Анн Бренон - Сыны Несчастья
Все дома деревни были проверены и обысканы, а все взрослые арестованы — мужчины старше четырнадцати лет, женщины старше двенадцати; их всех держали во дворе замка Монтайю, а на следующий день увели в Каркассон под конвоем гвардии.
«Монтайю, Сабартес, еретические земли… Вырвем вас с корнем, как бурьян и колючки. Дрожите!» — сказал прокурор архиепископа Нарбоннского. Увы, уже настало время не страшиться, но плакать, настало худшее. Пришел час и для моих близких. Я едва слышал голос Берната Торта.
— Ну, так что же, ну так что же, Пейре? Что теперь? А ты? Ведь если они уже начали, то они не остановятся. Теперь они прочешут все графство Фуа. Может быть, теперь, наконец, настало время задать вопрос о самом себе? Что ты будешь делать? А, Пейре? Ты не боишься? Пейре, не боишься? Боишься? Боишься?
Боялся ли я? Я не знаю, я не чувствовал ничего. Что я должен был делать? Я не знал. Отправиться в путь на юг? Страх уже однажды выгнал меня из Арка. Потом из Сен — Поль де Фенуийет. Теперь он добрался и до перевала Мерен. Империя страха все ширилась. Разес, Фенуийидес, Сабартес. Но теперь всё, чего я желал, так это бежать в Каркассон, стучать в эти холодные, давящие стены, выбить двери, растолкать охрану и освободить своих. Я схватил себя за волосы, чтобы эти глупые мысли ушли из моей головы. Он же, Бернат Торт, теперь, конечно, мог бахвалиться. Понятно, что этот маленький, жизнерадостный и краснолицый человечек был кумом и другом братьев Андрю из Планезесс, но никогда не был другом добрых людей. Как он, наверное, радовался теперь, что далек от всего этого! Конечно же, он не собирался выдавать никого, ни верующих, ни добрых людей. Но он всегда пытался показать, что он предпочитает оставаться вне всего этого. Что он не хочет иметь никаких проблем. Что это его не касается. Внезапно он пнул сложенные мною поленья.
— Мне, наверное, не следовало говорить тебе, что люди из Монтайю арестованы, пока ты не нарубишь для меня достаточно дров. Теперь–то я понимаю, что ты тоже сбежишь…
Теперь пришла моя очередь пинать груду поленьев. Я злобно пнул ее сначала одной ногой, потом другой. Я не чувствовал боли в ноге. Поленья с грохотом покатились
— Знаешь, тебе хватит и того, что я уже нарубил. И если тебе зимой станет холодно, подумай о том, каково моим родным.
ГЛАВА 31
ЗИМА 1309–1310 ГОДА
«Амиель из Перль, он же д’Отерив из епархии Памье, пойманный и задержанный в епархии Тулузы…, чтобы еще более добавить к своему проклятию сына погибели и исчадия ада, решил ускорить свою телесную смерть и отказался пить и есть с того момента, как он был пойман, чтобы таким образом совершить самоубийство. Вот почему означенный Амиель, еретик, арестованный за проклятое преступление ереси…»
Бернард Ги, инквизитор Тулузский. Приговор Амиелю из Перль, 20 октября 1309 годаНет, я не бежал. Еще нет. Я знал, что Несчастье близко, и был начеку. Пока у меня оставалась еще хоть какая–то возможность помочь своим близким, я не хотел исчезать. Но можно ли долго удерживаться на краю пропасти?
Перед тем, как вернуться с овцами в Фенуийидес, я узнал ужасное подтверждение свершившейся в Монтайю трагедии. Они действительно были арестованы, их всех привели к инквизитору, в Каркассон. Почти всех из земли д'Айю, всех людей из моей деревни. Соседей, друзей, приятелей, родственников. Маурсов, Белотов, Бенетов, Марти, Риба, Виталей и других. Конечно же, всех Маури, моего отца и мать, моих братьев, Гийома, Берната и Раймонда, и даже мою сестру Раймонду вместе с ее мужем Гийомом Марти. Из всех моих близких в Монтайю осталось только двое детей, слишком маленьких для инквизитора, слишком юных, чтоб отвечать за свои действия: мои младшие братья Жоан и Арнот. По–видимому, графский кастелян наложил арест на все дома и на все имущество арестованных, ожидая дальнейшего хода расследований и вынесения приговоров. Говорили также, что никто, по крайней мере, без графского пропуска, не мог проникнуть ни в Монтайю, ни в Праде, ни в Жебец, подвергшихся той же участи. У меня не было никакой возможности помочь моим младшим братьям.
Конечно же, в Планезес я стал нежелательным. По крайней мере, для Гийома Андрю, самого слишком часто замеченного в связях с дорогой Добра и которому было чего бояться как за себя, так и за своих родных. Ему было очень сложно держать на службе человека, находящегося под прямым прицелом Инквизиции. Человека, вся семья которого, все соседи и родственники были арестованы и допрашиваемы в Каркассоне, и который, скорее всего, составит им компанию. Человека, имя которого, возможно, уже сто раз упоминалось в показаниях его близких, и которого рано или поздно самого начнут разыскивать и арестуют, чтобы он предстал перед инквизиторами и ответил им на все вопросы, касающиеся ереси… Приблизительно такие слова сказал он мне, и я не возражал ему. Я только ответил, что в любом случае я не останусь надолго в Фенуийидес, потому что оно так же безопасно для меня, как веревка, на которой балансирует над пустотой канатоходец. Я просто хочу дождаться развязки, и узнать, что станет с моими близкими. А потом — пойду, куда забросит меня жизнь, и где я смогу и дальше передвигаться, по возможности, не балансируя с такой опасностью для жизни.
Меня очень быстро наняли в соседней деревне Расигуэре. Это был Пейре Констанс, богатый скотовод, никогда особо не заботившийся о спасении своей души и потому не боявшийся процессов о ереси — ему просто был нужен хороший пастух. Я оставил свою собственную отару в Планезес, куда я регулярно наведывался, чтобы закончить свои дела. На этот раз Несчастье не застало меня врасплох и не лишило меня всего, как это случилось в Арке три года назад. У меня были средства для жизни и даже для того, чтобы помочь своим близким, если бы тем удалось выжить. Мне нужно было продать все, что у меня было. Моих овец, эту красивую отару, которую благодаря своим братьям я сумел спасти из Арка и которая с того времени изрядно умножилась. Прекрасные тюки весенней шерсти. Кусок земли с виноградником, дом и право прохода между Латур де Фенуийидес и Планезес, которое я приобрел. Насчет животных, моих овец и ягнят, моих баранов, которых я так тщательно подбирал, то братья Андрю даже не торговались. Можно сказать, они мне хорошо заплатили, по шесть монет за голову и в два раза больше за баранов. За моего большого черного барана они заплатили пятнадцать монет. Посредником в остальных моих делах выступил мой кум Арнот де Н’Айглина, бальи Планезес: особенно в деле о продаже земель и прав. Он сам продал мой дом. К зиме всё было уже улажено. Все деньги, поступившие от продажи, я доверил Арноту де Н’Айглина, чтобы он хранил их для меня и моих близких, если они за ними придут. Если за тобой следит Несчастье, нужно всегда быть готовым к удару, чтобы его отразить, да и не следует отягощать себя лишним грузом. Чтобы успеть отпрянуть.
У Эн Констанса, в Расигуэре, мне было где жить и чем заняться. Чаще всего я был с отарой, чем в деревне, на террасах или виноградниках. Я чаще бывал в пути, днем и ночью, чтобы собирать новости. Иногда я ходил в сторону Разес, иногда в сторону Сабартес — но так, чтобы не приближаться слишком близко к Монтайю. Во время своих вылазок я встречал других пастухов, с которыми я был в прекрасных отношениях и которые рассказали мне хорошие новости о младших братьях. Хотя они остались одни в Монтайю, это продлилось недолго. Мой брат Бернат, самый младший из тех, кого арестовали, был освобожден первым. Он вернулся в Монтайю под конец сентября, вместе с несколькими другими людьми. Он тут же занялся тем, чтобы зарабатывать на хлеб младшим. В декабре вернулись также мои отец и мать, и моя сестра Раймонда Марти.
— Но все в руках графа и Церкви. Кастелян и священник наблюдают за тем, что будет. Все наше имущество конфисковано. Им не на что жить, — сказал мне Бернат. — Они вынуждены просить милостыню.
Мои отец и мать вынуждены просить милостыню. Опустошенные тюрьмой, запуганные допросами, они живут в окаменевшей от страха Монтайю. Они должны жить в одном месте и ожидать, пока их вновь не приведут в Каркассон к инквизитору для выслушивания приговора. Мой младший брат, Бернат Маури, был более свободен в передвижениях. Поскольку он был малолетний, инквизитор не предъявил ему более тяжких обвинений. Он постарается бежать в Сердань, сказал он мне, как уже сделало много таких, как он, молодых людей, пытаясь строить новую жизнь вдали, вне досягаемости Инквизиции. Как Пейре и Раймонд Изаура из Ларната, как Арнот и Гийом Маурсы из Монтайю. Как Раймонд Баралье из Жебец. Брат спросил, хочу ли я уйти вместе с ним. Я сказал ему, что пока еще нет. Что я попытаюсь спасти всё, что еще можно спасти, и по крайней мере, помогать нашим старым родителям и младшим братьям. Но вновь отчаяние и смертная тоска овладели мною, и я схватился за голову и застонал. После того, что произошло, я не знал, что делать, совсем не знал… В пользу моего выбора остаться говорило то, что наши родители слишком стары и больны, чтобы преодолеть перевалы и бежать по ту сторону гор. Они будут ожидать своего приговора в Монтайю. Они говорили, что почти ни в чем не признались. Возможно, их приговор не будет таким суровым? Возможно, они смогут начать жизнь заново?
