Юрий Долгорукий - Седугин Василий Иванович
– Люба-а-а! – ликующе кричали люди.
Не пожалел Юрий средств на народное веселье, благо большие богатства привез он из Суздальской земля. Выкатили на улицы бочки вина и пива, разложили на наскоро сколоченных столах варенья и соленья, и загулял народ честной от всей своей широкой души, приговаривая:
– Ай да князь у нас! Ай да Юрий Долгорукий!
Гуляли люди три дня, а на четвертый прискакал гонец из Поросья, где проживали черные клобуки, и стали слезно молить о помощи: пришли в их земли половцы, грабят и уводит в полон берендеев, торков и печенегов. Так было всегда: как только в Киеве садился новый князь, степные разбойники врывались в пределы Русской земли, пытаясь проверить на прочность новую власть.
Юрий долго не думал, тотчас приказал сыну своему Василько с дружиной отправиться в Поросье. Молодой горячий князь с безрассудными от хмельных возлияний воинами ранним утром настиг половцев спящими среди награбленных богатств и захваченных пленников. Рубили яростно и беспощадно. «И приидоша на них на ранней заре, спящими им, и нападаше на них на сонных, и многих избиша, а иных руками яша», – сообщает летописец. Василько не только отобрал у половцев добычу, но и сумел взять большой полон.
Однако кочевники не успокоились и летом того же года вновь появились в русских пределах. Они расположились по реке Супонь, левом притоке Днепра. Юрий созвал военный совет. На нем присутствовали все сыновья, его племянники Ростислав и Владимир Мстиславичи и внучатый племянник Ярослав Изяславич. В Киеве находились их дружины, подошла помощь из Галича от зятя Ярослава Владимировича Осмомысла.
Первым выступал Андрей. Всегда спокойный и сдержанный, на сей раз он проговорил горячо и напористо:
– Хватит терпеть и оставлять безнаказанными набеги половцев. Надо наказывать их, как это делал мой дед Владимир Мономах. Предлагаю идти в Степь и гнать разбойников до самого Черного моря. Тогда они не посмеют даже смотреть в сторону нашей страны!
Его поддержал Василько, еще не остывший от похвалы и славы, выпавшей на его долю после победы над половцами:
– Мы готовы хоть завтра отправиться в поход! У нас у каждого в Киеве стоят готовые к сражениям дружины, от степняков только пух полетит!
Остальные князья шумно одобрили предложения Андрея и Василько. Однако Юрий рассудительно проговорил:
– Напасть на врага и ввязаться в битву – дело нехитрое. Но думали ли вы, сколько голов положил в своих походах Владимир Мономах и сколько положить придется нам?
И, слыша ропот князей – как смел так отозваться о великом Мономахе? – Юрий продолжал:
– Надо смотреть, какое время было тогда и какое сейчас. Раньше половцы были пьяны от удачных набегов на Русь, чувствовали себя в безопасности в степи, русы никогда не ходили в глубь их земель. И Мономах правильно и мудро поступил, что с войском прошелся по их вежам, а Мстислав загнал их за Дон и Волгу. Сейчас половцы напуганы, они знают мощь русского оружия. Я думаю, достаточно того, что мы всеми силами встанем на пограничном рубеже, покажем наше могущество и заставим степняков смириться. Сколько мы тем самым спасем мужицких голов?
– Ну а если они не испугаются? – задал вопрос Ростислав Мстиславич.
– Тогда ударим всеми дружинами, – спокойно ответил Юрий.
Князья подумали и согласились.
Встреча с половцами происходила в чистом поле. В палатку к великому князю явились ханы Товлий, Изай, Бокмыш, Осалка и Седвак. Они видели огромную русскую рать, стройными рядами стоявшую по берегу Супои, закованную в железо и хорошо вооруженную, и оттого вид у них был понурый и удрученный.
После взаимных приветствий Юрий спросил:
– А что, ханы, может, скажете, для чего явились к русским пределам?
Ханы помялась, поглядывая друг на друга. Наконец Седвак, самый пожилой и потому, видать, всеми уважаемый, проговорил, поглаживая жидкую бородку:
– С кончиной князя Изяслава Мстиславича перестал действовать договор между нами. Вот мы и посчитали, что пора заключать новый.
– И для этого пришли со всем войском?
– Так и ты, князь, не один явился? – язвительно ответил Седвак.
– Да, но после того, как получил известие о большом половецком войске на своей границе.
– Мы – кочевники, наши воины ходят вместе со своими вежами.
– Хватит, хан, препираться. Давай перейдем к делу. Обсудим условия договора о дружбе и вечном мире.
– Мы согласны заключить такой договор, только у нас есть одно непременное условие.
– Говори.
– Ты должен отпустить наших пленных.
– У меня нет пленных половцев.
– Да, они у черных клобуков.
– Может быть. Но вы и разговаривайте с ними.
– Половцев в полон захватил князь Василько и передал черным клобукам. Черные клобуки – твои подданные. Достаточно одного твоего слова, и мои соотечественники вернутся домой.
Юрий подумал. Если он уважит просьбу хана, то наверняка рассорится с берендеями, торками и печенегами, верно служивших ему. Они держали границу по реке Рось, проливали кровь, защищая русские пределы. И будет предательством, если он уступит хану.
И Юрий ответил:
– Вопрос о пленных половцах решат черные клобуки.
Седвак поднялся и произнес:
– Тогда и договора о дружбе и мире не будет.
С тем ханы и уехали.
– Ничего, – успокоил князей Юрий. – Ханы видели мощь русского войска, поэтому на новый набег не решатся.
Так оно и вышло: до конца его правления южная граница не была нарушена беспокойным соседом.
А в декабре 1156 года в Киев пожаловал Галицкий князь Ярослав Осмомысл, сын Владимирко. Это был плотный, с короткой шеей мужчина. Он никогда не повертывал головы, а обращался к собеседнику всем телом. На его полнощеком лице с маленьким ртом и острым носом выделялись выпуклые, отдающие холодным блеском глаза. Они смотрели по-гадючьи прямо и немигающе и словно приковывали к себе. Юрий невольно насторожился, увидев его.
– Папа, – сказал он Юрию, когда они остались наедине, – я к тебе с большой просьбой. Скорее просьба даже не от себя, а от покойного батюшки моего.
– Я всегда с большим почтением относился к Владимирко Володаревичу, – отвечал Юрий. – Поэтому его воля – для меня закон.
– Он не раз говорил, что злейшим врагом его всегда был Иван Ростиславич, в последнее время получивший прозвище Иван Берладник. Этот Берладник бесчинствовал на юге Галицкого княжества, совершал разбойные нападения на купеческие суда. Потом объявился на Руси, служил нескольким князьям, а недавно, как мне сообщили, ты его взял к себе.
– Это верно. Иван Ростиславич руководит охраной новгородских рубежей и, надо сказать, успешно справляется.
– Я не об этом, как он там справляется. Иван Берладник по-прежнему не оставил мысли о захвате власти в Галицком княжестве. Поэтому ты должен передать его мне.
«И он немедленно будет казнен» – заключил про себя Юрий. Он знал, что его зять не пользовался в Галиче должным уважением, потому что не отличался беспорочным нравом. Скорее наоборот. Само прозвище «Осмомысл» звучало крайне неблагозвучно на Руси и означало не что иное, как «многогрешный», имеющий «восемь греховных помыслов». Так, он пренебрежительно и сурово относился к своей жене, Ольге, дочери Юрия Долгорукого, и открыто сожительствовал с некой Настаськой. К Берладнику же галичане питали особую любовь, ибо в далеком 1145 году в течение трех недель бились за него насмерть с Владимирко. Так что если Берладник появится в Галиче, то Осмомысл наверняка лишится престола (потом, в 1170 году, в Галиче произойдет восстание, Ярослав будет брошен в тюрьму, а Настаська сожжена на костре).
И Юрий ответил:
– Никак не возможно. Иван Ростиславич является князем, стало быть, приходится мне братом. Мы, князья, между собой считаем друг друга братьями. И если я выдам его тебе, то нарушу христианские заповеди и стану сознательным соучастником братоубийства.
– Мне наплевать на христианские правила и твои переживания. Я знаю одно: пока жив Берладник, он угрожает моему престолу в Галиче. А раз так, значит, он должен быть умерщвлен!