Серо Ханзадян - Царица Армянская
военачальники, престолонаследник и царица.
В довершение Каранни подозвал Таги-Усака и сказал ему:
— Двенадцать воинов моей личной охраны пали на поле битвы. Это были
храбрые и преданные люди. Да примут боги их души с благословением! А мою
долю добычи доставь родственникам погибших.
Так же поступила и царица. Ничего себе не взяла.
Чуть помешкав, родоначальники и военачальники тоже вынуждены были
отказаться от своей доли в пользу семей павших.
И снова над площадью загремело:
— Слава великому и отважному Каранни!..
— Слава! Слава!..
Только один человек оставался равнодушным ко всему происходящему —
верховный военачальник Каш Бихуни. Ничего ему не было нужно. У него ни
жены, ни детей! Один как перст на всем белом свете...
В одном из залов палат властителя Нерика уже был накрыт стол, и
царевич пригласил на ужин своих приближенных.
Когда все расселись, как подобало, по старшинству, Каранни сказал:
— Верхняя провинция страны хеттов теперь принадлежит нам, братья мои.
Впредь она будет именоваться Малой Хайасой. Я повелеваю разделить поровну
между всеми здесь присутствующими ее земли, города и селения, после чего
управляйте ими по своему усмотрению. И еще я освобождаю вас от дани
царскому дому и храмам за эти владения.
— О царевич наш, слава тебе!..
— Слава великому Каранни!..
Все бросились к престолонаследнику. Кто-то целовал полы его одежды,
кто-то лобызал руки...
Мари-Луйс невольно прослезилась.
А Каш Бихуни и сейчас был безучастен ко всему происходящему. Ничто
его не интересовало. Даже пленницы — жены Мурсилиса и хеттских
военачальников, хоть и рьяно пытались, не сумели завлечь его своими
прелестями. Он только язык им показывал, этим блудницам, и был таков...
Зал сотрясался от восторженных восклицаний и тостов, а Каш Бихуни
знай наливал себе вина в серебряный кубок, пил и с завидным аппетитом
заедал жаренной на вертеле бараниной.
Наступила ночь. В городе тут и там загорались костры.
* * *
Уже на другой день в Нерике стихийно образовался рынок рабов. Товаром
были пленные хетты. Купцы валили отовсюду, даже чужестранцы. Торговались с
продавцами — армянскими воинами, как и следовало купцам, истово.
Особенно дорого просили за миловидных девушек и молодых женщин.
Неожиданно в этой сутолоке вдруг появилась Мари-Луйс. Едва ее
колесница врезалась в толпу, как все бросились в разные стороны.
Царица громко спросила:
— Э-эй, доблестные воины, кому из вас досталась в долю моя приемная
дочь, хеттская девушка Ерес Эпит? Я ищу ее!.. Э-эй, дочь моя, отзовись,
если ты здесь!..
— Здесь я, матушка царица!..
Ерес Эпит бегом примчалась, бросилась к колеснице своей обожаемой
покровительницы:
— Здесь я! Меня продают!..
Девушка не успела договорить, как ее уже нагнал хозяин, конник из
Драконова полка.
— Это моя добыча, великая царица! — закричал он.
— Добыча свята и по праву принадлежит тебе, — сказала царица. — Но ты
ведь продаешь ее, а я куплю у тебя.
Мари-Луйс сняла с головного своего убора жемчужную булавку и
протянула воину.
— Бери. Эта жемчужина стоит не одной сотни пленников. Думаю, ты
останешься доволен?..
Воин облобызал ноги царицы. А площадь взорвалась восклицаниями
удивленного люда: такая цена за одну пленницу?!
Царица тем временем бережно усадила рядом с собою Ерес Епит и
повернула коней назад.
— Что же ты раньше не подала мне весточки, Ерес Эпит? Я не думала,
что ты среди пленников. Спасибо, боги подсказали мне поискать тебя здесь!
О Эпит-Анаит, добрейшая и справедливейшая из богов!..
А Ерес Эпит, плача от счастья, нежно ластилась к коленям царицы...
В этот день Мари-Луйс отправилась с визитом к хеттской царице,
старшей жене Мурсилиса, которую по ее повелению содержали здесь же, в
палатах властителя Нерика.
Пленница очень удивилась, увидев ее, но Мари-Луйс почтительно
приблизилась к ней и с участием в голосе сказала:
— Твой царственный супруг, как принято по вашим обычаям, предал земле
тело твоего сына Наназити. Я пришла, чтобы выразить тебе свое сочувствие
и, насколько это возможно, утешить тебя, царица.
— Благодарю, победительница!..
Мари-Луйс поразилась. В голосе этой потерявшей взрослого сына женщины
не ощущалось боли и страдания. И глаза ее были сухие...
— Твой супруг очень жесток по отношению к моему мужу, царица
армянская. Я очень тревожусь о своем повелителе.
— Неужто к нему жестоки? — удивилась Мари-Луйс — Не думаю. Это
исключено, царица. Его содержат с подобающим почтением, как царственного
пленника. Я сама слышала, как мой супруг приказал своим военачальникам не
допускать жестокости в отношении царя Мурсилиса и охранять его от наших
воинов и жрецов, у которых к нему свой особый счет.
— А почему же нас не освободили и не дали уехать домой?
— Это я не позволила.
— Вот как? — вздрогнула хеттская царица. — Но ты ведь жила у нас в
такой неге и холе? Больше того, по своей воле сожительствовала с царем
Мурсилисом? И за все такая плата?..
— Неправду говоришь, царица. Отнюдь не по своей воле я все это
делала. И не по доброте твой супруг содержал меня в неге и холе. Он
насиловал мою плоть, раздирал мою душу и в оплату окружил меня роскошью...
Мари-Луйс предостерегающе подняла руку, не давая прервать себя.
— Благодаря вашей «неге и холе» я осквернена и раздавлена. Ни ты, ни
твой муж, так и знай, больше не увидите своего Хаттушаша!.. И на троне вам
тоже никогда больше не восседать!
Пленница бросилась в ноги Мари-Луйс со стенаниями:
— О, мстишь за себя! Бессердечная, жестокая тигрица!
— Да, мщу. Не просто за себя, а за оскверненную душу свою, за
надругательство, за боль и страдания моей родины, причиненные твоим царем!
Я просто не вправе забыть об этом.
— Но ты же расточала моему супругу такие ласки, изображала такую
влюбленность?!
— Да, расточала, да, оскверняла свое тело. Но все это с целью
обмануть его, одурачить, заставить вступить в бой с армянским войском. Я
знала, что только такой ценой добьюсь его погибели и нашей победы! А ты,
ты думала, мне нужен твой Мурсилис?.. Ха-ха-ха!.. Нет, милая. Я шла к
своей цели после вашего вероломства в Нерике! Это я уничтожила вашего
верховного военачальника! Я отравила моими ядовитыми стрелами...
Мари-Луйс оборвала себя. Не стала говорить, что и сына ее, Наназити,
убила она. Бог с ней, и без того уже повержена. Перевела речь на другое,
обещала содержать до конца жизни в полном благополучии и с должной
почтительностью.
Про себя Мари-Луйс с горечью подумала, что в последнее время получает
какое-то даже удовольствие от своей жестокости...
Почувствовав вдруг усталость, она отошла от распростертой на полу
хеттской царицы и, распорядившись, чтобы пленницу накормили, дали хорошего
вина и вообще были бы предупредительны, удалилась.
Мари-Луйс зашла и к женам хеттских военачальников. Те встретили ее
льстивыми улыбками, земными поклонами, вознесением молитв, чтобы боги
хранили их нынешнюю властительницу. И это, надо сказать, было
омерзительно. Вчерашние гордячки сегодня стелились, как рабыни. Неужели
только ради того, чтобы выжить?.. Любой ценой жить дальше и вкушать земные
радости?..
Мари-Луйс повелела раздать всех этих женщин — а их было не менее
тысячи — армянским воинам в качестве добычи.
Военачальников она при этом предупредила:
— Вы на этих пленниц права не имеете. Запомните твердо. Я передаю их
воинам, пусть владеют ими как знают.
Вечером Мари-Луйс велела привести к себе хеттскую царицу. Та явилась
разряженная, вся раскрашенная, с оголенной грудью. И Мари-Луйс отметила,
что она еще довольно хороша и не потеряла свежести. Это почему-то вызвало
в ней зависть.
Ерес Эпит принесла пива.
Царица предложила пленнице сесть и подала ей кубок. Медленно
потягивая пиво, Тагухепа заговорила и уже не могла остановиться, хотя
