Фиона Карнарвон - Леди Альмина и аббатство Даунтон
Душеприказчиком по завещанию Альфреда был выдающийся адвокат сэр Эдвард Маршалл Холл, решивший стоять на своем и не подчиняться властному требованию Альмины. Леди Карнарвон продала все картины, невзирая на просьбу Альфреда не делать этого, и ей пришлось самой уплатить за них налог. Альмина была вынуждена пойти на эту небольшую уловку, дабы приноровиться к новой реальности без любимого благодетеля.
Приспособление к новой реальности было задачей всего народа в январе 1919 года. Элси, вдовствующей графине Карнарвон, в 1919-м исполнилось шестьдесят три года, но она с присущей ей несокрушимой энергией твердо намеревалась внести свой вклад в улучшение жизни воевавших. Она стала вице-председателем «Общества голосовой терапии», разрабатывавшего современное лечение речи. Целью было восстановление способности нормально говорить тысячам бывших солдат, пытавшихся совладать с инвалидностью. Многие из них страдали от контузии, а также амнезии и приступов паники; они либо заикались, либо вообще онемели. Элси раздобыла деньги и организовала рекламную кампанию. Она собиралась также использовать музыку и пение, чтобы помочь пациентам более эффективно дышать, расслабляться и веселиться. Она основала «Королевские хоры», чрезвычайно успешные для улучшения речи пациентов, так что те смогли вернуться к общественной жизни и искать работу. У некоторых прорезалась страсть к пению, и они получали индивидуальные уроки; другие изучали испанский язык. Один человек с заиканием вылечился настолько хорошо, что Элси нашла для него место садовника в имении неподалеку от Хайклира. На концерте в Ланкашире работника с мельницы спросили о его ранении. Он ответил: «Я потерял ногу и голос, но теперь голос вернулся, так что нога не имеет значения!»
Альмина сворачивала госпиталь, но перед его официальным закрытием 15 февраля 1919 года ее, бригаду медиков, сестер милосердия и последних нескольких пациентов вновь почтил своим визитом принц Артур, герцог Коннаутский. Он был настолько потрясен и тронут увиденным во время предыдущего посещения, что лично явился поблагодарить персонал за проделанную работу.
Закрытие госпиталя, безусловно, было поводом для благодарности, но оказалось весьма мучительно покидать это место, так прочно сплотившее стольких людей. Как выразился Кеннет Уитхэм Уигнэлл, один из последних обитателей: «Расставание с домом № 48 было просто душераздирающим. Я уверен, что, если бы не весь этот великолепный уход и мастерство… я бы лишился и единственной оставшейся ноги». Продолжали лавиной идти письма от пациентов и их родственников. Лизи Хупер написала дрожащей рукой послание, чтобы поблагодарить леди Карнарвон за все, что она сделала для ее двух сыновей. «Я в неоплатном долгу перед Вами за весь тот уход и заботу, которые они получили».
Альмина письменно поблагодарила всех хирургов, с которыми работала эти четыре с половиной года. Многим из них она послала подарки – серебряные чайницы с выгравированными на них именами и датами службы – память об их пребывании в Хайклире и на Брейнстон-сквер. Гектор Макензи в ответ выразил признательность леди Карнарвон за ее поддержку и вселенную в его коллег уверенность, что они делают все возможное: «Я смотрел на Вас, как на ангела, радуясь, когда Ваши усилия увенчивались успехом, надеясь, невзирая ни на что, борясь даже в безнадежных случаях и предаваясь горю, когда все Ваши усилия оказывались тщетными».
В течение Первой мировой войны великое множество людей подобно Альмине обеспечивали медицинское обслуживание, в котором ощущалась такая нужда. Она слишком хорошо осознавала, что не смогла бы сделать этого без своих докторов и сестер милосердия. Конечно, признание за эти усилия было приятным, и Альмина, несомненно, ценила его, но бесконечные акты доброты – личное посещение похорон, исключительное внимание к малейшим деталям, создававшим у пациента ощущение, что он является гостем дома, желание сесть рядом и лично наложить повязку на гангренозный обрубок – являлись движениями ее души без ожидания получить что-то взамен.
Сочетание щедрости и энергии Альмины в работе в госпитале, обеспечившее значительные достижения, было замечено самыми высокими властями. Сэр Роберт Джоунс, инспектор военных госпиталей, писал ей 28 января, выражая личную благодарность:
«Я всегда смотрел на Вас, как на одно из открытий войны. Вы с такой необычной живостью посвятили себя помощи нашим раненым солдатам, и я уверен, что народ чрезвычайно благодарен Вам за все это. У меня навсегда останутся самые приятные воспоминания о Хайклире, чудесном пребывании там, выпавшем нашим офицерам, и особенно о том самопожертвовании, с которым Вы бросились за их умственное и физическое благополучие».
Посвятив несколько лет здоровью других, Альмина отчаянно нуждалась в отдыхе. В феврале, когда последний пациент был отправлен на реабилитацию, а последняя сестра милосердия нашла себе другое место работы, Альмина впервые с 1915 года уехала в Египет. Лорд Карнарвон был вне себя от восторга и страстно стремился присоединиться к Говарду Картеру для возобновления их работы. Той зимой в Лондоне было на редкость холодно, шел снег и дули ледяные ветры, что и послужило дополнительным толчком для отъезда.
Карнарвоны прибыли в Булонь и сели на поезд до Парижа. Франция была охвачена горячим стремлением привести страну в порядок. В Версале делегации воевавших государств до мельчайших деталей прорабатывали политические последствия войны. По Северной Франции и Бельгии на военных кладбищах хоронили погибших.
Чета Карнарвонов сделала остановку в Париже, чтобы навестить Обри. Тот срочно примчался туда, получив известие, что его большой друг, полковник сэр Марк Сайкс, являвшийся членом английской делегации на мирных переговорах, умирает от инфлюэнцы. Сэр Марк, навестивший Альмину в первые дни войны с сообщением, что Обри погиб, скончался 16 февраля в возрасте тридцати девяти лет. Именно он являлся создателем Арабского бюро, чья деятельность была направлена «на гармонизацию английской политической деятельности на Ближнем Востоке». Как Обри, так и Т.Э. Лоуренс служили в этом бюро, и все трое проводили уик-энды в Хайклире и Пикстоне, обсуждая будущее политики на Среднем Востоке за портвейном и сигарами. Сэр Марк старательно проталкивал вопросы как арабского национализма, так и сионизма в повестке дня Версальской конференции, когда болезнь подкосила его. Обри привела в ужас смерть друга после окончания боевых действий. Когда он сам свалился с инфлюэнцей, они с женой Мэри решили на зиму уехать в Италию, чтобы Обри смог поправиться.
Супружеская чета провела три месяца в доме, приобретенном отцом Обри, четвертым эрлом, в 1882 году и на итальянском языке названном в честь Хайклира «Альта Кьяра». Вилла располагалась на утесе, возвышавшемся над бухтой Портофино, и из нее открывался великолепный вид на Средиземное море. Она представляла собой, возможно, наиболее романтичное и умиротворяющее место для успокоения духа и восстановления сил.
Карнарвоны отправились в Марсель, а оттуда через Бизерту в Тунисе отплыли в Александрию. Война завершилась лишь четыре месяца назад, что сильно сказывалось на путешествиях, ибо влекло за собой потенциально трагические последствия. Судно Карнарвонов, ранее использовавшееся для транспортировки больных и раненых, не было должным образом продезинфицировано перед возвращением к гражданским перевозкам. Люди, желавшие вернуться к нормальному образу жизни, неизбежно выбирали кратчайший путь. В данном случае условия были настолько антисанитарными, что несколько пассажиров умерли от инфекции, подхваченной на борту. Альмина только что выздоровела от «испанки», а эрл всегда отличался слабым здоровьем, но они сошли на берег в добром здравии. Впервые за четыре года лорд Карнарвон вновь находился на сухом воздухе, и, когда путешественники высадились в Александрии, их с Альминой окружила знакомая какофония звуков и суматоха. Однако и здесь произошли изменения. Конец войны породил новую разновидность национализма и независимости в египетском народе.
Они добрались до Каира, затем сели на поезд до Луксора, где их встретил Говард Картер. Картер и Карнарвон буквально сгорали от желания возобновить свою работу в Долине царей. Прошло пять отчаянно долгих лет с тех пор, как они раздобыли концессию для раскопок в этом месте, как раз перед началом войны. Они не были абсолютно уверены, исчерпаны ли там все возможности, как их частенько уверяли, но друзья не собирались отказываться от давно лелеемой мечты провести здесь по меньшей мере одни раскопки.
Альмина и Ева остановились в «Винтер палас отель», фактически закрытый в военные годы, но стремительно возрождавшийся, чтобы обеспечивать нужды возвращавшихся путешественников. Лорд Карнарвон проживал вместе с Картером в его домике, который был намного удобнее для проведения работ на площадке. Получившее прозвище «Замок Картера» строение было сложено девять лет назад из кирпича, привезенного лордом Карнарвоном из Англии. Его возвели в традиционной египетской манере, а над центральным двориком соорудили купол, чтобы хранить прохладу; жилище было оборудовано современными удобствами.
