Юрий Долгорукий - Седугин Василий Иванович
Андрей будто сглазил. С его отъездом начались новые неприятности. Давая обещания на вече искоренить злоупотребления среди властных людей, Юрий говорил не пустые, а глубоко продуманные слова. После двух княжений в Киеве он долго и настойчиво разбирал и рассматривал каждый свой шаг, выделяя то, что привело его к неудачам. Наконец он пришел к выводу, что главной причиной его крушения были правившие до него и оставленные им на своих местах тиуны, мытники, тысяцкие и другой служилый народ. Они были киевлянами, им было наплевать на пришлого князя, и они своими действиями настраивали народ против него. На сей раз Юрий решил поступить иначе. Он заранее стал готовить своих людей в Суздале для занятия государственных должностей, беседовал с каждым из них, объяснял задачи, осведомлялся об их честности и добропорядочности, отсевал одних, привлекал других. И когда надо было идти на Киев, в его обозе находились надежные, проверенные люди, готовые занять руководящие посты в Киеве и Русском государстве.
Юрий думал, что достаточно поставить честных людей и все образуется. Но надо было их проверять, наблюдать за их действиями и поступками, держать в своих руках. Но на это он не был способен. Ему скучно и неинтересно было заниматься разбором дел. Он любил пиры и веселья, где все величали и прославляли его, ему нравилось торжественно въехать в город, когда толпа ликует, приветствуя победителя… Он не привык к серой и скучной повседневной работе руководителя страны.
И на этот раз в Киеве Юрий выпустил бразды правления из своих рук, передоверив дела своим подчиненным. А те пошли по издревле проторенной дорожке: сначала наполни свой карман, потом закрома государства, а оставшиеся крохи – народу.
Узнал Юрий об этом случайно. Пришел к нему как-то боярин Всеволод Ярославич по своему делу. Вопрос быстро решили, а потом он вдруг заговорил с обидой:
– Как же так, великий князь, служу я тебе верой-правдой, а ты моего рвения не замечаешь! Как дал окраинный рынок, так меня на нем и держишь!
Ведал боярин делами старшего мытника, в его подчинении было еще пятеро подручных. Что тут плохого?
– Чем же ты недоволен? – удивленно спросил Юрий.
– Как чем? Выполняю я свои обязанности со всем прилежанием, ни жалоб на меня нет, ни нареканий.
– Знаю. Ну и продолжай трудиться дальше.
– А вот боярин Мстислав, что на главном рынке в Подоле, мзду берет с купцов, да еще какую! От чего стонут торговцы! И еще твоим именем, великий князь, прикрывается!
– Не может быть! Он же крест мне целовал не брать взяток. Как же он может так поступать?
– Да вот так! Накажи его, великий князь, переведи на мое место, а я на его место сяду!
Юрий почувствовал, как похолодело сердце. Он немного подумал, потом сказал:
– Посоветуюсь с тысяцким, а потом решу.
Тысяцким в Киеве он назначил своего детского друга и верного соратника Ивана Симоновича. Тот, узнав содержание беседы с Всеволодом Ярославичем, усмехнулся, проговорил, растягивая слова в сильной задумчивости:
– Это верно: и боярин Мстислав берет, и другие берут, а еще хуже – и сам боярин Всеволод Ярославич мздой не гнушается! И пришел он к тебе не за справедливостью, а за тем, чтобы ты пожирней кусок выделил, все мало ему!
– Может, я слышу навет на боярина с твоей стороны? Ведь он сам ко мне пришел, весь честностью так и светился. Неужели мог так откровенно и нагло врать?
– Ради наживы они на все пойдут, и не такого наговорят, только слушай.
– Что же мне делать, Иван? – с болью в голосе вымолвил Юрий.
– Оставить все как прежде, – обыденным голосом проговорил Симонович. – Переделать служилых людей тебе не удастся. Будут в глаза смотреть, врать бессовестно, а отвернешься – карман свой, как и прежде, наполнять станут. Не сможешь ты их всех уволить, кто же тогда исполнять государственную служу у тебя будет? Киевлян призовешь? Да они уже давно показали себя. А если новичков набрать, так те тоже быстро научатся и, может, еще хлеще начнут наживаться. Эти-то уже наворовались, нахапали, награбили. А тем надо все начинать сначала добро себе копить. Так что оставь все как есть, так спокойней.
– А что в народе говорят? Ходит ли слух о мздоимстве моих государственных служащих?
– А как ты думаешь? Конечно, говорят. Да еще в таких неприличных выражениях!
– И в каких же таких – неприличных?
– Дескать, понавел Юрий на Киев суздальцев грабить и разорять жителей, управы от них нет, потому что они с великим князем заодно!
– Так и говорят?
– Так, великий князь. Никто, кроме меня, твоего друга, тебе это не скажет. Но знать тебе это надо, мало ли что?
Юрий почувствовал, как стало тяжело и неровно биться сердце. В последнее время оно у него часто побаливало, видно, сказывались годы напряженной работы и военных походов, удач и поражений, но сегодня он особенно это ощутил. Видно, у него изменилось лицо, потому что Иван обеспокоенно спросил:
– Тебе плохо? Может, лекаря позвать?
– Нет, нет. Сейчас отпустит…
После этого разговора несколько месяцев Юрий находился в раздумьях, как поступить дальше. Сначала хотел отобрать грамотных людей среди воинов и заменить ими государственных служащих. Он стал вызывать военачальников и среди них выявил около трех десятков тех, кто умел читать и писать. Грамотность в Древней Руси была распространена довольно широко, письменность знали не только князья и священники, но и купцы, ремесленники и селяне; бумаги тогда не было, записки они писали на бересте, а точнее – выдавливали на ней буквы специальным резцом.
Когда люди к назначению были готовы, Юрий вдруг задумался над тем, что увольнением он может нанести большую обиду почти десятку бояр, а за каждым из них стояли вооруженные отряды дружинников и ополченцев, большие богатства, влияние. И если они, уязвленные и оскорбленные, объединятся против него, да еще, не дай бог, перейдут на сторону заклятых врагов, тогда ему не удержаться на престоле. Нет, нельзя рубить сук, на котором сидишь.
Тогда он решил побеседовать с каждым из них, уговорить работать честно, без взяток, усовестить, призвать к порядку… Но потом понял, что станут они врать и изворачиваться, считать слова его, Юрия, наветом и клеветой, а у него нет никаких доказательств их вины – так, одни разговоры да сплетни…
И все же великий князь не оставил этого дела, думал, прикидывал и, наконец, решил собрать их вместе и высказать все то, что он о них думает, а уж они пусть делают выводы; друг о друге они знают самое подноготное, как сумеют отвертеться?..
Сначала хотел пригласить в какой-нибудь день через своих гонцов, а потом в голову пришла неожиданная мысль устроить пир для немногих своих близких людей, вот на нем и устроить разборку… Эта задумка ему понравилась, и наконец он назначил день званого обеда – 10 мая, в пятницу. Эта дата не была отмечена каким-то праздником, пусть думают, что великий князь решил поразвлечься.
Но тут случилось неожиданное: накануне события к Юрию пришел Иван Симонович и сообщил, что из проверенных и надежных источников получил он сведения о заговоре против великого князя, составленного Черниговским князем Изяславом Давыдовичем. В заговоре участвуют все черниговские князья, кроме Святослава Ольговича, а также Смоленский и Владимиро-Волынский князья, заговорщиков готов поддержать и Галицкий князь Ярослав Осмомысл, обиженный на Юрия из-за Ивана Берладника.
– Так кто же со мной остается? – удрученно спросил Юрий.
– Немногие. Переяславль, Туров, Пинск…
Великий князь долго подавленно молчал, потом произнес со слабой надеждой:
– Может, все обойдется?..
И Иван увидел перед собой старого, усталого человека, не готового к новой борьбе за престол и не желающего вести эту борьбу. И ему стало страшно…
Народу на пир собралось немного, уселись за один стол. На нем слуги разложили разнообразные яства. Тут были оладьи, сыр, блины красные и молочные, сырники, сыр кислый и губчатый, шти с мясом и сметаной, мясные кушанья верченые, шестные, печеные и сковородные, зайцы душеные, рассольные и под взварами, куры жаренные на рожнах и вертелах, рябчики, куропатки и тетерева и самое изысканное блюдо – лебеди, изрезанные на ломтики и опущенные в коровье масло. Ну и конечно – соленые огуречки, капуста, грибочки… Вино и пиво подносила молчаливая челядь.
