Золото Кёльна - Шир Петра

— Я ненадолго, — сказал он, встретившись с ней взглядом. — Мне нужно быть в школе фехтования сразу же после вечерни, — он слегка улыбнулся. — Я должен выплатить долг.

— Долг? У вас что, дуэль? — удивилась Алейдис.

— Нет, я даю урок!

— Кто взыскивает долги уроками фехтования?

Улыбка на его лице расплылась до ушей.

— Ленц.

Она на мгновение задумалась, не разыгрывает ли он ее, но блеск в его глазах свидетельствовал о том, что, несмотря на идиотскую ухмылку, он говорит вполне серьезно.

— Оставьте бедного мальчика в покое!

Винценц продолжал ухмыляться так открыто и обезоруживающе, что она чуть не забылась и не ответила тем же.

— Ленц уже давно находится у меня в услужении, госпожа Алейдис. И достиг значительных высот в фехтовании коротким мечом.

— Вы что, вложили в руку ребенка меч? — всплеснула руками Алейдис.

— Пока что деревянный. Но сегодня он погребо-вал, чтобы я заменил его на настоящий.

Ван Клеве непринужденно устроился в удобном кресле.

— И все это время, пока он находится у вас в услужении, вы посылали его шпионить за мной?

Самодовольное выражение лица судьи настолько взбесило ее, что все попытки улыбнуться в ответ были мгновенно забыты.

— С чего бы мне это делать? — снова посерьезнел Винценц. — Нет, присматривать за вами я поручил ему совсем недавно. Кстати, вы ему очень нравитесь и ему не по душе это задание. Если бы я не уступил его требованию дать пофехтовать настоящим мечом, он бы отказался следить за вами.

Она возмущенно фыркнула.

— Посмейте только не выполнить свое обещание.

— Я думал, вам будет неприятно, что я вложу меч в руку ребенка.

— Да, но это не повод лишать мальчика обещан ного вознаграждения за его услуги. Ему всего десять лет!

— Я знаю.

— Позаботьтесь о нем.

Он усмехнулся.

— Вы очень любите малыша.

— Он ужасная заноза в заднице.

— Но воли и выдержки ему не занимать, — заметил ван Клеве.

— На днях они с Урзель подрались на улице пря-мо перед домом.

— Что? — поднял бровь ван Клеве и тут же расхохотался: — И кто победил?

— Никто.

— Так вы успели их разнять?

— А вы хотите сказать, что я должна была позволить им делать, что им вздумается, и опозорить этот дом? — возмутилась Алейдис.

— Честная драка еще никогда и никого не позорила.

— Девочки не дерутся с уличными шалопаями.

— Вам не кажется, что вы чересчур строги, госпожа Алейдис? Вы что, никогда не дрались в детстве?

— Нет.

— Не проказничали?

Она промолчала.

— Ясно. Но что же вы делали? Может быть, прятали вещи в отцовской конторе? Или ставили подножки клиентам?

— За кого вы меня принимаете? — возмущенно потрясла головой Алейдис, но затем вздохнула. — Я лазила по соседским вишням, — призналась она, непроизвольно коснувшись шрама на подбородке.

— И набивали вишнями живот, пока он не начинал болеть? — От ван Клеве не скрылось движение ее руки. — Этот шрам — напоминание о тех веселых днях?

Алейдис снова ничего не ответила.

— Вам стоит быть чуть более снисходительной, — добавил он.

— Хорошие девочки не валяются в грязи.

— Наверное, вы правы, но вы же сами сказали, что Ленц ужасная заноза в заднице. Возможно, он сумел допечь Урзель.

— Драка не выход, всегда есть другой путь.

Он засмеялся.

— А вы не преувеличиваете? Ну что могли натворить два ребенка такого нежного возраста? Выдрать друг у друга пару волос?

— О, они натворили достаточно. Все платье у Урзель было в пыли, да еще и порвалось в нескольких местах.

Винценц широко улыбнулся.

— Ну, значит, она была настойчива в своих попытках дать отпор. Возможно, вам стоит научить Ленца пользоваться мылом, иголкой и ниткой. Он бы смог возместить ущерб.

— А Урзель, по-вашему, нужно вручить короткий меч?

— Почему бы и нет? А вдруг ей понравится?

— Ваши взгляды на воспитание несколько экстравагантны, господин ван Клеве.

— Даже среди святых мучениц были те, кто защищал свою добродетель и веру силой оружия.

— Урзель не святая и уж точно не мученица. — Теперь ей самой пришлось сделать над собой усилие, чтобы не рассмеяться. — Насколько мне известно, большинство женщин-мучениц приняли смерть от меча, а не брались за него сами.

— Этого могло бы с ними не случиться, умей они обращаться с этим оружием.

— В таком случае они не стали бы святыми.

— Но прожили бы определенно дольше, — развел руками ван Клеве.

— Но вы бы, конечно, не стали учить фехтованию на мечах девушку? Что на это сказали бы люди?

— Меня не слишком волнует, что думают обо мне люди.

Он пробежался взглядом по кабинету.

— Возможно, однажды вы и сами захотите попробовать, госпожа Алейдис. Не обязательно сразу коротким мечом. Владение этим оружием требует определенной практики. Но вам не помешало бы научиться пользоваться кинжалом.

— Защищаться от врагов Николаи? — Улыбка на ее лице погасла.

— Женщина должна уметь защитить свою жизнь и честь. Не вечно же Зимон будет ходить за вами по пятам.

— Он всегда со мной, когда я выхожу из дома. Я не беру его, только когда иду в бегинаж, до которого тут пара шагов.

— И в этот момент кто-то может устроить засаду.

— Среди бела дня?

— Днем или ночью — неважно.

— На Глокенгассе днем всегда людно, в любом случае я всегда могу позвать на помощь.

Алейдис не успела и глазом моргнуть, как ван Клеве каким-то неуловимым движением выскользнул из кресла и оказался у нее за спиной. Она почувствовала, как его ладонь зажимает ей рот, а рука держит за талию так крепко, что она не может шелохнуться.

— А теперь попробуйте крикнуть, Алейдис, — прошептал он ей на ухо.

Широко раскрыв глаза, она попыталась раскрыть рот, но железная хватка судьи не давала ей ни единого шанса. Сердце заколотилось так, что готово было выскочить из груди. И не только потому, что ван Клеве напугал ее. Его теплое дыхание касалось уха и щеки, отчего внутри все сжималось от сладостной истомы.

— Вы бы умерли, даже не успев понять, чем именно вас убили.

Он отпустил ее так резко, что она схватилась за край стола, чтобы не упасть. Совершенно спокойный, он опустился в свое кресло и окинул ее многозначительным взглядом.

— Защита своей жизни должна быть одним из основных навыков каждого человека, будь то мужчина или женщина.

Немного пошатнувшись, она сделала усилие, чтобы выровнять дыхание.

— Боюсь, с такими взглядами вы не найдете понимания в обществе.

— Это прискорбно, но не должно помешать вам признать справедливость моих слов. — Он скрестил руки на груди. — Насколько я понимаю, допрос ваших слуг прошел без происшествий.

— Да. — Алейдис заставила себя собраться и сменить тему. — К сожалению, удалось узнать не так много нового.

— Этого следовало ожидать. Вряд ли убийца кто-то из ваших слуг, да и тех, кто мог бы быть сообщником убийцы, я среди них не нахожу.

— Благодарю, — она сдавленно откашлялась. Ее голос все еще дрожал.

— За что?

— Разумеется, это вы распорядились, чтобы шеффены не задавали моим людям каверзных вопросов и не слишком копались в тайных делах Николаи.

— С чего бы мне это делать? — удивился ван Клеве.

Алейдис только пожала плечами.

— Я просто подумала, что…

— Хюссель и ван Кнейярт получили от меня инструкции провести допрос со всем тщанием. Если они проявили чрезмерную снисходительность, то не ради того, чтобы оказать услугу вам, а, вероятно, лишь потому, что хотели защитить самих себя.

— Защитить себя от чего?

— От любых подозрений, что они сами могут быть хоть отдаленно вовлечены в паутину Николаи. Что в той или иной степени соответствует истине. Хюссель сам проговорился, что, выбирая мастера для сына, он предпочел вашего мужа своему доброму другу Роберту де Пьяченце. А теперь, когда Николаи умер, он хочет это исправить. Что касается Рихвина ван Кнейярта, он всегда принимал сторону тех, кто имел наибольшие шансы на победу. Он уже несколько лет ходит в шеффенах.