотрел, выбрал, написал, начитал, наложил и начал монтировать, было уже около трех ночи.
