Иван ФИРСОВ - От Крыма до Рима(Во славу земли русской)
Назначенный генерал-губернатором Новороссии, азовским и астраханским, с присущей ему энергией принялся обустраивать Причерноморье. В 1778 году неподалеку от устья Днепра заложил город и порт Херсон. Минул всего год, и на первом стапеле Херсонской верфи заложили первенца Черноморского флота 66-пу-шечный линейный корабль. В заслугу усилий графа Григория Петровича, по присоединению Крыма к России, в 1783 году он был пожалован светлейшим князем Таврическим. Херсон обустраивался, сооружали новые стапели, закладывали линейные корабли и фрегаты, которые ждали пополнений из российской глубинки. На берегу, неподалеку от верфи, вырос порт, единственный на Черном море. К его причалам швартовались купеческие торговые суда из Ливорно и Неаполя, Франции, Архипелага, Бейрута и Константинополя. У причалов не хватало места. Купеческие шхуны ожидали своей очереди на рейде Днепра. Карантина в Херсоне пока не создали. Командир порта, нерасторопный и бесхозяйственный капитан 1-го ранга Овцын, принимал все на слово, вокруг него шныряли мздоимцы и мошенники, а в Адмиралтействе на стапелях работы велись кое-как. Потемкин уволил Овцына, вместо него назначил генерал-майора Муромцева. Ушел в отставку и основатель Херсона, главный командир крепости, генерал-поручик Иван Ганнибал. На смену ему прибыл из Севастополя командующий флотами Черного и Азовского морей вице-адмирал Федот Клокачев. Бывалый моряк, герой Чесмы не привык тянуть канитель. Первым делом навел порядок в порту, где прежний начальник, как заметил сразу Клокачев, «ни приходного, ни расходного счету не знал, и охотники не пропустили случая в мутной воде рыбу ловить». Оживилась работа на стапелях, веселей зазвенели плотницкие топоры, завизжали звонче пилы, запылал ярче огонь в кузнях, проворнее застучали молотобойцы.
Отзвук с Херсонских стапелей докатился до завистливой Европы. Одними из первых всполошились французы. Министр иностранных дел Вержени спешно оповестил европейские страны, запугивая русской угрозой: «Крым лишь первая станция русских на пути к Босфору, и поэтому должно его отстоять, а в крайнем случае, хотя не допускать русского военного флота в Черное море».
Екатерина II вначале не придавала значения попыткам западных держав натравить турок на Россию и успокаивала Потемкина: «Отовсюду слышу, что турки вооружаются, но друзья их удержат до времени».
Но уже спустя два месяца императрица встревожилась. «Я точно знаю, — делилась она тревогами с Потемкиным, — что французы манят Порту недопущением флота нашего в Архипелаг и ссудою офицерами». Не отставала от французов и Англия, на пути интересов которой, в Индию и на Ближний Восток, появлялся новый противник на море.
Усилия явных и скрытых недругов России сказались скоро. В нарушение мирного договора турецкий флот пытался высадить десант на Кинбурнскую косу, огибавшую с юга Днепровский лиман. Турки знали, что эта безлюдная песчаная коса, протянувшаяся на 30 с лишним миль на запад, оберегает подходы к Херсону. Но турецкая эскадра припоздала. Год тому назад, предупрежденный главнокомандующим армией в Крыму и на Кубани, генерал-фельдмаршалом Петром Румян-цевым-Задунайским, генерал-поручик Александр Суворов скрытно соорудил укрепления и развернул батарею на Кинбурнской косе.
Растерялся капудан-паша, но рисковать не стал, удалился с эскадрой в море. В том же, 1782 году, опять нарушая мирный договор, турецкие полки перешли на правый берег Кубани и заняли Тамань. Все бы ничего, земли нейтральные, но неопрятные янычары занесли в Прикубанье страшную заразу, чуму. Видимо, на какой-то фелюге турецкой ранней весной «моровая язва», как простой народ окрестил чуму, заползла в Таганрог, на противоположный берег моря. И со страшной силой понеслась эта зараза по прибрежным селениям. Полезла чума и в Полтаву, Елизаветград, Екатеринослав, Кременчуг. Не миновала лихоманка и Севастопольские бухты. В разгар лета чума унесла сотни жизней егерей на берегу. Недавно назначенный командиром порта контр-адмирал Фома Мекензи, прирожденный англичанин, жаловался графу Чернышеву: «Я всего оного избегаю по спасению всего общества, оставил всех штаб-и обер-офицеров и служителей на судах, кроме тех, кои у печения хлебов и других надобностей… А притом и для покупки мяса посылать некого за оказавшейся в лежащих в близких расстояниях татарских деревнях, даже и в полках великой болезни». Докатилась-таки «моровая язва» и до Херсона. За пять месяцев, с мая по сентябрь, только из числа матросов и мастеровых на Херсонской верфи чума унесла жизни 385 человек, а горожан погибло несчетно много тысяч…
На море Клокачева никто не мог упрекнуть в нерешительности или неуверенности. Когда в Хиосском бою, при Чесме, флагман Спиридов по недоразумению засомневался в Клокачеве и крикнул ему знаменитое: «Поздравляю вас матросом!» — капитан 1-го ранга Клокачев доказал своими действиями и отменной личной храбростью ошибочность суждения о нем адмирала Спиридова…
Нынче Клокачеву пришлось сражаться с невидимым и коварным врагом. Никто из лекарей толком не мог объяснить по незнанию, как бороться с чумой. Все твердили, что эта зараза передается через воздух. На верфи, вокруг стапелей, на улицах города, вокруг казарм заполыхали костры. Жгли солому, сухие сучья кустарников, временами поджигали пороховые шашки. Дым обволакивал весь город, стелился в окрестностях Херсона, но чума продолжала косить людей. Клока-чев распорядился обмываться служителям и мастеровым уксусом, при общении отворачиваться друг от друга, ведь работы на стапелях продолжались, Черноморский флот ждал первое пополнение, на воду сошел и достраивался на плаву первенец — «Слава Екатерины».
В Петербурге поднялась тревога, императрица беспокойно сообщала Потемкину: «Дай мне знать о продолжении, или утушении, или пресечении, язва сия меня стращает, опасаюсь все, чтобы не прекратилась паки… внутрь России». Осмелели противники, Англия, Франция, Пруссия толкали Турцию против России, о чем делилась с тревогой Екатерина с тем же Гришенькой: «Теперь ожидаю с часу на час объявления войны по интригам французов и пруссаков». К чести Потемкина, он один из немногих не поддался панике. Разъезжал по всей Новороссии, налаживал, как мог, борьбу с чумой. Сам князь без боязни ходил по улицам Херсона и Кременчуга, посещал госпитали, и лихоманка обходила его стороной. В противостоянии с ней весомую помощь оказал родич Потемкина, самобытный русский врач Данил о Самойлович. Он первым в Европе распознал среду, через которую переносится чума, и создал методу борьбы с ней, и в том числе «на судне мореходном, людей, экипаж судна составляющих…». Он понимал, как важно сейчас искоренить заразу, флот Черноморский только нарождался.
* * *
Основу каждой судостроительной верфи составляют стапеля, довольно сложные устройства, на которых закладывается и сооружается судно. Сперва в основу закладывается киль, к нему крепится носовая часть, форштевень и кормовая оконечность киля, ахтерштевень. К этим основам корпуса наращиваются поперечные ребра-шпангоуты, которые затем сплошь скрепляются досками, составляющими обшивку корпуса корабля. Потом начинается работа по обустройству сложной внутренней конструкции корпуса, и по завершении судно спускается на воду. На нем ставят и крепят мачты с продолжением вверх, стеньгами, устанавливаются орудия… День спуска судна на воду считается его днем рождения, и ему присваивается имя. Но на верфи несколько стапелей, и на них продолжают сооружать очередные судна. Они покуда безымянны, им присваиваются номера, соответствующие номеру стапеля.., В июне 1783 года командиром строящегося на стапеле № 4 66-пушечного корабля был назначен капитан 2-го ранга Федор Ушаков. В Херсон Ушакову надлежало сопровождать команду служителей-матросов для пополнения экипажа корабля и мастеровых людей, которым предстояло завершить постройку корабля № 4. Вместе с командой корабля № 4 следовали еще экипажи шести кораблей. Всего набралось 4 тысячи без малого матросов и разных мастеровых людей. Компания довольно пестрая по возрасту, интересам и положению.
Матросов числилось семь сотен, но служители, вырвавшись на просторы российские, проявили свойственный им характер простого люда, не обремененного лямками корабельной службы…
По штату на 6-пушечный линейный корабль полагалось десяток офицеров и около шестисот боцманов, квартирмейстеров, констапелей, канониров и десятки других званий нижних чинов. Экипажи были неполные, it под командой Ушакова состояло сотни три-четыре. Но он отвечал за всю колонну. В подчинении Ушакова оказались два расторопных офицера, лейтенант Петр Данилов и мичман Семен Пустошкин.
Петербург колонна покидала аккурат на Петров день, 29 июня 1783 года, в ясный, без единого облачка на небе, жаркий день.
