Татьяна Беспалова - Генерал Ермолов
— Что смотришь? — Она улыбнулась. — Думаешь, я — сонное наваждение?
— В жизни своей не видал женщины красивее вас, госпожа, — пробормотал Фёдор.
Она снова улыбнулась. Печальная улыбка сделала её прекрасное лицо сказочно красивым.
— Слышал ли ты звуки рога? То мужественный Оча созывает нас на битву. Но сражение будет проиграно, если нам не удастся сохранить наш род.
— Госпожа, я готов сражаться, я солдат, но...
— Пали мои сыновья и их наставник, опора нашей семьи, мужественный Магомай. Горе поселилось под кровом моего дома. Мой муж, Абубакар, болен. Отчаяние и страх терзает его душу.
— Этэри-ханум?
— Этэри явилась к тебе, христианин. Этэри, в нарушение наших обычаев, пришла к тебе в комнату с мольбой...
Она поднялась на ноги. Фёдор вскочил. Он был бос, одет лишь в исподнее. Срамота. Этэри-ханум, угадав его чувства, отвернулась, сдёрнула с высокой спинки кресла белую чадру. Она медленно укутывала тяжёлым шёлком голову и плечи, дожидаясь, пока казак не наденет сапоги и черкеску. Золотые браслеты мелодично позвякивали на её запястьях. Этэри-ханум вновь обернулась, едва лишь он схватил лаковые ножны Митрофании.
— Я слышала, казаки нарекают оружие красивыми женскими именами, — в обрамлении белого шёлка чадры черты её лица наполнились скорбью. — Каким именем ты нарёк своё оружие? Анна? Ксения? Дарья?
— Митрофания...
— Красивое имя!
Этэри-ханум подошла к нему вплотную, ухватилась холодными пальцами за его руку, заговорила горячо:
— Я дам тебе лучшего из своих коней, я отдам тебе все свои украшения. Спаси мою дочь. Она — всё, что осталось от нашего рода...
Фёдор смутился. Так привлекательны и странны были черты её прекрасного лица. Блестящие, ореховые глаза были совсем близко, и страстная мольба читалась в них, и ласковая просьба о защите.
— Коли ваша дочка хоть немного походит на вас, то неудивительно... — брякнул Фёдор.
— Что? — встрепенулась она.
— Я не смею...
— Что? — она смотрела на него с трогательной надеждой.
— Я знаю, как сильно Алексей Петрович любит вашу дочь. И теперь, видя вас, я не удивляюся тому... Он затем и послал меня, чтобы я... ну... сделал то, о чём вы просите. И не ради награды... — Фёдор окончательно смутился.
— Алексей Петрович прожил у нас от осени до весны. Рождённая в Имеретинском царстве[28], я девушкой попала в эти суровые места. Бывает так, что с октября до марта отсюда нет пути. Все дороги завалены снегом, по которому рыщут стаи голодных волков. Так было и в ту зиму. Он пожаловал к нам в ноябре, Ярмул — волк, видевший дождь. Первый снег уже пал, и зима шла за ним по пятам. Через несколько дней дороги стали непроходимыми. Мы ждали весны три месяца, и моя дочь, Сюйду, полюбила его. Да и как его можно не любить? Ты помнишь ли каким огнём глаза его горят?
Фёдор отрицательно помотал головой. Казак устал смущаться. Он без стеснения, открыто, по-солдатски любовался Этэри-ханум.
— А как проницателен и ясен бывает его взгляд в минуты раздумий, — продолжала супруга владетеля Коби. — Как говорит он, какой любезностью и живостью блистает его речь... Так он сумел внушить любовь и доверие моей Сюйду, и супруг мой дал согласие на брак...
Её горячую речь прервали пронзительные звуки рога и появление Мажита. Аккинский грамотей ворвался в комнату, подобно урагану.
— Педар-ага, скорее! Там под стенами...
— Что случилось, сынок? — Этэри-ханум обернулась к нему, прикрывая нижнюю часть лица тканью чадры. — Поганый Йовта уже влез на стену? Готова отдать лучшего охотничьего сокола за то, чтобы хоть раз увидеть эту тварь без доспехов.
— Он там, в доспехах, госпожа, — прокричал Мажит и, оборачиваясь к Фёдору, добавил: — И Аймани с ним, и Гасан-ага!
* * *
Когда они взбежали на стену, от вчерашнего ненастья не осталось и следа. Солнце блистало в сини небес, равнодушное и лучезарное.
В тот час на крепостной стене собралось всё население Коби. Люди расступались, давая дорогу Этэри-ханум. Так они оказались на той части крепостной стены, что располагалась над воротами Йовта-поганец действительно был там. Под защитой доспехов, верхом на огненногривом Ёртене он, подобно древнему истукану, возвышался посреди поляны перед воротами Коби. Аймани, держась рукой за стремя, неподвижно стояла рядом с ним. Голову и нижнюю часть лица отважной воительницы закрывала ткань белого платка.
Гасан-ага, обнажённый по пояс, лежал на спине, распятый между четырьмя столбами. Над его телом с топором на изготовку стоял тот самый нахчи в форме русской строевой части, без кителя, но в фуражке форменных зелёных штанах с красными лампасами.
Воинство Йовты оказалось многочисленным. Не менее двух сотен человек собралось вокруг места казни. Кого тут только не было: и бравые джигиты на горячих скакунах, и рыцари в островерхих шлемах с пиками и щитами, и пеший сброд в лохмотьях, вооружённый лишь кольями.
Разглядывая галдящую толпу, Фёдор надеялся обнаружить златогривого Соколика. И он увидел! Его дружок стоял стреноженный под огромной раскидистой сосной, привязанный к повозке в числе прочих лошадей.
Казалось, поганец Йовта только и ждал, когда защитники Коби соберутся на стене. Фёдору чудилось, будто его липкий взгляд шарит но его телу, проникая под черкеску и рубаху.
— Он смотрит на нас! — прошептала Этэри-ханум, закрывая лицо белоснежной чадрой.
— Вас невозможно не заметить, госпожа. — Оча низко склонился перед ней, придерживая рукой саблю.
Наиглавнейший воевода Коби облачился в алый, подбитый мехом барса плащ поверх кольчуги и золочённый шлем с широким назатыльником.
Абубакар тоже взошёл на стену. Угрюм и молчалив, владетель Коби безучастно взирал на приготовления к казни. Он опирался на приклад старинного длинноствольного ружья. Лёгкий ветерок играл его седыми локонами.
— Это младший брат владетеля Кураха, Гасан-ага. Он приговорён к смерти за грабёж и покушение на жизнь рыцаря Йовты из Кюри. Да свершится над ним воля Аллаха!
Аймани, отпустив стремя Ёртена, сделала два робких шага вперёд и замерла, остановленная окриком Йовты.
Ком стал у Фёдора в горле, мешая дышать. Казак едва не потерял сознание. Может быть, забыв обо всём, бежать туда? Попытаться убить предательницу и поганца, чтобы затем разделить участь Гасана-аги?
— Начинай! — зычно скомандовал поганец.
Палач трижды ударил топором, прежде чем ослабела верёвка, соединявшая правую руку Гасана-аги со столбом. Аймани дёрнулась. Младший брат владетеля Кураха не издал ни звука. Кровь сочилась из обрубка его правой руки.
— ...да свершится воля Твоя, да приидет Царствие Твоё... — шептал казак, стараясь смотреть лишь в лицо товарища. Он словно сошёл со стены Коби, покинул безопасное убежище и стоял теперь рядом с Гасаном, на залитой кровью траве.
— ...да будет воля Твоя и на земле, как на небе...
— Теперь можешь дать ему напиться, — приказал Йовта. Древком пики он толкнул Аймани в спину.
— ...хлеб наш насущный подавай нам на каждый день; и прости нам грехи наши, ибо и мы прощаем всякому должнику нашему; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого...
Воительница подбежала к Гасану. Из складок одежды она достала фляжку, вытащила пробку, поднесла к его губам. Прошептала:
— Глотай! Глотай, родной, не сомневайся!
И Гасан-ага сделал три больших глотка. Глаза его закрылись.
— ...и избавь нас от лукаваго... — шептал Фёдор.
Аймани знакомым жестом приложила ладонь сначала ко лбу Гасана-аги, затем к его губам и к груди. Отбросив в сторону пустую флягу, она скинула с головы белый платок, улеглась на окровавленную траву под правый бок Гасана-аги, затихла.
— Он умер! — истошный вопль Йовты поднял в синие небеса стаю дроздов. Они кружили, хлопая крыльями и крича. Их голоса звучали в ушах Фёдора похоронным набатом.
— Что ты дала ему, тварь! — Ёртен совался с места в галоп. Соратники Йовты в ужасе бросились в рассыпную. Подняв пику Йовта кружил вокруг лежащих неподвижно Аймани и Гасана-аги, примериваясь ударить.
— Дай мне лук, сынок, — тихо попросила Этэри-ханум. — И перчатку дай. Кожа моих рук боится жёсткой тетивы.
Фёдор обернулся. Он видел прекрасную Этэри с луком в руках. Он слышал, как взвизгнула выпущенная ею стрела. Он слышал металлический грохот низвергнутых наземь лат и оглушительный вздох толпы, на поляне под стенами крепости.
Когда же Фёдор снова посмотрел на место казни, то увидел Йовту лежащим навзничь. Стрела, пущенная Этэри-ханум, ранила поганца в шею. Йовта пытался выдернуть её, но кольчужные рукавицы делали его руки неловкими.
Аймани всё ещё неподвижно лежала рядом Гасаном-агой на окровавленной траве.
