Кристиан Жак - Сын Солнца
Рамзес опьянил себя мечтой, а Абидос вернул его к действительности. Это было главное, для чего отец привез его сюда. Кто бы раскрыл ему глаза на его ничтожество лучше, чем это святилище?
Соправитель вышел за ограду и пошел к реке. Пришло время вернуться в Мемфис, жениться на Красавице Изэт, устроить праздник с друзьями и объявить отцу, что он отказывается от должности соправителя. Раз его старший брат так стремится царствовать: зачем мешать ему? Погруженный в свои размышления, Рамзес заблудился и вышел к низине у берегов Нила. Он раздвинул мешавший идти тростник и увидел его. Его уши свисали, ноги были подобны колоннам, черно-коричневая шкура лоснилась, борода торчала вперед, а рога с острыми концами почти смыкались. Дикий бык смотрел на него так же пристально, как четыре года назад Рамзес не отступил. Пусть бык, царь зверей, наделенный верховной силой природы, решит его судьбу. Если он ринется на него, вскинет рога и растопчет, египетский двор недосчитается одного царевича и легко найдет ему замену. Если же он оставит ему жизнь, то она уже не будет принадлежать Рамзесу, тогда он покажет себя достойным этого дара.
Глава 46
Менелай был почетным гостем на всех пирах и празднествах. Елена соглашалась присутствовать рядом с ним, и была признана всеми. Греки же, слившись с населением, чтили законы страны, и о них почти не было слышно.
Этот успех был отнесен на счет Шенара, двор оценил его дипломатические таланты, а поведение соправителя тайком осуждали, ведь он упорно демонстрировал свою враждебность спартанскому царю. Рамзесу не хватало гибкости, он нарушал приличия, а разве это не доказывало его неспособность к царствованию?
Шенар надеялся постепенно отвоевать потерянную территорию. Длительное отсутствие брата, который был в Абидосе, развязало ему руки. Конечно, у него не было титула соправителя, но разве он не был им по своему поведению? Хотя никто не осмеливался оспаривать решения Сети, многие придворные задавались вопросом, не ошибся ли он. Рамзес производил более сильное и благоприятное впечатление, чем Шенар, но достаточно ли было величественной осанки, чтобы стоять во главе государства?
Ни о какой оппозиции еще не могло идти речи, но было глухое недовольство, которое, по расчетам Шенара, должно было возрастать и в нужный момент послужить ему одной из точек опоры. Старший сын запомнил тот урок: Рамзес будет опасным противником. Чтобы победить его, нужно будет одновременно атаковать с нескольких сторон, не давая ему передышки. Поэтому Шенар радостно и упорно принялся за свое темное дело.
Только что была выполнена важнейшая часть его плана: два греческих военачальника были приняты в отряд стражи, которой было поручено охранять царский дворец. Они сблизятся с другими наемниками из этого отряда, и постепенно образуется группа заговорщиков, на которую можно будет положиться в решающий день. Может быть, одного из них даже наймут в личную стражу соправителя. Шенар постарается добиться этого с помощью Менелая. Шенару везло с тех пор, как в Египет прибыл спартанский царь. Осталось подкупить одного из врачевателей Фараона, чтобы получать достоверные сведения о состоянии его здоровья. Конечно, выглядел Сети не лучшим образом, но судить по одному его виду было нельзя — это могло повлечь за собой ошибку.
Шенар не хотел внезапной смерти своего отца, так как план заговора был еще не совсем готов. Вопреки тому, что думал горячий Рамзес, время вовсе не играло ему на руку. Если судьба позволит Шенару поймать его в сети, которые он плел день за днем, Рамзес задохнется в них.
— Это прекрасно, — признал Амени, перечитав первую песнь Илиады, которую он записал под диктовку Гомера, сидящего под своим любимым лимонным деревом.
Поэт с густыми седыми волосами почувствовал в голосе своего собеседника невысказанное замечание.
— Что тебе не нравится?
— Ваши божества слишком похожи на людей.
— Разве в Египте не так?
— Да, иногда, в рассказах сказочников. Но это лишь для развлечения. Храм преподает иное.
— А что знаешь об этом ты, юный писец?
— Вообще-то не слишком много. Но я знаю, что боги — это созидательные силы, и что их энергией могут управлять только посвященные, и то с осторожностью.
— Но я же создаю эпопею! Такие боги, как ваши, неподходящие персонажи. Кто бы тогда превзошел Ахилла и Патрокла? Когда ты узнаешь об их подвигах, ты не станешь читать ничего другого.
Амени оставил свои мысли при себе. Восторженность соответствовала репутации греческих поэтов. Древние же египетские авторы предпочитали говорить о мудрости, нежели об убийствах, пусть и грандиозных. Но не ему было воспитывать гостя, тем более по возрасту старшего.
— Соправитель давно уже не наносил мне визита, — пожаловался Гомер.
— Он сейчас в Абидосе.
— В храме Осириса? Кажется, это там проходят великие мистерии?
— Это правда.
— И когда он вернется?
— Не знаю.
Гомер пожал плечами и выпил кубок крепкого вина, ароматизированного анисом и кориандром.
— Это вечная ссылка.
Амени подскочил.
— Что вы хотите сказать?
— Что Фараон, разочарованный непригодностью своего сына к царствованию, сделал из него жреца и пожизненно заключил его в храме Абидоса. Для такого религиозного народа, как твой, разве это не лучший способ избавиться от того, кто мешает?
Амени был удручен.
Если Гомер прав, он больше не увидит Рамзеса. Он бы с удовольствием посоветовался с друзьями, но Моисей был в Карнаке, Аша — в Азии, а Сетау — в пустыне. Один, во власти тревог, он попытался обрести спокойствие в работе.
На полках в его кабинете скопилось внушительное количество докладов о безрезультатной работе его помощников. Несмотря на расширение поисков, не было обнаружено ни одного следа, ведущего к владельцу мастерской по изготовлению негодных чернильных брусков. Также ничего — об авторе письма, вызывавшего Фараона в Ассуан.
Юного писца охватил гнев. Почему такие усилия не дают никакого результата? Виновник наверняка оставил следы, неужели этим никто не воспользуется?! Амени сел в позе писца и стал изучать дело с самого начала, с поисков на свалках.
Когда он дошел до акта, подписанного именем с последней буквой Р, у него возникла гипотеза о том, как действовал «человек из сумерек». Эта гипотеза превратилась в уверенность, когда Амени узнал почерк письма. Теперь все было ясно. Какая несправедливость, что Рамзесу, навсегда заключенному в храме, никогда не суждено было узнать правду, а виновному — быть наказанным!
Это возмутило писца. Друзья помогут ему поставить подлеца перед судом.
Красавица Изэт добилась от Нефертари приема царицы. Туйя беседовала с главной жрицей Хатор о подготовке религиозного праздника, поэтому девушке пришлось подождать. Страшно нервничая, она без конца теребила длинный край одного из рукавов своего льняного платья, в конце концов порвав его.
Наконец Нефертари открыла дверь. Красавица Изэт простерлась ниц у ног Великой Супруги Фараона.
— Ваше Величество, я умоляю вас вмешаться!
— Что за несчастье вас постигло?
— Рамзес не хотел стать затворником, я уверена в этом! Какой грех он совершил, что его надо так сурово наказывать?
Туй подняла Красавицу Изэт и попросила ее сесть на стул с низкой спинкой.
— Жизнь в закрытом храме кажется вам такой ужасной?
— Рамзесу восемнадцать лет! Только старику пришлась бы по душе такая судьба. В его возрасте оказаться заключенным в Абидосе…
— Кто сказал вам об этом?
— Амени, его личный писец.
— Мой сын сейчас живет в Абидосе, но он не пленник: будущий фараон должен быть посвящен в мистерии Осириса и во всех деталях знать жизнь храма. Он вернется, когда его образование там закончится.
Красавица Изэт почувствовала себя смешно и одновременно испытала облегчение.
Как всегда Нефертари утром проснулась первой и набросила на плечи шаль. Она перебирала в уме разные дела, намеченные на этот день, встречи царицы, а о себе самой почти не думала: хозяйство Великой Супруги Фараона требовало большой работы и неослабного внимания. Живя вовсе не той ритуальной жизнью жрицы, на которую она надеялась, Нефертари быстро приспособилась к требованиям Туйи, потому что она искренне восхищалась царицей. Такая же строгая к себе, как и к другим, превыше всего ставящая величие Египта, привязанная к традиционным ценностям, Туйя воплощала богиню Маат на земле и должна была непрерывно напоминать о необходимости справедливости. Осознав всю трудность ее роли, Неферттари знала, что ее собственная функция не ограничивается лишь светскими обязанностями. Хозяйство, которым она управляла, носило образцовый характер. Ей бы не простили ни малейшей оплошности.
Кухня была пуста. Служанки, наверное, еще прохлаждались в своих комнатах. Нефертари постучала в одну, но не получила никакого ответа. Заинтригованная, она открыла дверь.
