Илья Штемлер - Таксопарк
Илья Штемлер - Таксопарк краткое содержание
Илья Штемлер
Таксопарк
Памяти моего отца. Петра Александровича, посвящаю
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Тарутин не любил понедельники.
Все дни недели он занимался в основном тем, что улаживал неприятности, возникшие в понедельник. Правда, они возникали и в прочие дни, но если проследить, то оказывалось, что начала многих неприятностей непостижимым образом возвращались к понедельнику. Что ждет директора сегодня в его кабинете на втором этаже административного корпуса? К тому же по понедельникам он добирался в парк на трамвае. Неблагоразумно вызывать служебную машину к дому Марины. Лишние разговоры…
Большими чистыми окнами трамвай напоминал оранжерею.
Тарутин удобно уперся подбородком в согнутую руку. Высокий, слегка сутулый, в светлом просторном пальто, он старался занять как можно меньше места. Но ничего не получалось.
— С такой комплекцией надо в такси ездить, — проворчал кто-то в затылок Тарутину.
Тарутин молча вздохнул.
Мальчик, что сидел на коленях молодой женщины, поднял глазенки и подвинулся к окну.
— Садитесь, дядя. Вас ругать не будут.
Женщина поправила сползшую с коленей юбку и укоризненно посмотрела на мальчика.
Вокруг сонно заулыбались.
— Такой сядет! — засмеялся старик в ярком шарфе.
Тарутин распрямился, легко проминая толпу. За спиной тихонечко ойкнули.
— Перестаньте, — негромко произнес Тарутин. — Не на крыше же мне ехать. Я такой же, как и все.
Старик в ярком шарфе оглядел Тарутина, светлое пальто которого резко выделялось среди толпы пассажиров.
— А вот и не такой. Не такой вы.
Он выбрался из трамвая и поспешил через площадь.
Сиреневые рассветные окна домов встретили Тарутина, точно старого приятеля, весело передавая его друг другу до самого угла, где площадь вливалась в узкую и прямую улицу. За высоким забором тарной фабрики гудел какой-то механизм. Было постановление исполкома о ликвидации фабрики, а территорию предполагалось передать таксомоторному парку. С тех пор прошло два года. Фабрика продолжала работать. В министерстве же почему-то считали, что парк освоил новую площадь, и обещали увеличить количество таксомоторов в счет роста производства. Еще теплилась надежда, что обещание свое министерство не скоро выполнит, у них хватало других забот…
В первом этаже углового здания разместился гастроном. Однако он открывался в девять. Как это Тарутин упустил? Придется купить папиросы в пивном ларьке. Тот уж наверняка открыт.
Женщина-продавец стояла спиной, что-то переставляя на полках. К толстому стеклу прислонен кусок оберточной бумаги:
«Пива нету».
Тарутин побарабанил пальцем по стеклу.
Женщина, не глядя, махнула рукой.
Тарутин постучал еще раз.
Женщина обернулась. На широком курносом лице было выражение недовольства. Она что-то произнесла, округляя ярко-красные губы, но толстое стекло не пропускало звук.
Тарутин ткнул пальцем в выставленную пачку «Беломора».
Женщина еще раз всплеснула руками, мол, позже приходите, но, вглядевшись, поспешно распахнула оконце.
— Андрей Алексаныч! Доброе вам утро!
Тарутин неохотно кивнул. Он и не предполагал, что продавщица его знает…
— Как же, как же. Показывали мне вас, мимо проходили. Вот, говорили, наш директор. Уважают они вас.
Тарутин достал кошелек и торопливо стал выуживать мелочь. Но все какие-то бумажки, ключи. Как назло, куда-то подевалась вся мелочь…
Продавщица выложила на прилавок пачку папирос.
— Оставьте, Андрей Алексаныч. В следующий раз.
— Что вы! — наконец он извлек пять рублей и положил рядом с пачкой.
— У меня и сдачи пока нет. Поладим мы с вами, поладим.
Тарутин в недоумении поднял брови — о чем это она?
— Прогнать меня отсюда хотите?
Ах вот она о чем! Тарутин почувствовал, что краснеет. Этого еще не хватало.
— Не прогнать, а перевести. Подальше от таксопарка. Вы ведь и вином торгуете.
Женщина подмигнула Тарутину красивыми вялыми глазами.
— Все равно бегать будут. А если дальше, то потеря рабочего времени.
Тарутин молчал, глядя на прилавок, он ждал сдачу.
— Придется из своих. Уважения ради.
Продавщица достала черную лакированную сумочку.
— Вы человек государственный, директор… Ведь и у меня план. Что ж вы так? А место тут живое, площадь…
Она не торопилась со сдачей, иначе Тарутин сразу уйдет.
А Тарутину стало неловко молчать.
— Сами понимаете, транспортная организация. А вы а вином.
Женщина покачала головой, похожей на растрепанный кочан капусты.
— Господи, можно подумать! Так они где хотите зенки нальют при охоте. А так на виду, организованно. Иной раз и постесняются. Сами небось тоже не брезгуете. Представительный мужчина. К тому же и холостой. А такие невесты есть, только намекните.
Она игриво распахнула голубые глаза.
Тарутин вспомнил: мелочь у него в кармане пальто.
Он брал в трамвае билет и опустил всю мелочь в карман, тесно было возиться с кошельком.
— Вот, прошу.
Продавщица откинула со лба челку, точно жухлый капустный лист, и проговорила обиженно:
— Не волнуйтесь, Андрей Алексаныч, так будет продолжаться, и пива скоро выпить будет некому. Нашли, кто таксиста вашего побил?
Тарутин вопросительно взглянул на ларечницу.
— А то не знаете? Вчера опять у вас в парке чепе. Избили до полусмерти кого-то, «скорая» приезжала. Неизвестно, живой еще.
В приемной сидели два человека — мужчина и женщина. В разных углах и, видимо, незнакомые между собой. Третий, в сером неопрятном комбинезоне, заметив Тарутина, шагнул навстречу, прижимая к животу тяжелую ржавую деталь. Тарутин обошел его и резко, всей ладонью, распахнул дверь кабинета.
Молодой человек в комбинезоне не отступал.
— Позвольте! — возмутился вслед ожидавший мужчина, худой, со впалыми щеками на бледном лице. Видимо, он был первым в очереди на прием к директору.
Молодой человек не обернулся.
Гневно оглядевшись, мужчина вздохнул и затих.
Тарутин, не снимая пальто, прошел к столу, развернул поудобней вертящееся кресло, сел, бросил на стол пачку «Беломора» и подключился к селектору. Казалось, он не замечал того, в комбинезоне. Слабо высвечивалась бледно-розовая клавиша селектора — на том конце пока не подключались. Тарутин нетерпеливо постучал по клавише.
Молодой человек вытянул на руках ржавую деталь и громко произнес:
— Вот! Диск сцепления лопнул. Третий день простаиваю «на заявке». Я так и сказал: «Пойду к директору». А те сказали: «Плевать! Нет на складе сцеплений, и все».
Он локтем отодвинул бумаги и положил ржавую деталь на кофейную полировку стола.
Тарутин прикрыл глаза и глубоко вогнал в себя прохладный воздух выстуженного за ночь кабинета. Сквозь дрожащий ореол полусомкнутых ресниц ржавая конструкция напоминала жабу.
— Уберите, — произнес Тарутин.
— А что?
— Уберите, я сказал.
Парень в комбинезоне лишь пожал плечами.
Тарутин приподнялся, обхватил руками липкую шершавую деталь и сбросил со стола. Картер глухо стукнул об пол, роняя бурые чешуйки ржавчины.
Дверь приоткрылась, и в щели показалось встревоженное лицо секретарши.
— Ничего особенного! — крикнул парень в дверь. — Ничего страшного!
Дверь захлопнулась.
Молодой человек, ухмыляясь, наклонился, подобрал с пола сцепление и выпрямился. Его остроносое лицо улыбалось.
— Пожалуйста, уж распорядитесь там на складе, Андрей Александрович, — произнес он спокойно. — Простаивать не могу. И государству в убыток — план привозил с довеском. Ни выговоров, ни жалоб, тишь да гладь. Сергачев я, Олег Мартьянович. Рабочий номер одна тысяча пятьдесят два.
Серая тень переползла через развешанные вдоль стены портреты и, задержавшись у двери, уперлась в потолок.
— Зачем же нам портить отношения? Вроде незачем… Человек вы сравнительно новый в парке. Хоть и директор, да основа всего мы, водители. И так поговаривают, что вы директор-затворник. Заперлись в кабинете, а парк сам по себе… И прошу-то ерунду.
Тарутин сидел неподвижно, вперив взгляд в расплющенную тень.
Клавиша селектора погасла, и в кабинете прозвучал женский голос:
— Слушаю, Андрей Александрович. Извините, я выходила.
Тарутин молчал.
— Андрей Александрович! Отдел эксплуатации слушает, — повторил голос.
Тарутин придвинул микрофон.
— Доброе утро, Жанна Марковна. Какие происшествия на линии за воскресенье?
— Особых никаких. Три незначительных столкновения. Без жертв.
