Русская миссия Антонио Поссевино - Федоров Михаил Иванович

В таверне воцарилось весёлое оживление. Посетители, хотя никого из них нельзя было отнести к бедноте, радостно угощались жареной бараниной, запивая её лучшим немецким рислингом [129]. В разгар веселья ведущая наружу дверь открылась, и в таверну вошёл юноша, а скорее, даже мальчик с лицом, какое обычно рисуют у ангелочков на библейских картинах. С кротким выражением немного придурковатого лица он оглядел помещение и, найдя, кого искал, подошёл к столу, за которым сидели Истома и Поплер.

Поклонившись, он произнёс по-немецки, обращаясь к Истоме:

— Господин, тебя ждут у входа. Сказали, что какое-то важное известие.

— Что он говорит? — спросил Истома у Поплера.

— Что тебя у входа ждёт кто-то с важными новостями, — нахмурившись, ответил немец.

— Так пусть заходит сюда.

— Он сказал, что не может, — ответил юноша, — но ему очень нужно тебя увидеть.

Увидев, что Истома встал с явным намерением выйти на улицу, юноша протянул руку раскрытой ладонью вверх:

— Эй, господин! Мне сказали, что ты заплатишь за известие.

Истома, и без перевода догадавшись, чего он требует, небрежно протянул ему мелкую медную монету, оставшуюся у него со времени проживания в Праге. Юноша, кивнув в ответ, проворно выбежал из таверны.

— Неспокойно мне, Истома, — Поплер схватил его за руку, — поберёгся бы ты, а кто тебя спрашивает — я и сам посмотрю.

Не слушая возражений и оттолкнув товарища, он подошёл к двери и открыл створку. Грянул выстрел, и Поплер повалился на спину. Лицо его было изуродовано пулей, из раны хлестала кровь. Истома подбежал к нему и склонился над раненым товарищем, пытаясь приподнять ему голову, но тут же опустил руки: пуля попала в левую щеку и проникла внутрь черепа. Выжить после такого ранения невозможно. Мимо него несколько человек выбежали на улицу, пытаясь догнать стрелявшего.

Поплер был в сознании лишь несколько мгновений, после чего его залитые кровью глаза закрылись, и он затих. Истома продолжал стоять на коленях рядом с телом, не замечая, как растекающаяся густая вишнёвая лужа пачкает его штаны и сапоги.

Таким его и застали те из посетителей, которые бросились в погоню за убийцей. И конечно, никого поймать они не смогли: тот хорошо знал припортовую часть города и легко скрылся от преследователей в густой сети узких тёмных улочек.

Запоздало подошла ночная стража. Солдаты в кирасах и морионах, перетаптываясь с ноги на ногу, молча смотрели, как тело Поплера уносят из обеденного зала таверны. О том, чтобы поймать убийцу, не могло быть и речи. Стража прошла по прилегающим к порту улицам, но тоже впустую.

Между тем убийца — среднего роста жилистый мужчина лет сорока — стучался в маленькую, сколоченную из потемневших от времени досок дверь в подворотне в квартале, находящемся далеко от порта. Два быстрых, один медленный, как договаривались. Ему открыли сразу, словно человек по ту сторону стоял рядом, дожидаясь его. Убийца вошёл в маленькую комнатёнку, стены которой скрывались за полками, обильно уставленными какими-то ящиками, мешками и глиняной посудой. Выход из комнаты был только один — наружу.

— Всё сделал, — сказал вошедший. — Давай два дуката, как обещал.

— Подожди, — ответил открывший дверь брат Гийом, — сейчас дождусь человека.

— Чего ждать? — нервничал убийца. — Плати деньги, и я ухожу. Не забывай, за убийство здесь вешают.

Он погладил рукоятку пистолета в висящей на боку невзрачной кожаной кобуре. Но брат Гийом никак не отреагировал на скрытую угрозу. Он ждал… Наконец за дверью раздался приближающийся топот чьих-то быстрых ног — на ночной улице шаги были слышны особенно хорошо. Раздался условный стук: два быстрых, один медленный. Брат Гийом приоткрыл створку и впустил запыхавшегося Ласло. Убийца недовольно посмотрел на него и стал шарить по поясу.

— Он. Застрелил. Не того, — произнёс Ласло, тяжело дыша и стараясь быстрее передать важную весть. — Я всё передал, как договорились, и русский уже встал. Но, кажется, тот, второй, решил проверить, кто зовёт его хозяина. А этот, — Ласло махнул рукой в сторону убийцы, — не стал смотреть, кто вышел, и сразу выстрелил. И убил.

Брат Гийом мрачно посмотрел на убийцу.

— Ну ладно, ладно! — примирительно сказал тот. — Ну, ошибся. Но одного из них я всё-таки убил. Поэтому согласен на половинную плату.

— Мне безразлична жизнь второго, — произнёс брат Гийом. — И тебе были обещаны деньги, если ты застрелишь русского. Ты должен был убедиться, кто вышел из таверны, и только после этого стрелять.

— Эй-эй, — забеспокоился убийца, — меня всё равно повесили бы, если б поймали, — я рисковал, поэтому давай плати.

Видя, что обещанная плата ускользает от него, он выхватил из поясных ножен длинный бауэрвер — точно такой же, как и тот, что висел на поясе у Ласло. И это было последнее движение, которое он сделал в жизни. В его тело вошли сразу два лезвия: спереди, в грудную клетку, — стилет брата Гийома, и сзади, под левую лопатку, — бауэрвер Ласло. Юный венгр был столь старателен и столь сильно вонзил нож в тело убийцы, что лезвие пронзило его насквозь, лязгнув о стилет брата Гийома. Монах с удивлением смотрел на внезапно появившееся у его носа широкое лезвие и перевёл взгляд на Ласло.

— Нож быстро не вынимай, — сказал он, — а то кровью испачкаешься. Отойди.

Дождавшись, когда Ласло уберёт ладонь с рукояти, брат Гийом осторожно, чтобы брызнувшая кровь не попала на одежду, достал сначала стилет, а потом и бауэрвер.

Тщательно вытерев лезвия об одежду убитого, они убрали оружие.

Брат Гийом задумался: русский остался жив, и о том, чтобы сейчас идти в таверну, чтобы его убить, не могло быть и речи. Вот же проклятый дурак этот Кристиан! Не смог сделать такое простое дело. Ну ничего, он получил своё — за глупость, наглость и жадность.

Теперь убить русского можно только на корабле, потому что в Московии сделать это будет гораздо сложнее. И брат Гийом знал, что надо делать. Только обойдётся это намного дороже, чем два дуката. И жаль, что Истома теперь знает Ласло в лицо. Вряд ли, конечно, они встретятся в Московии, даже если русский останется в живых, но всё равно — плохо. Но он не останется в живых, уж об этом брат Гийом позаботится! Хорошо, что он захватил из Рима много золота.

Рано утром из Любекского порта вышла галера с шестнадцатью вёслами по каждому борту. Она уносила всего двух пассажиров — брата Гийома и Ласло. Спустя несколько часов после выхода, когда судно шло, имея по левому борту Зеландию — остров, на котором стояла столица Датского королевства, брат Гийом спросил капитана, низкорослого и широкого в плечах, почти квадратного немца, не помешает ли им в пути плохая погода, и тот, внимательно поглядев на небо, заявил:

— Безветрие продлится дня три, не меньше. А может, больше.

Иезуит успокоился: торговая флотилия, на которой поплывёт Истома, состояла из холька и шести коггов [130]. А эти суда, имея только парусное снаряжение, в безветренную погоду совершенно не могли состязаться в скорости с галерами. Они не могли даже выйти из порта! У него есть время, чтобы подготовиться к встрече с Истомой на море.

Впрочем, он сам ни с кем встречаться не будет, об Истоме позаботятся и без него.

Брат Гийом подумал, что если бы он знал о предстоящем штиле и невозможности парусников выйти из порта, то ему следовало бы остаться на берегу и ещё раз попытаться убить русского. Хотя, возможно, он из осторожности будет ночевать на борту судна, и тогда добраться до него всё равно не удастся.

Галера между тем, пройдя южную оконечность Скандинавского полуострова, стала забирать севернее: там, на северо-востоке острова Эланд, на берегу, изрезанном многочисленными удобными бухтами, стояли суда и жили люди, которые и исполнят волю Святого престола. И совершенно безразлично, что они являются еретиками-лютеранами. Брат Гийом знал кое-кого из этих людей — давным-давно, ещё до того, как он впервые побывал в Московском царстве. И их многое связывало, а уж за деньги они сделают что угодно. И не забываем, что цель оправдывает средства…