Александр Юрченко - Фёдор Курицын. Повесть о Дракуле
В родительском доме держали соколов. Охоту вели в десяти верстах, возле оврага, который местные жители называли «чашей», вернее «сходненской чашей», по названию реки Сходня. Туда и держали сейчас путь.
– Поппель смеялся, мол, нет у нас соколиной охоты, балов и рыцарских турниров, – говорил младший брат старшему. – Взять бы его с собой, подивился бы нашим просторам и лесам. Тогда вмиг переменилось бы его мнение! А какие девки у нас! Жаль, негде являть им красу свою. Сидят под замком в теремах, что те куры-наседки. Прав Поппель в этом. Балы были бы весьма кстати.
– Смотрю на тебя и диву даюсь, – улыбнулся Курицын – старший. – Пишешь о церковных законах, а в голове – девки.
– Одно другому не мешает, – обиделся Иван-Волк. – Ты ведь тоже был молодым.
Фёдор промолчал. Как быстро летит время. Вот и его чуть не в старики записали.
– Смотри, вон дед у реки сидит, – Иван-Волк указал рукой в направлении Сходни. – Давай спросим о его житье-бытье.
Братья пришпорили коней и повернули к реке, возле деда спешились.
– О, да он рыбу боярскую ловит, – шепнул брату Иван-Волк.
– Бог в помощь, дедушка, – обратился к старику.
– Благодарствую. Хвала Господу! – старик поднялся и испуганно заморгал глазами.
– Как звать тебя, дед? – спросил Фёдор Курицын.
– Кондратом. А вы, случаем, не Тушина-боярина люди?
– Нет, мы не тушинские.
– А чьи будете?
– Мы курицынские. Можешь не бояться.
– А чего мне бояться? – Дед переминался с ноги на ногу.
Фёдор Курицын спустился к реке и заглянул в сеть.
– Негусто пока. А боярин разрешил рыбу ловить?
Дед опустил голову.
– Что же ты, Кондрат? Наказать ведь могут.
Курицын с сожалением покачал головой.
– Куда деваться? Не пахали, ни сеяли. Есть нечего.
– А что так?
– Да, сказывают, конец света совсем близко.
– А кто сказывает? – поинтересовался Курицын.
– Отец Пахомий из монастыря Свято-Спасского да боярин наш Тушин. В нашей деревне никто не сеял. Люди на грибы да коренья перешли. Запасы то старые истощились.
– А на огороде сажали чего-нибудь? – полюбопытствовал Иван-Волк.
– Чево? – переспросил Кондратий.
– Ну, морковь, репу, огурцы, – разъяснил младший Курицын.
Дед виновато развёл руками и потряс седовласой головой.
– Сажали, батюшка. Этого добра хватает. Жёны у нас упрямые. Любят копаться в огороде. Да нешто этим проживёшь? Хлеба совсем не стало.
Фёдор Курицын вынул из кармана несколько медных монет и протянул деду.
– Вот возьми, Кондрат, купи хлеба да помолись Господу о нашем здравии.
– Благодарствую, – старик отвесил глубокий поклон.
– Отцу Пахомию передай, что конца света не будет, – продолжал Курицын – старший.
– Как не будет? Совсем? – лицо старика приняло по-детски беспомощное и обиженное выражение, из глаз его чуть не брызнули слёзы. – А отец Пахомий говорил, что птицы не будут гнёзда вить и звери детёнышей рожать.
– Врёт твой отец Пахомий, – нахмурился Фёдор Васильевич.
– Нешто врёт? – старик испуганно перекрестился.
– Так ты передай ему и всем в деревне скажи, чтобы не боялись, жили на полную силу. От кореньев проку мало. Правда, одна польза есть, – Курицын улыбнулся. – Земля на пару постоит, отдохнёт от земледельцев.
Лицо Кондратия расплылось в благодарной улыбке. Хоть одно одобрение в действиях получил от незнакомца.
– А от кого передать? – переспросил на всякий случай.
– Скажешь, от государева дьяка Фёдора Курицына.
Братья сели на коней и, перескочив реку, направились дальше.
– Эй, Кондрат, – закричал издалека Курицын. – Сетку убери. Не ровен час, боярин узнает – несдобровать тебе.
Какое-то время ехали молча. Солнце уже взошло высоко, освещая ровным светом панораму «сходненской чаши»: то тут, то там по бокам её широкого амфитеатра вырывались на волю отдельно стоящие невысокие деревья – ветра здесь дули сильнее обычного, а так, весь пологий подъём её, начиная от впадины, в которой, сверкая излучиной, веселилась река, заканчивая верхним краем, сливавшимся с горизонтом, сплошь и рядом был отдан на откуп кустарнику – он, вперемежку с цветами, был господином этой местности. Только и разгуляться здесь с соколами! Да на Руси эта забава ещё не возымела места в полной мере. Братья Курицыны были в ней первопроходцами.
– Как жить теперь крестьянам? – нарушил молчание Иван-Волк, вконец обескураженный общением с дедом Кондратом. – Верят каждому слову, а мнят себя хитрецами, готовыми обмануть кого угодно, когда угодно и где угодно. На что уж в Ливонии смерды забитые, но в россказни мало веруют, на себя больше полагаются, чем на господ своих или епископов. В каждом простом доме есть уголок, где вместо распятия приметы старых Богов сохраняются.
– Хотел поговорить о житье-бытье, вот и пожинай плоды, – усмехнулся Курицын.
– А ведь должны ещё платить боярину Тушину за землю, – продолжал сокрушаться Иван-Волк.
– Не переживай, – успокоил брата Фёдор. – Придёт Юрьев день, выберут себе другого боярина. Начнут жизнь сызнова. Распашут новые угодья. А кто похитрее, найдёт в глухом лесу поляну, повыкорчёвывает деревья, да там и засеет пшеницей. Глядишь, не заметят новые хозяева, так с этой земли ничего платить не надо. Вот и заначка будет. Я, брат, другое скажу. Вот застанет Тушин Кондратия за ловлей, плетьми отстегает. А монастыри наши возами рыбу с Ладоги и Прионежья возят, так им ничего.
– Так им разрешение на это даётся, – возразил Иван-Волк.
– То-то и оно, а кто мужику разрешение даст?
Вопрос Курицына – старшего повис в воздухе.
– Ну, пора соколов выпускать, – Фёдор взглянул на небо. – Пока тучки солнышко не закрыли.
Братья сняли с сёдел мешки с крупно прорезанными отверстиями. В них отдыхали два крупных сокола – потаённое оружие, нёсшее погибель и пернатым, и мелким грызунам, и зайцам, и куницам. Фёдор Курицын привёз соколиную пару из турецкого плена, пестовал и кормил диковинных птиц, пока не принесли потомства. Редкий случай – не любит эта птица продолжать род в неволе. Сейчас свой норов должны были показать внучатые племянники этой любвеобильной пары.
Фёдор надел на левую руку замшевую перчатку, вынул из мешка сокола по кличке «Ванька», снял с головы его платок и взял красавца за когтистые лапки. Брат повторил ту же процедуру.
– Ну, с Богом, – крикнул Курицын, и братья подкинули птиц вверх… Соколята замахали крыльями, быстро набирая высоту, да так резво, что уже через мгновение парили высоко в небе, превратившись в две чёрные точки, едва доступные глазу.
– Как думаешь, получится? Ведь первая охота у них, – промолвил Иван-Волк, всматриваясь в воздушное пространство и прикрывая глаза рукой.
– Не сомневайся, – ответил Фёдор. – Почём зря отец их зайчатиной кормил?
Он тоже внимательно всматривался в небо и вдруг, неожиданно для младшего брата, рассмеялся.
– Ты, что? – изумился Иван-Волк.
– Подожди, – продолжал смеяться старший, размахивая рукой.
– Ну, скажи, скажи, – настаивал младший.
– Да вспомнил беседу двух монахов в Кирилло-Белозерском монастыре. Читал один из них сборник старца Кирилла, основателя монастыря: «Земля это желток в середине яйца, а небо и воздух – белок и скорлупа этого яйца. Земля, словно некое перо, носится в середине». Вот я и думаю, так что же всё же земля – желток или перо?
– И что же? – засмеялся в ответ брат.
– Смотрю на соколов, думаю, всё же – перо, – ответил Фёдор вполне серьёзным голосом.
– Ой, не упустить бы добычу, – закричал Иван-Волк, тыча пальцем в небо. Один из соколов, приметив жертву и сложив крылья, камнем падал вниз.
– Это мой! – воскликнул он и поскакал во весь опор.
– Не уверен, – возразил Фёдор и, натянув поводья, ударил пятками по бокам своей резвой кобылы. Началось состязание в скорости передвижения, которое, кажется, выигрывал старший. Делали они это ненапрасно, ибо второй сокол, последовав примеру первого, летел вниз с резвостью падающей звезды.
Скоро младший брат нашёл в густой траве своего питомца – его лапка в знак отличия была перевязана красной тряпицей. Клюв птицы вонзился в холку средних размеров зайца, а когти цепко впились в серую бархатную спину.
– Что я говорил, – радостно закричал он.
– А я что говорил? – засмеялся в ответ Фёдор, нашедший своего помощника шагах в ста от пернатого собрата его.
