Аркадий Макаров - Не взывай к справедливости Господа
3
В солдатский туалет, где скучал рядовой Назаров, вошли двое.
Один был «степняк», а другой, крепкий, пружинистый малый с ефрейторской лычкой на погоне, ласково улыбающийся Кириллу, как старому знакомому.
Сначала показалось, что это он вчера сунул Назарову при обмене «неглядя» простую немецкую штамповку вместо настоящих часов.
Но это не он.
Тот был поменьше ростом, в «дембельном» парадном кителе с галунами и медалями неизвестно за что на всю грудь, а этот «качок», в простой хэбешной выгоревшей на солнце гимнастёрке и мятой пилотке на стриженой под «ноль» голове, но с грудью колесом, как у свадебного голубя.
«Степняк», молча, вроде ничего не замечая, расстегнул на ходу «форточку» и сразу устремился к писсуару.
– Боец, – сказал ефрейтор, дружелюбно взглянув на Кирилла, потом заботливо поправил у него на погоне эмблему, – приказ выполняют не рассуждая. Да?
Кирилл хотел что-то ответить, защитить себя от несправедливого на его взгляд наказания, но тупая и резкая боль, вошедшая в печень, не дала ему времени вымолвить ни слова. Он задохнулся так, что вместо слов у него из горла только и вырвалось продолжительное – «кыыы!»
Ефрейтор заботливо попридержал его за плечи, пока солдат снова не вздохнул.
Прапорщик, как стоял спиной к ним, так и остался стоять, безучастно задрав голову к потолку, делая своё извечное дело.
– Ну, вот и всё! Договорились! Марш за мной на полосу препятствий! – Ефрейтор прикоснулся двумя пальцами к пилотке и, пританцовывая, пошёл на выход.
– До конца дня в распоряжение ефрейтора Быкова шагом марш! – оторвался от стойки прапор и тоже, вроде ничего не случилось, покачиваясь, последовал в расположение казармы.
Назарову ничего не оставалось делать, как направиться вслед за ефрейтором на бетонный плац.
Полоса препятствий для солдат, это всё равно, как барьер для скакуна. Ошибся – соскочил. Или того хуже – ребра пересчитал на виражах.
На выносливость Кирилл никогда не жаловался, даже тогда, когда днями махал пудовой кувалдой на высоте десятков метров, подгоняя стыки конструкций под сварку.
Но здесь он вынужден был уступить ефрейтору, и попросить роздыха после нескольких кругов по полосе.
– Ладно, – смягчился новоявленный командир, – теперь займёмся строевой подготовкой. – Кругом! На плац шагом марш! Левой! Левой! Левой! Выше ногу! Раз-два-три! Раз-два-три!
Плетью обуха не перешибить.
Как ни старался рядовой Назаров «тянуть носок», как учили по строевой подготовке, как ни чеканил шаг при развороте, ефрейтор недовольно командовал – «Отставить!», и всё начиналось сначала.
Его спас обеденный перерыв, а то бы Кирилл, обессилив, или упал прямо на бетонный плац, или сорвался бы в драке, в которой перевес явно был бы не в его пользу.
После обеда прапор участливо поинтересовался у Кирилла; будет ли он сейчас заниматься строевой подготовкой или сразу приступит к уборке туалета?
В армии умеют каждого ставить на своё место.
Так когда-то в сельской местности приучали непокорного вола – или будешь ходить в ярме, или отправим на бойню. В летнюю знойную пору запрягали его в тяжёлые зимние сани, груженные кирпичом или бетонными плитами, и гоняли обочь деревни, пока вол, обливаясь тягучей слюной, не упадёт на колени. Тогда – всё! Тише воды будет такой строптивец.
Методы и способы очень похожие: не хочешь – заставим, не умеешь – научим; сломить волю каждого, дабы подчинить воле одного командира, иначе будет не армия, а сплошное своеволие, или самая настоящая самоволка, если по армейским понятиям.
Кирилл Назаров, солдат-первогодок, понявший неотвратимый закон подчинения, обречённо вздохнув, принялся за ненавистную работу, успокаивая себя тем, что на службе уборщиц нет, и кто-то всё равно должен выполнить это дело.
Труд не очень обременительный, но выдержки требует неимоверной.
В конце дня в туалет снова заглянул тот же ефрейтор. Постоял у писсуара, потряс горстью и, повернувшись, как ни в чём не бывало, спросил у Кирилла:
– Сигарету дай, а то спички дома забыл!
Кирилл как раз заканчивал уборку: полил из шланга кафель на полу и теперь сгонял шваброй проточную воду к сливному отверстию.
Всё было чисто, и в открытое Назаровым окно, рвался уже по-зимнему холодный воздух с улицы.
Теперь Кирилл, не ставя себя в разряд обиженных, на равных спокойно протянул ефрейтору сигарету, последнюю из своих старых запасов.
– А ты чего не закуриваешь? – Ефрейтор щёлкнул замысловатой зажигалкой перед самым лицом Кирилла.
– Курево кончилось!
– А-а… – протянул ефрейтор и достал хрустящую целлофаном пачку местных немецких сигарет «Casino». – Дыми пока я добрый!
Общение в мужских компаниях с себе подобными, приучило Назарова не обращать внимания на детали, а отмечать главное.
Теперь главным являлось то, что он уже принят в солдатское братство, несмотря на то, что несколько часов назад готов был к смертельной схватке и с этим ефрейтором, и с тем «степняком», который обременил начало его службы в дивизионе гнусными нарядами и жёстким обращением.
– Откуда, землячок? – дружелюбно спросил ефрейтор.
– Из Тамбова!
– А что? Есть такой город в Союзе? – лукаво подначил Назарова ефрейтор.
– Был, пока я в нём жил! – в тон ему ответил Кирилл. – А ты откуда?
– Из-под Тулы! – то ли в насмешку, то ли всерьёз сказал ефрейтор.
А! – неопределённо проронил Кирилл, не вдаваясь в подробности.
Сигарета немецкой выделки была слабой на затяжку, с привкусом жжёной бумаги, от неё только горько першило в горле, и Назаров выбросил окурок в толчок:
– Во, дрянь какая!
– Во-во! Я тоже так говорю! Говно!
– А чего же ты куришь такие?
– Для форсу! Скоро будут выдавать нашу родную махру, вот тогда и накурим шею до мосла!
В туалет зашёл «степняк», бегло взглянул на Кириллову работу и отправил Кирилла «приводить свой вид в надлежащий порядок»:
– Завтра построение по батареям согласно штатным воинским учётным специальностям, – объявил он. – Готовься по всей форме!
Кирилл облегчённо вздохнул. Кончилось его наказание. Завтра он уже не будет в подчинении этого косопузого и косоглазого прапора.
4
Ракетный дивизион в самом центре Европы – подразделение малочисленное, тихое, совсем незаметное для жителей немецкого городка, но по существу своему опасное и более чем грозное.
За его бетонным забором, окружённым спиральной, рвущей тело проволокой с игривым названием «Егоза», таилось оружие неправдоподобной сокрушительной силы. Оно до срока Апокалипсиса скрывалось в ничем не приметных остроносых, как заточенные карандаши, стальных тёмно-зелёных конусных головках.
Три батареи этого дивизиона могли перекрыть всю Западную Европу вплоть до Англии своей огневой мощью.
За давностью лет я не выдам никакого секрета, сказав, что каждая батарея во время вооруженного конфликта должна была выпустить со своих, заранее оговорённых огневых позиций по одной ракете и тут же успеть рассредоточиться и войти в пехотные соединения уже, как простые пехотинцы.
Одна батарея – один тягач с одной боевой ракетой.
Мобильная пусковая установка рассчитана только на один пуск; стартовый стол сгорает, а тягач может служить, как простое транспортное средство, если его не успеет спалить реактивная струя.
Вот такие, несколько примитивные, но не менее сатанинские приспособления, чем сейчас, служили стране защитой от любого самого коварного противника во времена службы Кирюши Назарова.
Пуски ракет подготавливали: геодезисты, «огневой» взвод, заправщики топливом и вычислители. Вычислители были живыми счётными машинами, которые, используя множество вводимых поправок, рассчитывали траекторию ракеты до момента подрыва ядерной боеголовки.
Служба тихая, но муторная.
Расчёты, чтобы не допустить роковой ошибки, велись попарно. На каждую ракету – два вычислителя. А после всех расчётов данные усреднялись до третьего знака после запятой и вводились в интегратор ракеты.
Вот к такой службе и был приставлен в меру своих способностей рядовой Кирилл Назаров – оплот социализма впереди пограничных застав.
Ему повезло. Командир группы вычислителей был молодой, свойский парень, недавно окончивший институт и призванный, как и Назаров, на срочную службу. В звании лейтенанта он был достаточно интеллигентен для офицера.
Таких, тихих и гражданских по сути своей, сослуживцы обычно называют презрительно – «пинджак».
Фамилия лейтенанта была до слезы на глазу гражданской и мирной – Миролюбов.
Старшие офицеры части почти что в лицо над ним подсмеивались. При встречах, как простого солдата, заставляли отдавать честь, писать рапорты на незначительные проступки его подчинённых, которые тоже не выделялись боевой выправкой, но были всегда на виду у начальства из-за своей малочисленности.
