Владимир Архипенко - Ищите связь...
Корабельный священник (на матросском жаргоне именуемый «водолазом») приступил к делу споро. Как всегда, он читал молитву в таком резвом темпе, что ее торжественность начисто терялась. Появлялось ощущение, что батюшка не служит, а отбывает повинность.
Каждому, кто бы взглянул на сосредоточенное, серьезное лицо Сергея со стороны, могло показаться, что человек этот полностью погружен в молитву. Но, к счастью, никому из начальства не дано было заглянуть в его мысли. А думал он о том, что неладно все получается. После арестов в Гельсингфорсе многие связи оказались порванными. Правда, два дня назад удалось установить связь с подпольной группой на «Андрее Первозванном», но товарищи, встревоженные провалом, считали, что сейчас не время для решительных действий и надо исподволь заново готовить силы. Во время стоянки в Ревеле Недведкин пытался встретиться с товарищем, который приехал из Петербурга и работал на заводе «Вольта», однако возле дома, где тот поселился, Костя обнаружил шпика, и только чудом ему удалось не попасть в поле зрения, пройти мимо так, будто он и в самом деле шел мимо этого дома. А тут еще эсеры со своим отчаянным планом покушения. Королев не скрывал, что они уже сумели притащить на корабль револьверы, но где хранили их — об этом упорно молчал. Так что узелок завязывался такой, что не дай боже…
Мысли Сергея прервал решительный возглас: «аминь». Он машинально вместе со всеми перекрестился и пошел к трапу.
А дальше день пошел раскручиваться по привычному распорядку, не оставляя времени для того, чтобы о чем-то толком подумать. После завтрака его послали в носовую башню. Там что-то не ладилось с подъемником снарядов, по-видимому, барахлил электромотор, но артиллеристы сами, без электрика, не могли разобраться.
В башне он увидел унтер-офицера Ярускина и трех матросов, а среди них и знакомого по памятному разговору в Кронштадте Королева. Тот мельком взглянул на него, как показалось Сергею, но настороженно, и отвернулся. Элеватор, на котором подавались снаряды, находился в верхнем положении, но напрасно Ярускин нажимал кнопку спуска. Внизу что-то щелкало, раздавался легкий гул, но элеватор оставался на месте. Сергей тоже попробовал нажать кнопку, но результат был тот же — внизу что-то щелкало, но не срабатывало. Надо было спускаться, проверять контакты, смотреть мотор.
Искать на этот раз пришлось долго, но когда наконец нашел причину, то даже сплюнул от огорчения — почему не подумал об этом раньше? Оказалось, что кончик провода, подававшего ток к мотору, замаслился, и потому контакт не срабатывал. Устранить причину было минутным делом. Когда он снова поднялся в башню, комендоры гоняли элеватор вверх и вниз. Подъемник действовал безотказно.
Командир башни — молодцеватый и всегда ровный в обращении с матросами лейтенант Затурский, подошел в то время, когда Сергей возился внизу, и угостил электрика папиросой, которую Сергей засунул в нагрудный карман — курить в башне строжайшим образом запрещалось.
— Вот что, братцы, — сказал лейтенант, — вы уже порядок навели, так что предлагаю вам минут с десяток передохнуть, а чтобы не скучно было, можете и потравить.
Хотя Затурского знали как офицера справедливого и к матросам внимательного, но ведь известно: барская ласка до порога… При нем «травить» не решились. И тогда Ярускин предложил, чтобы комендор Силантьев почитал вслух газетку «Кронштадтский вестник».
— А чего читать-то? — поинтересовался Силантьев — высокий худущий матрос с сумрачным лицом.
— Там о пребывании государя императора в Москве пропечатано, — сказал Ярускин, покосившись на лейтенанта, — вот ты и валяй оттуда.
Комендор с готовностью развернул газетный лист, примостил его на коленях и громко, но монотонно стал читать вслух, как происходила церемония открытия памятника, как царь принимал парад войск. Матросы внимательно слушали.
— «Его Величество, — гудел голос Силантьева, — был в форме двенадцатого гренадерского астраханского имени императора Александра III полка, наследник цесаревич — в форме четвертого стрелкового императорской фамилии полка. Государыни императрицы были в белых платьях при андреевских лентах. Великие княгини были в лентах ордена святой Екатерины. Государь император, наследник цесаревич и великие князья были также при андреевских лентах».
Он оторвал взгляд от газеты, оглядел слушателей и снова продолжал:
— «Перед самым памятником был разбит белый шатер для Их Величеств, затянутый белыми материями в стиле… в стиле… «етриче».
— Какое еще «етриче»? — подозрительно спросил Затурский. — Что за слово ты читаешь?
— Так тут, вашскородь, что-то вроде и не совсем по-нашему написано, но как будто бы «етриче»[4].
— А ну-ка, дай сюда газету.
Затурский глянул в указанное Силантьевым место, невольно улыбнулся.
— Тут действительно не по-нашему напечатано. Это слово французское и читается оно: «ампир». Есть такой стиль в архитектуре, такой, понимаешь, строгий, без выкрутасов. Ты, к примеру, здание Адмиралтейства в Петербурге видел?
— Так точно, вашскородь, видал.
— Вот это здание как раз и есть типичный ампир.
В тот момент в проеме распахнутой броневой двери показалось веснушчатое озабоченное лицо вестового Колядина. Увидев Затурского, он вытянулся, скороговоркой сказал:
— Так что, вашскородь, господин капитан первого ранга просят всех офицеров в кают-компанию!
— Иду-иду, — торопливо отозвался Затурский и повернулся к унтер-офицеру: — Ярускин, не дожидайся меня, начинай собирать прицел. Один справишься?
— Так точно!
— Ну и действуй.
Когда Затурский вышел, Силантьев снова взял газету, поглядел в текст и хмыкнул, покрутил головой:
— Чудно как-то получается, братцы, ампир, ампир!.. А мне так и чудится: вампир, вампир…
— Если чудится, так перекрестись, — прервал его Ярускин. — И кончай немедля посторонние разговоры!
— Да ладно тебе! Все здесь свои, не продадут. Я вот читаю газету и ахаю: это надо же — два миллиона ухлопать, чтобы бронзовую фигуру соорудить! А тут еще гости, обеды, наряды, парады! И этот еще — ампир! Ты вот скажи лучше — сколько наш линейный корабль стоит?
— Не знаю, наверное, поболе миллиона… — неуверенно сказал Ярускин.
— Ну пусть даже и два. Так что ж выходит-то: вместо этой фигуры цельный линейный корабль построить можно было. Каждый день, почитай, газеты шумят, что России сильный флот нужен. А откуда взяться флоту, когда денежки на царские забавы улетают!
— Кончай, Силантьев!
— А вот и не кончу! И ничего ты не сделаешь и к начальству не побежишь. Я же тебя как облупленного знаю — хоть лычки на погонах носишь — свой. Верно я говорю, братцы?
— Правильно говоришь, — подтвердил комендор Королев. — И про Ярускина и про царя. Ну а вывод какой же?
Но какой вывод готовился сделать Силантьев, матросы не успели узнать — снаружи залились переливчато боцманские дудки, исполнившие сигнал «свистать всех наверх». Комендоры сноровисто выскакивали из башни. Вслед за ними рванулся и Сергей.
Причиной созыва всей команды была радиограмма на имя флагманского штурмана, полученная из штаба. В ней сообщалось, что со стороны Северного моря надвигается на Балтику ураган. Отряду линейных кораблей, стоящему на рейде близ Гангэ, предписывалось при приближении урагана покинуть стоянку и уйти в открытое море. Созвавший офицеров Небольсин в присутствии командующего бригадой контр-адмирала Маниковского объяснил задачу, и сразу же начались работы по штормовому расписанию: на верхней палубе крепили все, внизу, в котельном отделении, поднимали давление пара в котлах, по всем каютам задраивались наглухо иллюминаторы.
Сергей по расписанию должен был обеспечить дополнительное крепление шлюпок по левому борту, чем он и занялся незамедлительно, получив от боцмана моток прочного манильского троса. Вместе с ним по всей верхней палубе быстро, но без суеты работали матросы.
Команде уже разъяснили, что надвигается ураган, но пока не видно было его признаков — с безоблачного неба жарко светило июньское солнце, стояло полное безветрие, штилевое гладкое море отливало зеленым и голубым. И непонятно было, к чему вся эта спешка.
Однако ближе к полудню, когда работы по кораблю были закончены, потянуло свежим ветерком, вода вокруг зарябилась, а на западе в небе появилось маленькое облачко. К этому времени барометр упал настолько, что сидевшие в своей рубке штурманы с изумлением поглядывали друг на друга — такого они еще не видывали.
Командир бригады отдал приказ выходить в море. Головным, как всегда, шел «Император Павел I», за ним «Андрей Первозванный», «Цесаревич» и «Слава». Корабли, набирая ход, шли навстречу начавшим подниматься волнам и усилившемуся ветру, который уже засвистел в снастях.
