Аркадий Макаров - На той стороне
Прибежал домой. В доме тихо-тихо, даже сестра перестала плакать, прислушиваюсь к тишине. Я всем своим существом вдруг почувствовал, что ушло что-то громадное, заполнявшее весь дом до отказа.
Прощай, батяня! Отец родимый!
Хоронили его метельным мартовским днём. Позёмка вылизывала уже тронутую наледью сельскую дорогу.
Перед тем, как вынести тело, несколько незнакомых мне женщин пропели над гробом старинную обрядную песню. Слова жалостливые, слезливые, но, тем не менее, верные, по сути:
Последний путь, последний путь,
Последняя дорога.
Последний раз я выхожу
С родимого порога.
Прощайте, дети вы мои!
Я с вами жить не буду.
Я ухожу ведь навсегда,
Где Бог судить нас будет.
Когда-то я был жив-здоров,
Как тополь на пригорке.
Теперь иду под Божий кров,
Под ваши слёзы горьки.
Прощайте, дети вы мои,
Внучата дорогие,
Придите завтра вы ко мне,
Восплачьте на могиле.
Придите: вся моя семья,
И все мои родные!
Теперь лежать в сырой земле,
Как в полюшке былине.
Не украшайте вы меня
Бумажными цветами,
А проводите вы меня
Божьими делами.
Последний путь, последний путь,
Последняя дорога.
Последний раз я выхожу
С родимого порога.
За поминальным столом незнакомые мне певуньи-плакальщицы вспомнили дела ушедших дней, признались, что они из того, собранного когда-то отцом девичьего хора с громким пародийным названием «Эй, ухнем!». Вспоминали. Вспоминали горькое и сладкое. Погомонили, пошутили над прошлым и, по-старушечьи кланяясь, ушли.
…Дом продуло весенним сквозняком. Топить печь уже было незачем.
Дом хороший, крепкий, ещё не одного переживёт. Покупателя нашли быстро. Хорошая цена, и люди хорошие. Удачи вам, живите!
Деньги за родительский дом разложили на пять ровных кучек.
Но, пока суть да дело, пока оформляли документы, что-то в кремлёвских часах звякнуло и осыпалось песком. Доставшихся мне тысяч хватило только на новые джинсы. Хорошие джинсы! Износа им нет. Но и они уже давно износились.
Так вот…
