Александр Кравчук - Нерон
Одним из них был Коссуциан Капитон, недавний наместник Киликии в Малой Азии. Ровно десять лет назад, когда при Клавдии в сенате рассматривался проект об отмене адвокатских гонораров, двое крайне резко выступили против этого: Коссуциан и Суиллий. Они возражали потому, что сами нажили состояние на грязных адвокатских и судебных махинациях. Несмотря на это, проект, поддержанный большинством сенаторов, был утвержден, и сразу же в начале царствования Нерона, как мы помним, это решение еще более ужесточили. В сенате все были настроены по отношению к Коссуциану по меньшей мере недоброжелательно. Вымогательства и злоупотребления, какие он допустил в Киликии, были явными и возмутительными, обвинители же, хорошо чувствуя атмосферу, смело атаковали. Делегаты провинции нашли влиятельного защитника своего дела в лице Тразея Пэта. Этот бывший консул обладал большим авторитетом как человек безупречной честности. Коссуциана, ненавидимою издавна доносчика и посредника в самых грязных делах, сенаторы единодушно осудили. Из сената он был удален.
Если, однако, наместник, пусть явно виновный, был лицом более влиятельным, чем Коссуциан, дело могло приобрести неожиданный оборот. Это обнаружилось на примере Эприя Марцелла. Его обвинили почти одновременно с Коссуцианом в лихоимствах, совершенных в Ликии. Доказательства были убедительными, а Тразея, сторонник беспощадного правосудия, вновь бросил на весы свой авторитет. Несмотря на это, от Марцелла отвели все обвинения. Более того, его обвинителей отправили в изгнание как гнусных клеветников!
Такой поворот нетрудно было предугадать. Марцелл действительно являлся персоной значительной. Он родился в бедняцкой семье в Капуе. Благодаря собственным усилиям и незаурядным способностям он сколотил огромное состояние и получил высокие государственные должности. Считали, что его богатство достигает почти трёхсот миллионов! Должность претора он исполнял еще при Клавдии, правда, всего лишь один день, вследствие довольно зловещих обстоятельств. Клавдий тогда, 29 декабря 49 года, лишил преторской должности Юния Силана, бывшего жениха своей дочери Октавии, сделал он это в результате интриг Агриппины и Вителлия. Однако должность претора, хотя бы и однодневная, позволила Марцеллу позже стать наместником Ликии. Путем совершенных там мздоимств и злоупотреблений он увеличил свое состояние и без труда смог подкупить многих судей-сенаторов. Впрочем, и без того у него были чрезвычайно широкие знакомства среди очень влиятельных лиц. И что еще немаловажно: он славился как один из лучших римских ораторов. Не удивительно, что большинство сенаторов голосовало за оправдание Марцелла!
Однако сам факт привлечения к ответственности человека столь влиятельного доказывал, что император и его советники не собираются оставлять жителей провинции на произвол наместников. Знаменательно также и то, что разбирательства дел Коссуциана, Марцелла и других им подобных проводились публично перед сенатом, а не скрытно, в личных апартаментах императорского дворца. Это укрепляло веру в значение программных девизов нынешнего правительства: законность, открытость политической жизни, сотрудничество с сенатом, милосердие для всех.
Дело Помпонии Грецины
Еще в царствование Тиберия, в 19 году, произошло событие, которое одних огорчило, других позабавило, а всем вместе наглядно показало, сколь сильное влияние на воображение женщин оказывают восточные религиозные культы.
Паулина и Сатурнин были счастливой супружеской четой. Оба юные, красивые, из хороших семей, состоятельные, они жили — вещь в высших сферах тогдашнего Рима крайне редкая — дружно и добродетельно. Тщетно пытался добиться благосклонности Паулины некий богатый эквит[37] Деций Мунд. Напрасными оказались богатые подарки, обещание двухсот тысяч денариев за одну ночь. Паулина встретила это предложение с негодованием. Деций понял, что похоронил свои надежды навсегда. Влюбленный без памяти, он якобы уже носился с идеей о самоубийстве. Тогда-то вмешалась в это дело вольноотпущенница его отца, Ида. Она взялась за него, обещая успех, и всего лишь за 50 тысяч!
В дом к Паулине явился самый почитаемый из жрецов Исиды; юная жена Сатурнина была ревностной сторонницей этой египетской богини. Жрец попросил о беседе наедине с поклонницей. Разговор оказался действительно доверительного и необычайного свойства. Ибо бог Анубис, тронутый благочестием Паулины, одарил ее своим особым чувством и просил, чтобы вечером она прибыла в храм Исиды, где ее ждет общество божества и его ложе. Паулина приняла это приглашение с надлежащим покорством и глубоким удовлетворением, поспешив похвалиться перед подругами, что стала избранницей бога, а у мужа просила согласия на это. Сатурнин не колеблясь разрешил ей участвовать (как он это понимал) в ночном богослужении в честь экзотического божка. Жена в его глазах была вне всякого подозрения. В храме Паулина нашла изысканно сервированный стол и брачное ложе. Жрец погасил светильник и закрыл дверь. В полнейшем мраке к ложу приблизился бог Анубис в человеческом облике. Удалился он только на рассвете.
Через три дня Деций встретил Паулину. С миной триумфатора он заявил:
— Двести тысяч денариев у меня в кармане, а ты все равно стала моей! Деция ты отвергла, а Анубису отдалась.
Паулина призналась мужу в том, что на самом деле произошло. Тот тотчас же обратился к императору. Провели расследование. Жреца богини и вольноотпущенницу распяли на кресте. Деция отправили в изгнание, храм Исиды сровняли с землей, ее изваяние сбросили в Тибр.
В истории Рима это был первый случай шумной и кровавой расправы с чуждой религией. Наивно было бы полагать, что причина этого преследования — лишь забавное приключение Паулины. Культ Исиды уже издавна представлялся властям подозрительным, его пытались ограничить административными мерами.
Первый храм Исиды появился в Риме за какое-нибудь столетие до правления Тиберия, на закате республиканской эпохи. Число приверженцев богини быстро росло, на что вскоре обратил внимание сенат. В течение нескольких лет, с 59 по 48 год до нашей эры, четырежды постановляли разрушить храм Исиды, уничтожались и ее статуи в городе. Тщетно! Преследуемая религия возрождалась еще более окрепшей. Император Август вообще запретил сооружение каких-либо часовен египетских божеств в пределах Рима, его же советник Агриппа приказ этот распространил и на предместья столицы.
Не следует, однако, думать, что римляне в принципе были враждебно настроены по отношению к чуждым культам и богам. Наоборот. Они приняли их, и при этом официально, во всю историю республики эти религии существовали здесь в большом количестве, особенно пришедшие из Греции и Малой Азии. Откуда же такая подозрительность по отношению к египетской богине?
Родовитых римлян шокировала загадочность ее обрядов, их красочность, эмоциональность, пышность. В Риме почитали богов просто, серьезно, почти формально. А тем временем в храме Исиды во время некоторых торжеств устраивались театральные представления, в которых участвовали толпы верующих, выкрики и песни слышались во всех окрестных улицах. Тянулись к этому культу женщины, привлеченные красотой и богатым содержанием мифов о богине, которая в отчаянии разыскивает своего коварно убитого мужа Осириса, находит его и, радостная, возвращает к жизни. Массовое участие женщин в обрядах, часть которых была известна только посвященным, порождало слухи, что в храме устраиваются оргии.
Приверженцами Исиды вначале были почти исключительно люди низших слоев, рабы и вольноотпущенники, выходцы с Востока. Это породило опасение, что под видом тайных обрядов организуются тайные общества с антигосударственными целями.
Немаловажно было и то, что культ Исиды пришел из Египта, а в конце республиканской эпохи отношения с этой страной не всегда складывались по-дружески. Они совершенно испортились, когда египетская царица Клеопатра вовлекла в свои сети Антония. Октавиан, будущий император Август, сознательно сокрушал тогда все, что было египетским. А если еще учесть, что Клеопатра приказала представлять ее и чтить как новую Исиду!..
Растущую популярность египетского божества не способны были сокрушить никакие приказы. Культ Исиды воздействовал на воображение, отвечал чаяниям людей, измученных жизнью. Тем же, которые достигли высших ступеней посвящения, эта религия давала надежду вечного счастья после смерти.
Торжественные чествования и богослужения производили глубокое впечатление на всех верующих участников. Самый большой праздник приходился на конец октября и первые дни ноября. Вся община вспоминала тогда о скорби богини, которая потеряла мужа. В храме звучали траурные песни, молитвы, причитания. Но после трех дней грусти взмывал крик радости:
