Фиона Карнарвон - Леди Альмина и аббатство Даунтон
Удачное спасение эрла омрачила кончина Альфреда де Ротшильда всего три недели спустя. Старик, который с началом войны так и не обрел свою прежнюю joie de vivre[49], с годами дряхлел все больше. Он скончался 31 января после непродолжительной болезни. Альмина едва успела восстановить душевное спокойствие после того, как муж находился на волосок от смерти. Теперь она была потрясена. Леди Эвелин отправилась в Лондон, едва только услышав это известие, и обнаружила мать безудержно рыдающей у смертного одра Альфреда в Симор-плейс.
На следующий день Альфреда с большими почестями похоронили в Северном Лондоне на кладбище Объединенной синагоги в пригороде Уиллесден. Его исключительная щедрость и безграничная привязанность к семье обеспечили Альмине завидное положение любимой дочери, осыпанной всеми материальными благами, какие она только могла пожелать. Его потеря стала ужасным ударом, оказавшим глубокое воздействие на дальнейшую жизнь Альмины.
Альмина потеряла отца, едва спася мужа и переживая за сына, воевавшего на Среднем Востоке. Она опять с головой погрузилась в работу – это отвлекало лучше всего. Лорд Карнарвон оставался в Лондоне до марта, выздоравливая после операции и волнуясь за Порчи. Каждый раз, получая наспех написанное письмо от сына, отец бросался в дом Уинифрид за углом, чтобы прочитать его сестре. Карнарвон также нервничал из-за Обри, склонность которого голосовать в парламенте на стороне лейбористов сделала столь непопулярным в Консервативной партии, что он уехал из страны в Италию и Албанию, оставив Мэри справляться с непредвиденными последствиями его отъезда.
С континента поступали только плохие новости. По мнению Центральных держав, пришло время одержать верх, пока войска США не прибыли во Францию в достаточном количестве, чтобы обеспечить победу союзников. Генерал Людендорф запланировал весеннее наступление на Западном фронте и бросил в битву все последние силы. Были подготовлены семьсот пятьдесят тысяч человек, и 21 марта огромное количество артиллерийских снарядов ударило по английским позициям. Немецкая армия продвинулась на сорок километров, и англичане отступили к Амьену, отходя по полям Соммы, которые отвоевывали по дюйму в течение предыдущих трех лет. Только когда вновь сыграл свою роль характер местности и немецкая артиллерия увязла в грязи, наступление замедлилось. Английские подкрепления были отправлены в Амьен в двухэтажных красных автобусах, и обе армии остановились, чтобы оценить обстановку.
Это оказалось самым большим продвижением с 1914 года, но стало также концом господства фельдмаршала Хейга. Он был подчинен выдающемуся французскому генералу Фердинанду Фошу, а 26 марта генерала Фоша назначили главнокомандующим всеми союзными силами.
Немцы все еще продвигались, и 13 апреля Хейг поставил войска в известность, что «они приперты к стенке», призывая всех – до последнего солдата – «сражаться до конца». Каждый молился, чтобы армия США под командованием генерала Першинга вовремя развернулась, обеспечив силам союзников поддержку, в которой они столь отчаянно нуждались. Немцы потеряли по меньшей мере сто десять тысяч человек в битве при Лисе, а союзники даже больше. Но к концу апреля стало ясно, что силы немцев слишком растянуты и плохо снабжались. Англичане, невзирая на потерю земли, которую защищали годами, фактически уступили чуть больше грязевого болота. К 29 апреля грандиозное продвижение немцев вновь было остановлено. Чувствовалось, что исход войны непредсказуем из-за примерного равенства сил. Обе армии собрали всю свою мощь, призвали дополнительные резервы, и Людендорф решительно двинулся на французов к северу от Парижа, вдоль Эны, захватив их врасплох. Немецкая армия достигла реки Марны, и вдали уже виднелся Париж. Император Вильгельм воодушевился – немцы считали, что победа близка. Это воодушевление продержалось недолго.
Битва при Шато-Тьерри 18 июля стала одним из самых ожесточенных сражений на этой войне. Но теперь прибыли американские экспедиционные силы: сотни тысяч здоровых, хорошо отдохнувших мужчин. Это стало поворотным пунктом. Американские пулеметчики сражались бок о бок с французскими колониальными войсками из Сенегала и отогнали немцев. Наконец-то союзники перехватили инициативу.
Лето 1918 года принесло серию стратегических побед, но люди продолжали погибать, и госпиталь на Брейнстон-сквер был забит до предела. Майор Оливер Хопкинсон из полка Сифорд Хайлендерз был ранен в 1918 году во Франции в третий раз и, к своему облегчению, достаточно серьезно для эвакуации домой. Он умолял, чтобы его вернули в госпиталь леди Карнарвон. «Если бы Вы знали, какое значение это имело для меня в последний раз, когда я отправился во Францию, не сомневаясь, что, если буду ранен вновь, должен иметь шанс находиться под Вашей особой заботой…» – сообщал он Альмине, когда его выписали из госпиталя.
Альмина завязала тесную дружбу с некоторыми из возвратившихся мужчин и пригласила их в Хайклир, чтобы они завершили там свое выздоровление. Кеннет Харборд служил в Королевском военно-воздушном корпусе и в 1916 году провел месяц на Брейнстон-сквер. Выжившим английским летчикам невероятно везло в Первой мировой войне, ибо их в отличие от немецких противников не снабжали парашютами. Если самолет получал повреждение, им оставалось лишь успешно посадить его. Многие из пилотов пострадали от ужасных ожогов, поскольку самолеты загорались при падении, а люди не могли выпрыгнуть с парашютом. Кеннет Харборд пережил этот ужасный выбор Хобсона[50] не единожды. Он попросил вернуть его в строй после первой аварийной посадки и выздоровления, но его опять сбили, и к концу 1917 года летчик вернулся в госпиталь Альмины. Он вновь поправился, и Альмина, на которую произвела глубокое впечатление его храбрость, пригласила его провести уик-энд с лордом Карнарвоном в Хайклире.
Естественно, Альмина думала, что это пойдет на пользу Кеннету Харборду, но беспокоилась и о своем муже. Он пережил несколько ужасных месяцев, и следовало подбодрить его в хорошей компании. Его друг детства, принц Виктор Далип Сингх, в июне скончался от сердечного приступа в Монте-Карло. Виктор всю свою жизнь был неумеренным едоком, а к ее концу стал болезненно тучным. Лорд Карнарвон совершенно пал духом. Он также гневался на Обри, по вине которого имя Карнарвонов оказалось замешано в судебном деле о клевете.
Самому эрлу довелось общаться с ответчиком по этому громкому делу только случайно, всего минут десять, но Обри, совершенно не разбирающийся в людях, довольно опрометчиво приглашал его в Пикстон. Судебное дело касалось бредовой американской эксцентрической и лживой поэмы «Культ клитора». Проводимый под председательством судьи Дарлинга процесс превратился в фарс, обожаемый прессой. Летом, когда дело дошло до рассмотрения в суде, Обри опять уехал за границу, возглавляя английскую адриатическую миссию и координируя спецразведку в Риме. Его место на время отсутствия пришлось занять брату, поскольку газеты раскопали всех, имевших хоть какое-то отношение к ответчику. Карнарвон вынужден был дать указания сэру Эдварду Маршаллу, королевскому адвокату; Обри же отказался возвращаться, и лорд пытался забыть об этом деле.
Кеннета Харборда, оказавшегося на редкость приятным компаньоном, приглашали в Хайклир несколько раз. Естественно, Карнарвон разделял страсть Харборда к воздухоплаванию. Он пригласил еще одного гостя, своего давнего друга, принять участие в их разговорах об аэропланах и воздушной разведке. Джон Мур-Брабазон был первым англичанином, совершившим полет, хотя и на французском летательном аппарате, и в августе 1914 года вступил в Королевский военно-воздушный корпус. Познания лорда Карнарвона в области фотографии получили высокую оценку, и он во время войны обсуждал вопросы разведки с Мур-Брабазоном. К тому моменту, как союзники начали свое Стодневное наступление, собственно говоря, и положившее конец конфликту, Королевский военно-воздушный корпус объединился с Королевской морской военно-воздушной службой, образовав Королевские военно-воздушные силы, сыгравшие решающую роль в разведке.
Немцы полагали, что большие потери, понесенные союзниками в 1917 году, воспрепятствуют крупному наступлению англичан и французов в 1918-м. Немцы понимали, что должны нанести удар перед прибытием подкрепления в лице американских войск, причем преобладало мнение, что в Европе не ожидается достаточного количества американских сил до начала 1919 года. Поэтому деятельность союзников в 1918 году должна была ограничиться отпором запланированного вражеского продвижения. Американцы не хотели вливать свои подразделения во французские и английские батальоны, выжидая, когда на французскую землю выгрузится независимая американская армия, что раздражало союзников. События быстро положили конец препирательствам, и прогнозы относительно прибытия американских сил оказалась ошибочными.
